– И долго ты будешь так валяться? – переведя руку с сердца на макушку путешественника, улыбнулся учитель.
– Нет, это точно конец, он меня даже не понимает, – с ужасом успел подумать монах, дрожа всем телом, отсчитывая секунды отведенного ему времени жизни, он парализовал мое сердце и скоро этого ждет и мой разум! И когда это случится, когда это случится…
***
– Долго еще будешь тут валяться? – улыбнулась Богиня, проведя рукой по макушке своего возлюбленного, который, улыбнувшись, с прищуром посмотрел на ее стройный стан одним глазком.
– Сколько захочу, – откинувшись на спину, проговорил путешественник, ощущая, как тысячи солнц, что блуждали по бесконечному саду, где он играл со своей супругой, согревали его лицо.
– А ты хотела предложить мне какое-то еще одно развлечение?
– Если ты не будешь против, – игриво улыбнулась Богиня, прислонившись к мужу всем своим телом, и, будто бы затрясшись от страха, который лишь развеселил великого Владыку и заставил его громко рассмеяться. Из смеха его выродились орды демонов, многомерных сущностей, которые, подобно рою пчел, набросились на его возлюбленную, которая своими дикими воплями ужаса кое-как скрывала свой смех.
– Ну, так и быть, – встав на ноги, вскинул вверх свою руку творец, в которой уже возникло копье, разделившееся у своего острия на три пики, что могли в мгновение ока уничтожить мельтешащих демонов. Этот жест, однако, показался владельцу трезубца слишком скучным и, более того –неблагородным, поэтому Творец уменьшился в миллионы тысяч раз, наделив время и пространство своими собственными качествами, где все прежние заслуги Бога исчезли, а сам он оказался в безумном лабиринте мира собственной фантазии, где он, стоя уже, не возвышался над всем сущим, но, напротив, был на голову ниже самых низких своих воплощений, и, расставив в стороны руки, тем не менее, тем же тоном, не требующим отлагательств, приказывал всему миру:
– Остановитесь!
56.
– Остановитесь!
– Э? А ты еще что за пизда? – сплюнув прямо ей под ноги, угрожающе навис над маленькой девушкой солдат.
– Я – аккредитованный журналист и репортер острова Сердца, и я здесь с официальным визитом по приглашению… – начала тараторить девушка, однако солдат слушал не ее, а очень четкий приказ, который прямо в это мгновение плыл по волнам эфира через наушник прямиком в его мозг, и уже через десяток секунд после полного озвучения команды, он дал условный сигнал, после чего сослуживцы растворились на безлюдных улицах также внезапно, как и появились.
Всё еще дрожа всем своим телом и чувствуя, что сердце вот-вот вылетит из груди, девушка кинулась к валяющемуся в своей собственной крови молодому человеку, коснувшись которого, она чуть сама не упала рядом с ним из-за ошеломительного ощущения, невероятного физического притяжения по отношению к нему, и даже за тысячами ароматов этого чужого города она без труда узнала уникальный аромат своего собственного тела, запах, который она так явственно не ощущала очень и очень давно, и который на сей раз исходил отнюдь не от нее самой.
– Ты в порядке? – отчаянно спросила она, избавившись от наваждения, после чего, на звук ее голоса, окровавленная жертва армейцев медленно подняла свою голову. Первое, что бросилось в глаза спасительнице, у совершенно незнакомого человека, попавшего в столь опасную ситуацию, было не разбитое в кровь лицо, которое полностью завладело бы вниманием стороннего наблюдателя, но ясные глаза, которые как будто были отражением ее собственных, и в которых она полностью растворилась, потеряв счет самому времени, желая в бесконечном сейчас навсегда остаться с ним на этой самой улочке незнакомого города, которая моментально из агрессивной территории убийц-палачей стала самой родной во всей вселенной.
Кевин же пока был не слишком настроен на то, чтобы сразу же признать родственную душу, но категорически старался в этот самый момент совладать с нервными окончаниями, которые постепенно начинали давать о себе знать в виде очагов боли, которые то вспыхивали, то утихали на поверхности тела, как будто бы не эти солдаты, но некая невидимая сила прямо сейчас начала истязать по какой-то непонятной причине тело гостя миролюбивого острова Святого Утконоса.
– Ладно, ладно, вижу, что нет, – пытаясь сделать вид, что может хоть как-то оказать первую помощь, металась Виктория вокруг пострадавшего, проклиная себя за то, что, несмотря на годы совместного проживания с первоклассным нейрохирургом, она была даже не в состоянии оказать первую помощь, – сейчас, сейчас, мне оставили номер для чрезвычайных ситуаций в редакции, я сейчас…
– Нет, нет!.. – прежде, чем Виктория успела совершить звонок, пролепетал Кевин, понимая, что, если сейчас загремит в больницу, то уже наверняка не сможет выступить, а этого он себе позволить никак не мог. И даже если его тело сейчас смертельно повреждено, он обязан сгруппироваться, мобилизовать все свои ресурсы, умирать ему еще рано, нужно отыграть полный сет, и уже после этого – будь что будет… – не стоит, я в порядке.
– Совсем сдурел что ли? – к своему собственному удивлению вспылила Виктория, – ты посмотри на себя! Да на тебе места живого нет!.. Нет, у тебя просто шок, я сейчас, потерпи, пожалуйста…
Тут Кевин, ощутив, что несмотря на то мучительное напряжение, которое отчасти парализовало его тело и конечности, он просто обязан показать, что еще может быть хозяином своего собственного организма.
– Прошу, – глядя прямо в глаза Виктории, и всё еще держа ее за руку, Кевин смог, приподнявшись, приблизиться к лицу Виктории, которая, слегка обомлев от такого напора сама, не отобразив, как отменила звонок, и опустилась на колени рядом с Кевином, который, разжав руку, медленно опустился на поверхность мостовой на спину, при этом аккуратно, как ему позволили ссадины, широко распластал руки, поморщившись от дискомфорта, которую доставила ему подобная «растяжка».
Несмотря на эту вгрызающуюся боль, что, казалось, стала его собственным телом, ум самого Кевина, видимо, решил не терпеть подобного обращения и, решив не занимать себя подобными перегрузками, стал пропадать в окружающем пространстве, растворяя в себе, подобно бумажным листам с напечатанным на них тексте, слова спасшей его девушки, которая стала точно таким же миражом, как и фантомные боли, что полностью испарились в пустоте.
57.
– Эй, слышишь, долго еще будешь тут так лежать? – смеясь, раздался голос, который стал рассеивать сгустившуюся вокруг беспросветную темноту.
– Нет, нет… – решив ничего не отвечать вообще на провокационный вопрос, пролепетал путешественник, ведь сколько раз уже он лежал именно вот так, именно в этой позе, раскинув руки и глядя через переливающуюся геометрическую паутину жизни, что соединяла прошлое и будущее в настоящем, на звезды, что как будто бы не горели где-то там, на расстоянии в миллиард световых лет, но вспыхивали прямо под сердцем наблюдателя, прожигая его собственную душу, заставляя вечного странника ощущать бескрайнюю грусть, бесконечную скорбь от тени, одной лишь тени мысли о том, что его величайшее приключение – на деле не более чем мираж, самообман, фикция, которую он сам себе выдумал, чтобы не ощущать той бесконечной пустоты и одиночества, из которых он состоял целиком, и качества эти всегда был им, и только им одним.
