– Ха! И всё зря! Зачем строить на века, если всё равно…
– Гроганцы считали свою империю вечной. Они подумать не могли, что когда-то ей придёт конец.
– Доходимцы, – злорадно оскалилась орийка. – Их уже нет, а мы ещё здесь. Мы, – дочери Оры!
– Не поспоришь.
Вместе они обошли не одно помещения, видели запустение в кладовых, в больших залах, везде. Преодолев очередную лестницу, двое поднялись в овальную залу, чью крышу поддерживали многочисленные колонны. Половину стен занимал хорошо сохранившийся каменный горельеф; в другой зияли ростовые окна, выходившие на прибрежные скалы. Они прошли бы дальше, как проходили другие помещения, если бы не особенность, на которую указала дева-воительница.
– Погляди-ка…
Под окнами, сквозь которые проникало солнце, прямо на полу лежал человеческий скелет. На нём остались следы древнего доспеха, какие-то заклёпки и позолоченная проволока, а под ним виднелся плащ, каким-то чудом не истлевший за время. При жизни этот человек обладал завидным ростом и шириной плеч; массивные ладони лежали на грудной клетке, пальцы обхватывали эфес меча.
Улва подошла к останкам и принялась разглядывать его.
– Какой красивый… ни единого изъяна!
Оби приблизился тоже, оглядел старые кости и клинок: длинный, прямой, обоюдоострый, сверкающий посреди вековечного сора. Его перекрестье казалось золотым и было выполнено в виде пары драконьих голов, расходящихся в стороны. Глаза драконов сверкали жёлтыми бриллиантами, а в середине находился третий бриллиант, также жёлтый, но крупный, с тёмным инклюзом, напоминающим кошачий зрачок. Ножен не было видно.
– Не стоит, – сказал Обадайя, когда Улва потянулась к оружию. – Он пришёл сюда, чтобы умереть в этом месте, лёг и упокоился. Не нарушай его последнюю волю.
– А то что?
– Я расстроюсь.
Она скорчила издевательскую гримасу, но меча не тронула.
Юный волшебник приблизился к горельефу. Время хорошо поработало над каменными фигурами, смазало очертания, но сюжет был хрестоматийным для прошлой эпохи. Фигура с копьём и короной, парящей над головой, – Сарос Гроган; силуэты с длинными шеями, крыльями и хвостами за его спиной, – драконы; а многие иные, корчащиеся в противоположной части горельефа, – волшебники, проклятое семя, те, кто едва не разрушил Валемар до основания своей алчбой.
Улве было скучно, оно шаркала по зале, перекладывала топор с плеча на плечо, искоса поглядывала на юношу.
– Если нельзя забрать единственное сокровище, то и делать здесь больше нечего, – проворчала она, – не осматривать же эту громадину целиком, верно? Эй? Верно? Оби?
Юноша стоял с прикрытыми глазами, вороные брови сошлись на переносице, всё тело напряглось, он чувствовал приближение…
– Зачем так спешить? – раздалось за их спинами.
Северянка развернулась тот же час, волшебник обернулся неспешно, уже зная, что увидит: всякий сор, грязь, всё, что нанёс ветер через окна, поднималось вихрем в середине помещения. Из этого лепилась высокая и широкоплечая фигура, она обрела чёткий абрис и покрылась тёмными одеждами. Князь Пекла Агларемнон явился, облачённый в хитон и гиматий, его лицо казалось прекрасным, но верх черепа зиял краями оплавленного стекла, изнутри било синее пламя. Глаза были закрыты.
– Улва, не надо…
Но орийка уже бросилась в бой очертя голову. Лезвие топора свистнуло, метя гиганту в бок, оказалось в хватке чёрных, словно обугленных пальцев. Не успело сердце ударить раз, как сталь распалась ржой, а по рукояти поползла гниль. Павший ангел ухмыльнулся. Взрычав, Улва отпустила топорище и обнажила короткий меч.
– Ты не очень умная, правда? – Агларемнон улыбнулся широко и открыто. – Отец не зря называет тебя Куницей.
Он не смог бы придумать ничего лучше, если хотел вызвать в ней бешенство. Но напасть повторно воительница не успела, – замерла как статуя.
– Отпусти её!
– Тише, тише, мой милый избранник, этой жалкой язычнице ничто не грозит. Вообще-то, я о ней забочусь. Пусть постоит, послушает…
– Именем…
– НЕТ, – голос Агларемнона прокатился по всему Гнездовью, достиг даже самого глубокого подземелья и спугнул стаи чаек, гнездившихся на скалах, – нет. Я в своём праве.
Юноша сделался суровым, поистине суровым и грозным, будто не проливал слёз над тяжёлой долей совсем недавно. В его глазах сверкала божественная искра, а слова приобретали небывалый вес:
– Опять хочешь искушать меня?
– «Хочу»? Я не делаю ничего по своей воле. Да и что за искус ты нашёл в моих благих пожеланиях?
Огромная чёрная фигура с пылающей головой надвигалась. Князь Пекла не шёл, он скользил, полы хитона тонули в клубах пыли.
– Счастливая жизнь в любимом доме, служение другим людям, покой и чистота духа. Разве это искус? Повернись назад, не губи себя.
– Изыди! – твёрдо приказал Обадайя.
– Ах… – широкие плечи опустились, падший ангел поник. – Я сделал всё, что мог, но мотылька, летящего на огонь, не переубедить, верно?
Искры в глазах юноши стали ярче, они сулили угрозу… нет, кару.
– Что ж.
Улва отмерла и упала на четвереньки, её тут же стошнило.
– Прости за топор, язычница, – сказал падший, пряча руки за спину, – но не расстраивайся, возьми меч, ибо ты имеешь на него право. Этот мертвец – твой дальний предок по мужской линии. И плащаницу тоже возьми, она нетленная. Там, куда ты отправишься, эти вещи пригодятся.
Фигура исчезла, распался столб грязи; Оби поспешил к девушке. Он возложил на неё ладони и прочитал молитву. Присутствие демонической сущности такого порядка могло убивать само по себе, а выжившие были обречены страдать от последствий до конца своих жизней. Он очистил Улву, отошёл и стряхнул с рук остатки духовной скверны.
– Сейчас полегчает, дыши глубже. Вот фляжка, спокойно.
– Кто… был… этот… олений…
– Очень сильный злой дух, – постарался объяснить юноша. – Когда-то он был «человеком с крыльями», как ты говоришь, но предал Господа и пал в Пекло. Уже второй раз пытается совратить меня с пути истинного. Вот так, мелкими глотками.
Она поднялась не без помощи, пошатывалась сначала, но силы быстро возвращались.
– Пора уходить, мы действительно потеряли время.
Улва огляделась, увидела блеск металла.
– Он сломал мой топор, сучий потрох… можно?
Пожалуй, впервые она смотрела на него не с раздражением или снисхождением, не со скрытой жалостью, а с уважением. Орийка бросилась в бой прежде чем успела испугаться, так у неё было заведено, однако, лишившись власти над собственным телом, прочувствовала всю глубину неестественного, всепожирающего ужаса, исходившего от «огненноглавого». А Оби… он не испугался ничуть, наоборот, заставил бояться себя. Улва поняла, что очень многого ещё не понимала в нём.
