***
Кевин сжал ладонь в кулак, которая зачерпнула лишь воздух, не встретив никакой невидимой преграды, после чего он, распахнув глаза, все так же не обнаружил Гвен, которая должна была лететь вместе с ним на его выступление на торжественном мероприятии на центральном стадионе острова Утконоса.
Откинувшись в кресле, Кевин почувствовал себя полным идиотом, наивно считающим всё это время, что он смог бы скрывать существование Элен втайне от своей невесты, однако вот к чему всё это привело – теперь у него не было никого буквально. Хотя еще какой-то час назад у него был целый мир, разделенный надвое, и эти части идеально дополняли друг друга в его сердце, и, как бы мерзко ему самому не было это осознавать, существование только одной из этих частей по определению бы не смогло быть настолько же целостным, как обладание душами и телами обеих девушек. И да, вполне возможно, что на некоторых островах культурологическое воспитанные мужей в рамках своих верований и мифов вполне могло допустить во всех смыслах одобренное сосуществование более десятка единовременных партнеров, но даже для самого Кевина подобное мировоззрение представлялось некой экзотической дикостью, но не более, и уж, тем более, не моделью поведения для современного человека, поскольку сам он сгорал каждый раз от ревности, допуская хотя бы мельчайшую мысль о том, что кто-либо мог быть у Элен или, не приведи Богиня, у Гвен. Но хотя, возможно, именно такие вот пораженческие соотнесения и проецирования переживаний других на себя самого и сыграли не последнюю психологическую роль в той ситуации, что сложилась сейчас, оставив горе-любовника на обочине всей жизни, в которой теперь уже вряд ли будет присутствовать хотя бы одна частичка его прошлой жизни, что периодически казалась слегка тревожной, но оттого не менее восторженной и увлекательной. Достав в очередной раз коммуникатор и посмотрев на отсутствие признаков жизни сети, Кевин продолжил вполголоса ругаться, но не на порядки авиакомпании, а на свою собственную трусость, что пряталась за «правилами», которые он не мог нарушить во время взлета. Ведь если бы он действительно хотел, то мог бы вновь и вновь набирать их номера, несмотря ни на что, оставшись в аэропорту и трезво оценив сложившуюся ситуацию. Но, нарушить тот самый «порядок», по которому он должен был лететь, он попросту не мог, да и, если честно, просто боялся оставаться в своем городе в одиночестве, сейчас существуя лишь в просвете безумной надежды, которая шептала ему, что каким-то неведомым образом, без его непосредственного участия, его город может прожить какое-то время, а вот то место, куда он направляется, сможет каким-то образом обновить его существо и, даже возможно, что по возращению Кевин сможет восстановить утраченную им повседневную жизнь. Однако, это была лишь очередная отвлекающая мысль, в которой он хотел утопить свои проблемы, хотя бы на время, но которая не могла ничего сделать сама без его воли. Это было похоже на то, как он раньше точно так же сам сваливал негативные аспекты своего опыта от обеих сторон поочередно на плечи то одной, то другой девушки. От данной беспочвенной и безрезультатной по сути рефлексии его оторвали объявления по громкой связи, оповещающие о начале полета и остальных данных, касающихся направления путешествия и точки назначения. Вместе с ревом двигателей Кевин закрыл глаза и вновь ощутил внутреннюю вибрацию, которая казалась даже сильнее рева двигателей.
***
Она заставила Викторию вновь распахнуть глаза. Ничего нового, однако, ее не ждало, так как вновь перед ней предстало лишь пустое кресло, которое, тем не менее, казалось было наполнено присутствием невидимого человека или существа, которое точно было там всё то время, пока девушка находилась в аэробусе. Даже, несмотря на ее рациональный ум, это показалось неким зловещим знаком. При этом, Виктория уже успела подумать об оставлении этого рейса, однако она не смогла сделать этого, даже не из-за обязанностей, что налагала на нее профессия, но из-за парадоксально необычного притяжения, которое она испытывала по отношению ко всему тому же фантому, который стал понемногу таять вместе с набирающим скорость гигантским лайнером, что заставил девушку, слегка вжавшись в сидение, начать молиться Богине, чтобы вся эта странная ситуация не оказалось предзнаменованием катастрофы, которая могла, вероятнее всего, случиться на самом взлете. И вот, когда очередная вибрация волной прошлась по ее телу, она ощутила, как тело ее оказалось недоступно гравитации, и все ее переживания исчезли вместе с самой планетой, оставшись где-то там – на поверхности голубой планеты, которая буквально через пару минут после взлета исчезла за облаками, которые освещало красное утреннее солнце, превращающее пористую вату в бескрайний лилово-оранжевый океан, по которому плыло судно вечного путешественника.
28.
Наблюдатель плыл по огненно-красному океану, что вырывался из-за прорезей жалюзи, и что падал бесконечным водопадом на ноги Богини, на которых покоился и сам путешественник, свободный от всего, но в то же время полностью интегрированный в поле внимания своей спутницы, которая и была для него всем.
– С возвращением, – улыбнувшись, обратилась Богиня.
– Спасибо, – расплылся в блаженной улыбке путешественник, который, не заметив, как вдруг после долгих лет своих приключений наконец-то достиг цели своего назначения, о которой изначально даже и не помышлял, смутно вообще представляя, что его ждет впереди. Но вот, нежданно-негаданно этот момент настал, и он застал путника в самую удивительную пору, время, когда казалось, что и не может быть в принципе места или времени, при которых он будет счастливым и найдет то, что успокоит его сердце. Однако, оно было тут, в этот самый момент, в этом самом месте, то сокровище, что расцвело в его сердце, являя собой одновременно и глубочайшую тайну, и лежащую при этом на самой поверхности отгадку всей жизни.
– Но за что?
– Наверное… – подумал про себя путник, – за всё…
– За что спасибо-то? – рассмеялась девушка.
Грегори мгновенно попытался хоть немножко сконцентрироваться и попытаться отличить свои собственные фантазии и мысли от тех плотных звуков и явлений, что врывались в его слегка ощетинившееся физическое проявление.
– За всё, – все же продекларировал вслух Грегори.
– Это вообще-то можно расценить как неприкрытое оскорбление, – с умышленно наигранным укором улыбнулась Богиня, продолжая как будто бы невзначай гладить писателя по голове.
– Почему это? – сомкнув глаза от приятного ощущения, источником которого были поступательные движения, что ласкали кожу его головы, улыбнулся Грегори.
– Я могу подумать, что ты так расплачиваешься со мной за некоторые услуги, просто вместо денег используя куда менее весомые средства благодарности.
– За что же мне?.. Что ты имеешь ввиду?
– За секс или разговор, или за что-то еще, додумай уж тут сам, дорогой.
– Да, ты права, – приоткрыл один глаз Грегори, – это было как-то слишком уж…
– Глупо?
Грегори утвердительно кивнул головой, стараясь сделать так, чтобы этот жест ненароком не спугнул мягкие пальцы, что буквально растапливали его черепушку.
