На исходе шестой недели Дэвид Бертон сделал вторую зарубку – и в тот же самый день Клит Уикфорд проводила младшего сына в могилу. Снова пошли толки. Говаривали, потрясение ускорило ее собственную смерть, ибо никогда прежде мы не видели, чтобы недуг так стремительно унес жизнь. Еще утром она хоронила сына и с виду была вполне здорова, а к вечеру сама лежала в могиле, вся в багровых отметинах. В живых осталась только маленькая девочка, Мерри, чье имя казалось теперь жестокой шуткой. Она всегда была весела и добродушна, даже когда Уикфорды числились среди самых бедных семей в округе, и горько было видеть, как она потеряла всю родню. Хуже того, поскольку, кроме шахты, у Джорджа Уикфорда почти ничего не было, девочка осталась в ужасно стесненных обстоятельствах. Уикфорд был человек благоразумный, потому первую же прибыль от выработки он пустил на новые орудия, а также на хорошую еду и добротное платье для жены и детей, которые так долго были этого лишены. Однако настоящие богатства все еще крылись в недрах земли, и вскоре стало очевидно, что если никто не добудет от ее имени блюда руды, то Мерри все потеряет. День за днем я досаждала всем знакомым горнякам, уговаривая их сделать доброе дело ради сироты. Но даже лучшие из них считали, что обязаны стать на сторону Дэвида Бертона, своего собрата, а не ребенка из пришлой семьи иноверцев, чей отец не так уж давно вступил в ряды горняков. Недели шли, надежда на удачный исход таяла, и вот между девочкой и безрадостным будущим в работном доме стоял один последний день.
О чем я только думала, когда заговорила об этом с Элинор? Или, вернее, чему я удивлялась, услышав последовавшее предложение?
– Тебе знакомо горное дело, Анна. Мы вместе добудем для девочки блюдо руды.
Затея эта пришлась мне по душе еще меньше, чем просьба быть повитухой у Мэри Дэниел. Я боялась копей задолго до того, как они забрали моего Сэма. Я не создана для темных, склизких, затхлых нор. Я люблю то, что живет и растет на поверхности, и у меня нет никакой охоты исследовать полое нутро наших земель. Обыкновенно чужое ремесло вызывает у меня любопытство, однако я никогда не просила Сэма взять меня с собой в шахту. Возможно, он бы и не согласился. Хотя он ни в чем мне не отказывал, горняки – народ суеверный, и многие из них убеждены, что на каждой выработке живет эльф, готовый приревновать хозяина к жене и дочерям.
На лице Элинор появилось хорошо знакомое мне выражение. Трудно передать словами, какая твердость сквозила в ее тонких чертах. Я читала, что греки так искусно работали с мрамором, что он как будто дышал. Если верить книгам, камень в их творениях можно было принять за нежную плоть. Пытаясь представить нечто подобное, я всегда вспоминаю лицо Элинор в те мгновения, когда она готовилась настоять на своем. Как бы то ни было, теперь я знала, что мы отправимся на шахту Уикфордов, хочется мне того или нет.
Выдвинулись мы рано, ведь дорога была неблизкая. Я слышала, как Элинор сказала мистеру Момпельону, сидевшему в библиотеке, что мы идем за целебными травами. Когда она вышла от него, ее матовая кожа вся пылала. Она поймала мой взгляд, и рука ее взметнулась к порозовевшей шее.
– Мы, Анна, и впрямь возьмем мешочки и будем собирать травы, что встретятся нам по пути. – Было заметно, каких усилий ей стоит малейшее притворство, даже ради душевного покоя мужа. – Ты же знаешь, – добавила она, – если наш замысел раскроется, он настоит на том, чтобы сделать всю работу самому. Тут ему и наступит конец.
Сперва мы зашли к Мерри Уикфорд, чтобы посвятить ее в наши планы. Когда мы показались на узкой тропинке, ведущей к ее дому, девочка выскочила во двор, сияя от радости, и я сказала себе, до чего же странные настали времена, если такому маленькому ребенку дозволено жить одному, без присмотра. Я не раз думала, не лучше ли взять ее к себе, однако решила этого не делать. Какой бы одинокой и беспорядочной ни была ее жизнь в отдалении от деревни, для нее это было безопаснее, чем постоянное соседство с зачумленными.
