– Я слышал, что ты пришёл в Академию с нижайшей просьбой, хотел пройти через полную мутацию организма, чтобы стать как маги древнего мира, улучшить себя. Управители не дали тебе шанса, просто выгнали, старые жадные твари.
Два десятка Снежинок-Лезвий наполнили воздух морозным скрипом и свистом, но Майрон Синда протанцевал между ними, разрубив некоторые огненным клинком.
– Говорят, что тогда ты решил попробовать самостоятельно. Игра с генами взрослого мага, – затея рисковая. Но посмотри-ка на себя, ты выжил!
Против собственной воли Лхабеким пробудил плетение Топор Шааба, он едва не метнул сверх разрушительное заклинание, но самообладание ещё не совсем испарилось. Ахогов глупец Синда не понимал насколько тонка грань между спокойным и безумствующим Лхабекимом.
– И что же, получилось? Ты стал сильнее?
– Во всех отношениях, – прорычал тёмный маг.
В его астральном теле колыхался океан живой гурханы, многие десятки заклинаний ждали пробуждения в черепе и жезле. Лхабеким обладал такой разрушительной мощью, что смог бы на равных посостязаться с лучшими боевыми магами западного мира.
– Но результат оказался не вполне… удовлетворительным, а? Получить такую рожу… я лучше помер бы. Наверное, и ты так подумал, когда увидел себя в зеркале. Иначе откуда взялась бы вся эта ненависть, вся злоба, с которой ты стал охотиться на магов Академии?
– Я оторву тебе руки и ноги, – пообещал тёмный, – раны прижгу и буду носить на спине. Кожа у меня там очень твёрдая, в шипах, она сотрёт твою плоть до костей, но умереть я тебе не дам.
– Смотрите, кто разговорился! – Улыбка Майрона Синды вызвала в Лхабекиме приступ бешенства, короткий, но сильный. – А знаешь, что? Я ведь тоже из них, из ривов. Я родился в Ривене, был найден в пятилетнем возрасте, принят на обучение и подвергнут полной процедуре мутации. Я пережил её и стал тем, кем ты мог только мечтать. И посмотри на нас! Сейчас мой Дар уже отмер, но мутировавшее тело всё ещё живо, и ты даже не можешь задеть меня, страшилище. Ущербный, жалкий, омерзительный, тошнотворный, дегенерат. Родился ничтожеством и ничтожеством подохнешь. Посредственность.
Воздух заволновался от заклинаний, пробудившихся в мгновение ока; Астрал вокруг Лхабекима Чудовища застонал от жара.
– Следующего восхода не увидишь, выродок…
Синда улыбнулся напоследок и бросился по переходам башни, а за ним разверзалось Пекло.
///
Грандье Сезир бежала, невзирая на тяжёлую ношу. На одном её плече тряслось бесчувственное тело Райлы Балекас, а на другом хрипел старый Грифель.
– Держись, серый, держись, – цедила женщина-эльф.
– Мря!
Рядом катилось нечто, которое бастард всё время таскал за собой. Он отослал это существо вместе с остальной группой, пообещав, что оно будет полезным. Однако же пока Грандье надеялась хотя бы не наступить на ушастый мячик.
Райла стала приходить в себя, застонала, забрыкалась и женщине-эльфу пришлось остановиться. Держась за голову, охотница привалилась к стене, отцепила ремешок шлема, с лязгом бросила его на пол. В затуманенных болью глазах поселилось непонимание, пока, наконец…
– Где Майрон?
– Прикрывает наш отход.
– И ты оставила его?!
– Не то чтобы он интересовался моим мнением…
Райла сильнее сдавила череп, в глазах отразился ужас.
– Сука! Как же так?!
– Сукой можешь звать свою мамашу, раз она тебя так воспитала, – холодно ответила Грандье, – и не в моих силах командовать бастардом, он сам себе хозяин. Когда мы упали, ты знатно приложилась головой, и он попросил, чтобы я забрала тебя.
– А если он там сейчас… Господи!
– А если и так? – оскалилась Грандье совсем немилосердно. – Что ты могла бы с этим поделать, окажись рядом, обуза? Ты ведь просто кусок хрупкой плоти, к которому он испытывает болезненную привязанность, лишняя мишень для его врагов, уязвимое место, слабый тыл. Что ты можешь, кроме как висеть на нём?
Оскорбления рвались из Райлы, но ни одно из них не могло вразумительно опровергнуть слова эльфки, а потому охотница насмерть сцепила зубы.
– Он не любит тебя.
– Грандье, – прохрипел Хранитель Истории, – прекрати…
– Это называется «комплексом вины», – словечко из далёкого прошлого. Бастард не любит тебя, но чувствует вину за твои приключения в застенках семейства Мератов. Он будет носиться с тобой, тщась уберечь и не в силах прогнать, пока ты не сдохнешь, возможно, утянув его следом за собой. Вот и всё, Райла Балекас, таков предел твоих надежд, поломанная ты кукла.
– Жестокость всегда возвращается, – сказал старик, – будь милосердна.
– Хочешь такой судьбы? – спросила Грандье, не обращая на него внимания.
В отдалении громыхнуло, вся башня задрожала, их ушей достиг рокочущий рёв. Райла тоже содрогнулась, хотела броситься назад, но пронзительный крик ударил в спину кнутом:
– Обуза!
Она встала.
– Он не нуждается в тебе и твоей хилой помощи, – молвила эльфка, помогая Хранителю, – но если хочешь это изменить, ступай за мной.
Грандье легко забросила Жар-Куула на закорки и побежала. Она не сомневалась, что человеческая женщина устремится следом. Хорошо, что она небезнадёжна, в отличие от большинства смертных. Если карты лягут нужным образом, то что-нибудь дельное получится.
///
Магистр Антин следил за тем, как вспыхивали мощные разряды гурханы, слышал голос Астрала, видел вспышки энергии сквозь каменные стены башни. Внутри началась полномасштабная магическая война.
– Он вышел из-под контроля!
– Не беспокойтесь, – посоветовал Данзен Прекрасный, – видимо, сцепился с достойным соперником. Думаю, это Грандье Сезир. Старшие офицеры Безумной Галантереи все как на подбор дивно могучи. Стало быть, вот этот пузырь астрального вакуума, – Хранитель Истории. Чар Антин, пошлите внутрь башни одну боевую звезду. Надеюсь, ваши подчинённые умеют сражаться с холлофарами?
– Не оскорбляйте нашу честь, – процедил боевой маг, – мы обучены сражаться с любым врагом.
– Отрадно слышать. Но пусть они будут осторожны. Нам ведь не нужны лишние жертвы?
///
Майрон нёсся по бесконечным галереям и анфиладам, уходя от ударов смертоносной магии. Заклинания ревели и визжали, проносясь мимо, жар и холод опаляли кожу, ели глаза кислотные пары, звуковые удары вспарывали камень. И всё мимо.
Дыхание Третье, Полёт Йуки, наделяло скоростью и ловкостью, превосходившими все мыслимые пределы. Те, кто практиковал его, пренебрегали бронёй и, чаще всего, полагались в бою на лёгкое копьё. У Майрона копья не было, а на плечах лежали тяжёлые доспехи, но он всё равно нёсся как обезумевший стриж. Вдвойне трудно было оттого, что на медитацию не оставалось времени, он воспроизводил дыхание в спешке, удерживал нужный ритм через силу, и всё могло оборваться в любой миг.
