По мановению руки Геднгейда зеркало легло горизонтально и заняло место между ним и Майроном. Из мутной поверхности как из воды «всплыла» книга, очень большой том, забранный в необычный оклад. Зеленовато-голубой камень, изрезанный бессмысленными иероглифами; центр оклада занимала уродливая чешуйчатая пасть, обнажившая множество острых зубов.
– Это я достал на дне океана, из пасти самого Великого Нага
[11]. Тот, что хранишь ты, Шивариус Многогранник забрал у племён зуланов. Покажешь его?
Это было опасно. Просто потому, что Майрон не смог бы защитить свою книгу от Геднгейда. Отрицать же, что он принёс реликвию с собой, было глупо.
– Лаухальганда.
Спутник проснулся во внутреннем кармане плаща, полез наружу, обретая объём и ударился о световой мост с задорным «бом-м-м».
– Книгу, пожалуйста.
– Мря!
Широкий рот открылся, прозвучал звук, схожий с отрыжкой, и на зеркало легла другая книга, желтовато-белая, как из слоновой кости. Размерами тома были одинаковы, но оклад второго покрывала искуснейшая резьба: сложные узоры, похожие на муравьиный лабиринт, множество магических знаков, знакомых и не очень, а в центр уместился символ, который сложно было не узнать – два ромба, маленький внутри большого, Око Неба. Именно так одноглазые варвары зуланы изображали символ своего бога. Обе книги пронизывали потоки магии.
– Можно? – Майрон получил благосклонный кивок.
Зелёная книга открылась ему, показав ровно то, что седовласый тысячи раз видел на страницах белого тома. Тонкие до прозрачности пергаментные листы покрывали строки из тысяч синих знаков. Совершенно бессмысленные, непонятные, все они были написаны рукой Мага Магов, первого правителя объединённого мира, Джассара Ансафаруса. Прикосновение к делу рук его до сих пор вызывало благоговение.
– Впервые за долгие тысячи лет два черновика оказались в одном помещении, – сказал Гед Геднгейд.
– Теперь, наверное, я должен показать Шкатулку Откровений?
– Не стоит. Я точно знаю, что она может дать: стишок с намёком на смысл. О да, Майрон Синда, моя книга давно побывала внутри дешифратора, твоя, полагаю, тоже.
Великий маг прочёл нараспев:
В тот заветный день и час пробудится колосс,
Когда избранный решать ответит на вопрос.
В глубине сердечных мук обрящет он ответ,
Либо правду породит рассудка чистый свет.
Можно разумом объять саму вопроса суть,
По стопам Непостижимых лишь осилив путь.
В вековечной тьме глубин к корням припала тварь,
Предвкушая чревом кровь, что льется на алтарь.
Дабы стражей подчинить и отворить проход,
За ключами отправляйся в мудрости оплот.
Без ключей заветных в путь идти причины нет.
Заплутавший в сих слогах забудет солнца свет.
Мироздание накроет тьмы всевечной длань,
Кровью дщерей и сынов ты ей заплатишь дань,
Боле к сахарным устам устами не прильнуть,
Коль указывать для мира ты берешься путь…
– Этот фрагмент Шкатулка извлекла из моей книги. А из твоей, Майрон Синда?
– Тот же самый, – ответил седовласый, не скрывая разочарования.
– Как жалко. Было бы хорошо, окажись в каждом черновике неповторимый фрагмент, который дополнял бы иные. Я тоже надеялся на это до момента сего. Увы нам.
– Сколько их ещё есть? – У Майрону во рту пересохло, он говорил с трудом.
– Всего черновиков семь, и я даже знаю где находится ещё один, красный, однако, он недоступен.
– Почему?
– Потому что сначала следует отыскать шесть предыдущих. Синий и белый перед нами, но есть ещё зелёный, чёрный, серый и жёлтый. Получивший их, получит и красный, но эти четыре так и остались для меня загадкой.
– Шивариус говорил, что у него есть мысли, где искать их, но со мной не поделился, – вспомнил Майрон вдруг. – Всё это похоже на какую-то игру.
– Ты заметил, Майрон Синда? Действительно. Джассар написал семь книг, спрятал их и позволил нам искать. Это не то, что сделал бы мудрейший мудрец всех времён. Это проделки ребёнка, озорного и непосредственного. Душу бы отдал, чтобы узнать, что творилось в его голове.
– Для нас он всё ещё непостижим. Вы тоже не знаете его замыслов.
– Я знаю только то, что мне говорят Плащеносцы, а им веры нет. Предвосхищаю твой следующий вопрос: ты знаком с одним из них, он вернул тебя к жизни, не так ли?
Ответа не требовалось.
– Они оба придут на совет магов, Синий и Красный. Уверен, ты не знал о существовании второго, но знал твой заклятый враг. Потому что именно Красный вернул Шивариуса к жизни, когда тот умер в первый раз.
– Чтобы он искал Ответ на Вопрос.
– Истинно.
– Получается, мы были лошадьми на бегах, а эти два… человека? Демона?
Геднгейд хранил молчание.
– Эти две сущности были нашими хозяевами.
– Пока одна лошадь не забила насмерть другую. Таким образом вот тебе ещё одна причина обрести терпение. Скоро они все будут здесь, и ты получишь свои ответы.
– Значит, придётся подождать, – мрачно выдохнул Майрон сквозь зубы.
– Нам пора. Забирать том или оставлять, решай сам.
Гость посмотрел на две великие книги, не желавшие открывать свои тайны; на великое тёмное ничто вокруг, хранившее тысячи секретов.
– Я слишком к ней привязался.
Синий черновик ушёл под матовую поверхность зеркала, белый вернулся в пасть Лаухальганды, где находилось целое потайное измерение.
– Что ж, Майрон Синда, отныне ты мой полноправный гость, – сказал Гед Геднгейд, когда сфера вновь оказалась над его теменем и оба вернулись в тридцатигранный зал. – Располагайся и отдыхай, все мои возможности к твоим услугам.
* * *
Покои, куда поселили Райлу Балекас были достойны монаршей особы. Она имела об этом полное представление, ибо долго служила телохранителем короля Радована Карапсуа, жила под его крышей среди роскоши.
В отдельном домике было несколько просторных комнат: спальня, гостиная, столовая, тренировочный зал и уборная с ванной. Всюду красовались искусные фрески и гобелены, золочённые барельефы, картины в помпезных рамах, гномье стекло, ворсистые ковры, парча, шёлк и кружево. Всё это находилось в полушаге от грани безвкусицы, но не переступало её.
Удивляли разные волшебные мелочи, например, свет, – стоило коснуться небольшой выпуклости возле входа в комнату, как на люстре зажигались кристаллы; золотые краны в ванной лили чистейшую воду любой температуры, и даже с добавлением разных травяных ароматов; одежда, оставленная в шкафу, по изъятии была чистой, без лишних складок и пахла полевыми цветами, даже если прошёл один удар сердца.