Как ни странно, Мерри хорошо справлялась и одна. Здоровая и румяная, с ямочками на щеках и подбородке, она скакала вокруг нас, и ее темные кудряшки забавно подпрыгивали. На столе виднелись остатки завтрака – горшочек топленого сала, которое, судя по следам на скользкой белой глади, ели прямо руками, выпитое яйцо и надкусанная, как яблоко, луковица. Грубая пища, но питательная.
Когда мы прошли в дом с земляными полами, Мерри поспешила убрать со стола и учтиво пригласила нас присесть. Ее самообладание поражало, и я пожалела, что никогда не искала дружбы ее родителей. Должно быть, они были достойными людьми, раз сумели привить хорошие манеры столь маленькому ребенку.
Элинор занимали сходные мысли.
– Твоя матушка, Мерри, очень бы тобой гордилась, увидев, какая ты храбрая и как славно со всем управляешься.
– Вы находите? – сказала та, глядя на Элинор серьезными темными глазами. – Благодарю вас. Я верю, что матушка все еще приглядывает за мной – и батюшка, и братья тоже. Я нахожу в этом большое утешение, и мне не так одиноко. Благодарю вас, сударыни, что вспомнили обо мне в этот день, ибо мне нелегко пережить потерю шахты в одиночку.
– Быть может, ты еще ничего не потеряешь, – вырвалось у меня. Теперь я была рада, что Элинор убедила меня помочь девочке.
– Во всяком случае, – вставила Элинор, – мы на это надеемся.
Узнав, что мы здесь не просто так, а с намерением спасти шахту, Мерри пришла в совершенный восторг. Смелости ей было не занимать: она непременно хотела пойти с нами и внести свою лепту.
– Хорошо, Мерри, ты будешь помогать нам, как помогала родителям, – сказала я. – Наверху для тебя найдется много работы. Ты станешь принимать у нас руду, отделять ее от пустой породы и промывать, чтобы очистить от глины. Когда наберется блюдо, ты нас кликнешь. И смотри, чтобы блюдо было полное. Дэвид Бертон и так полагает себя хозяином «Огненного Дракона», уж он-то обяжет бергмейстера проследить, точно ли исполнен закон.
Мерри кивнула: размеры королевского блюда были ей хорошо знакомы. Элинор, ни разу его не видевшая, была озадачена. Я пояснила, что блюдо рассчитано на такое количество руды, какое может поднять в руках средний человек.
Мерри принялась взволнованно убеждать нас, что уже спускалась в шахту и будет нам хорошим проводником. Элинор готова была поддаться на уговоры, но я быстро отвела ее в сторонку. Одно дело – спускаться в забой с родителями, знающими там каждый камень, прошептала я, и совсем другое – блуждать в темноте с такими несведущими рудокопами, как мы. «Я желаю помочь девочке, Элинор, а не схоронить ее!» Элинор согласилась со мной и ласково сказала Мерри, что она нужна нам наверху, на случай, если что-то пойдет не так и к полудню мы не выберемся на поверхность. Тогда и только тогда, подчеркнула Элинор, она должна будет сбегать в пасторский дом и рассказать обо всем мистеру Момпельону.
После смерти Сэма я завернула его орудия в промасленную тряпицу и убрала подальше, намереваясь подарить их какому-нибудь нуждающемуся горняку. Уикфорды подошли бы как нельзя лучше, подумала я с щемящим сердцем, однако в ту пору, когда они нашли свою жилу, я была так поглощена собственными печалями, что напрочь забыла о лежавших без дела орудиях. Теперь же, разворачивая тряпицу, я ощутила их тяжесть. На память пришли большие, в шрамах, кулаки Сэма и твердые мускулы на его руках. Как же я управлюсь с этими инструментами? Окинув взглядом весь набор, я достала три главных орудия добытчика свинца: кирку, молот и клин.
