Его дорогая супруга вновь развеяла свои чары, став самой прекрасной спутницей во всех тысячах миров и вернув своему мужу былое величие. Наконец, решившись на отчаянный шаг, чтобы развеселить своего дорогого любимого, ибо было ей тяжко смотреть на него в таком замутненном состоянии, она уже осмелилась с ним превратиться в двух существ, соединявших в себе мужские черты одновременно с женскими. Когда уже одно из этих андрогинных отражений самого себя открыло глаза, желая дать понять, что это уже давно пройденный этап, его дорогой любовник и любовница в одном лице уже зашли за его спину и одним ловким движением отсекли его голову. В этот момент весь мир взревел, начав преобразовываться в чистый звук, став одним с жужжанием огромного роя пчел, который с каждой секундой нарастал всё громче и громче. Голова путешественника, падая в пространстве целую вечность, громко расхохоталась в тот самый момент, когда ее поймали заботливые руки супруги, которая, наклонившись, поцеловала его лоб своими жаркими губами, погрузив любимого в самый прекраснейший сон на свете.
92.
Девушка, бессознательно отклонившись вперед, тут же резко откинулась назад, еще не до конца понимая, где именно она находится, опустила взгляд вниз на свои руки, чуть расставленные в стороны, которые как будто бы сжимали с двух стороной какой-то невидимый предмет. Хотя это и звучало чрезвычайно глупо, она ощущала, что это подобие бессознательного ритуального обряда действительно важно и, не найдя никакого рационального объяснения, она, не заметив своей собственной улыбки на лице, чуть вытянув шею вперед, коснулась лбом того пустого пространства, которое, казалось, напротив, наполненным и всегда оставалось таковым.
– Как ты? – крайне осторожно вошел в ее жизнь голос, который она слышала уже неоднократно, и это на самом деле касалось абсолютно не тех часов, которые журналистка провела в землях золотого Змея-Утконоса, где волею судеб познакомилась с музыкантом из Конгресса, который ни при каких-либо иных условиях не оказался бы на этом забытом всем цивилизованным миром островке, нет, это было нечто гораздо глубокое, гораздо более фундаментальное знание того речевого тембра, который обращался к ней, и исходил он не от человека и даже не от сущности, но, казалось, сам был источником, из которого изливались слова, трансформирующиеся из чистого смысла информации, из колодца, столь глубокого и необъятного любыми терминами, что, казалось, весь мир уже давно находится в нем, но только живущие там еще не до конца осознали свое положение.
Виктория тряхнула головой, пытаясь развеять свое наваждение, однако, до сих пор не умом, а своим телом она помнила ощущение полета и странный предмет, что она сжимала своими руками поближе к своему сердцу.
– Я… я в порядке, – не поворачиваясь к своему другу, отозвалась Виктория, при этом крепко сжав его ладонь, таким неочевидным образом давая понять, что сейчас не самое лучшее время для продолжения диалога.
Виктория, помня недавний опыт встречи с местной армией, не спешила прильнуть к стеклу, а, вместо этого, наоборот, вжалась в сиденье бронированного автомобиля, внутрь которого ранее проследовали они с Кевином после «щедрого» предложения Харта присоединиться к нему, от которого вряд ли можно было отказаться. И даже, если бы она это сделала, прищурив глаза и наблюдая за тем, как ночное небо краснеет по обе стороны дороги, и c тяжелым сердцем подозревая источники данного феномена – куда бы она пошла? Вторая подобная вылазка вглубь острова за сенсационным материалом наверняка стоила бы ей жизни, и даже ее пропуск от империи больше не являлся бы протектором, она была здесь нулем. Никем и ничем, по сути – расходным материалом, которому лучше бы не показываться на глаза людям, которые обладали тут настоящим весом – военным, что захватили полный контроль над островом, и их безраздельное властвование не сулило ничего хорошего не только соседним странам, но и, в первую очередь, самим жителям этой территории на карте мира.
– И вообще, кем она себе возомнила? – закусив губу и глядя на горящие небеса за окном, думала Виктория, грустно ухмыльнувшись и вспомнив свои плакаты с Геллой Фландерс. Журналисткой и репортером из горячих точек, коей она всегда восхищалась, и кем она вознамерилась стать всего за одну ночь. Но ведь она так переживала! Она так готовилась к этому морально все последние… сколько? Пять? Десять лет? Все эти ночи в университете и корпение над теорией журналистики, над этими бесконечными сочинениями, над этим титаническим редактированием тонн текстов материалов, и всё ради того, чтобы пробить собственную скорлупу юношеского инфантилизма, и в итоге, чтобы во что бы то ни стало, но научиться разбивать вдребезги эти самые скорлупки читателей! У некоторых, правда, это свойство всегда перекладывать на плечи других, а желание самим – ничего не решать, да, пожалуй, и у большинства, сохранялось до самой смерти. Все эти пересиливания себя, вся эта нескончаемая раскачка и бесконечные беседы с десятками, тысячами людей ради первоклассного анализа материала, самоконтроль и выдержка, чтобы не просто самой начать и закончить разговор, но еще и добиться нужного результата – узнать информацию. При всем при этом, по своей натуре Виктория была изначально довольно закрытой девочкой, а потому – дело, к которому ее толкала судьба, поначалу воспринималась ей всегда как подвиг, ну а затем становилось рутиной. Она, хоть и была эмоционально не так тяжела, как первоначальный страх, но всё равно являлась тяжелой работой, которая, даже от осознания своих собственных моральных достижений, не становилась легче. Но кому это в итоге всё нужно было, если прямо сейчас это ничего по итогу не значило и не имело реального веса в полевых условиях, подобной агрессивной окружающей среды? Этот запутанный клубок впечатлений и переживаний-воспоминаний сейчас всплыл внутри Виктории, которой стало настолько горько, что ее даже не радовал свой уникальный шанс быть присутствующей журналисткой в самом сердце личного кортежа Императора целой страны. Нет, потому, что она уже проиграла, даже не начав толком свою личную войну против зла и несправедливости этого мира. Всё это было на словах, ведь, несмотря на думы о страданиях в современном мире, иногда она, всё же отвлекаясь от работы друзьями и прочей дребеденью, сейчас рассыпалась в прах перед реальностью. В ней осталось место лишь для одного – для выживания. Виктория под грузом эмоций даже плакать была не в состоянии над очередной новостью об убитых солдатами детях, но никогда раньше она самой кожей не чувствовала этой атмосферы, что пропитала каждый волосок на ее теле – когда насилие, убийства и вселенская несправедливость, по крайней мере, с ее точки зрения, происходили не где-то там, за океаном, а прямо здесь, перед самими ее глазами. Самое печальное заключалось в том, что она не могла этого изменить и, даже не из-за своего страха или остатках неуверенности, которые, к сожалению, всё же отступили перед безрассудным идеализмом и верой, которая, схватив ее за грудки, поволокла ее навстречу врагу, не только для того, чтобы тот раздавил ее всего одним движением своего сапога, но и из-за банальных объективных факторов. И пусть даже этот самый враг, якобы, погиб во время операции спасения. Пускай, но он ведь был не один! Он всего лишь является отражением самой сути мироздания, которое безоговорочно порождало в самом себе те условия и обстоятельства, где подобные индивиды только множились в геометрической прогрессии. Иные же индивидуумы не только как будто бы не видели в этом ничего предосудительного, более того – даже умудрялись использовать трагедии человеческих взаимоотношений в своих личных корыстных интересах.
