– Не надейся!
– Жаль. Но это и понятно. Я тоже не смог себя простить. – Серый монашек повернулся к Обадайе. – Ваше письмо будет доставлено в руки его Высокопреосвященства монсеньора Сфорана. Да прибудет с вами Господь.
– Да прибудет Он и с тобой, фра Маркус.
И коротышка ушёл. Просто ушёл из сада.
– Гедаш пожрёт твои потроха! Что это такое было?!
– Старый знакомый, Улва, – прохрипел слепец, стискивая эфесы.
– Что он тебе сделал?
Клинки подрагивали в обычно каменно-твёрдых руках.
– Отнял… глаза…
– Утихомирь бурю в сердце, Исварох, – попросил юноша. – Фра Маркус будет являться сюда и следить за мной с моего же позволения. Он очень интересный собеседник и хороший человек.
– Этот маленький выродок…
– Совершал на своём пути ошибки, как и все мы. Но в нём есть сила раскаяния и чистосердечного покаяния. Это благо. Впредь не чини ему преград, не грози сталью.
* * *
Лодовико Сфорана был вымотан долгой Литургией, голова гудела от молитв, благовонные дымы накрепко засели в носоглотке, но работа продолжалась. Рассылались приказы и указания, канцелярия получала непрерывный поток документов, сухое крепкое тело вышагивало по кабинету, голос диктовал секретарю. Среди всего этого непрекращающегося труда архидиакон Святого Престола улучал момент перечитать послание брата.
Они с Амадео уже много лет общались урывками, обменивались посланиями во время религиозных праздников, либо держали связь по дипломатической почте. И вот вдруг светлый князь Соломеи прислал весть, живописуя чудеса, явившиеся на его землю.
В свете последних событий, когда по столице разрастался чудесный сад, его слова обретали особый вес. Лодовико не склонялся к поспешности, вера его была крепка, но ещё и тяжела, так что архидиакон ждал. Возможно, именно этого:
– Монсеньор!
Секретарь вошёл в кабинет, держа в руке помятый листок бумаги.
– Слушаю тебя, Лусио.
– Послание от южных врат, монсеньор! К городу явился небольшой отряд всадников, над ними реют знамёна Священного Официума, судя по всему, во главе отряда сам фра Себастиан!
– Вот как? – Архидиакон аккуратно сложил братнино письмо и спрятал в стол. – Впустите их, но осторожно, дабы никто иной не проник в пределы столицы. Также пошли мой зов членам малой курии.
Вскоре, посреди ночи они собрались в зале Восьми Деяний. То было маленькое помещение, отделанное холодным белым камнем и украшенное ликами ангелов на стенах. Золотые подсвечники сверкали, дышали жаром три камина, однако, воздух казался морозным.
Мужей, явившихся на зов архидиакона, тоже было восьмеро, – «министры», важнейших структуры, главы конгрегаций. В отличие от полной Синрезарской курии, это небольшое собрание не имело официальной власти, однако, по сути, то, что будут думать восемь седых голов здесь, передастся и остальным. Серый шёлк переливался в отблесках свечных огоньков, темнели извилистые морщины, звучали тяжёлые от недосыпа вздохи, тихое бормотание.
Сфорана явился быстрой, плавной походкой, прямой и, судя по всему, чуждый усталости. Он приблизился к одному из кресел, но садиться не стал, замер подле спинки. Вопросительные взгляды никак не тревожили архидиакона, его внимание было приковано к дверям. Наконец до слуха прочих стал доноситься громкий тяжёлый лязг. Что-то раз за разом билось о драгоценные полы Апостольского дворца, и, постепенно, кардиналы стали понимать.
– Он вернулся, – прозвучал монсеньор Патрисхио хрипло.
– Так рано? Мы не ждали его раньше начала лета, – говорил монсеньор Жаклон.
Звук приблизился, он грохотал теперь за дверьми, пока створки не распахнулись и в залу Восьми Деяний не вступил человек. Некогда высокий, теперь, – согбенный годами, сухой как ветвь пустынного дерева, и с лицом, сокрытым под грязной тканью. Тело покрывал мешковатый серый хабит, каждое движение сопровождалось металлическим звоном, ибо под тканью прятались тяжёлые вериги; человек сделал шаг и громыхнул оземь посохом. То был непростой посох, а сам Глецимакс, символ мощи Господней. Священный артефакт был покрыт драгоценными металлами, неимоверно тяжёл, и обладал огромным набалдашником в виде распахнутой книги. Каждый раз, поднимая и опуская Глецимакс, его носитель прилагал огромное усилие, и было непонятно, кто существует для поддержания другого, – посох для человека, или человек для посоха.
– Наступили Последние Времена! – провозгласил ночной гость.
– С возвращением, фра Себастиан, мы рады вновь тебя видеть, – ответил архидиакон, – приди сюда и сядь, дай отдых натруженным членам.
Грязный с дороги, тот загрохотал по зале, слепо водя головой из стороны в сторону.
Добрый брат Себастьян, генеральный магистр Ордена святого апостола Петра, Великий Инвестигатор, Пёс Псов Господних; Божий Обвинитель, обладающий правом вести расследование над любым человеком, кроме самого Папы.
Приблизившись, он повернул голову к архидиакону и тот, молча сел в кресло сам. Потянулись минуты тишины, когда никто не мог сказать слова. Брат Себастьян стоял над Лодовико Сфорана, хриплое дыхание колыхало ткань, скрывавшую лицо.
– Монсеньоры, – наконец заговорил петрианец, – я покинул войска, вверенные мне вашей мудростью, и поспешил в Синрезар, как только ангел принёс весть.
Слова об ангеле из уст кого-то другого вызвали бы много сомнений, но этого человека почитали живым святым, а потому князья Церкви слушали.
– Многое было доверено мне, слишком многое, но воля Небес ясна и вот, я перед вами.
– Твоё присутствие в столь сложное время обнадёживает, фра Себастиан, – кардинал Сфорана взял слово за всех присутствовавших, – открой нам истину, что поведал гонец свыше.
– Мы говорили о многом, юный Лодовико, – ответил старик, – даже о тебе, даже о твоём благородном брате, даже о весточке, что он прислал.
Кардинал выглядел отстранённым и спокойным, никак не являя свои чувства, если они вообще были.
– Но об этом позже, когда я помолюсь над телом покойного Папы. Там и передохну.
Никто не ожидал от монаха таких слов.
– Прежде всего, монсеньоры, – продолжал Великий Инвестигатор, покачиваясь с Глецимаксом в тощих руках, – о том, за чем я отправился на юг.
Все они знали, зачем в середине весны брат Себастьян возглавил семитысячную армию. Не полководец и даже не солдат, он откликнулся на панический зов о помощи, брошенный верховным инвестигатором Димориса. «Королевство гниёт изнутри, нашествие чудовищ и недород, – лишь видимые последствия…» – гласило послание.
Гренадиры папской армии, полки Церковного Караула, боевые монахи-иоанниты, лучшие проповедники и сыщики Инвестигации выступили на юго-запад под парусами огромного речного флота. Какое-то время Святой Престол не получал важных вестей, лишь следил за перемещением и объединением посланных сил с армией короля Божемира Зеликовича. А потом юг Димориса воспылал.
