152.
– Как ты красиво заговорил – сам нектар для ума и сердца! – улыбнулся учитель, глядя на своего ученика, который быстро тараторил слова, что приходили в его голову, и которые он излагал с такой четкостью, как будто он заранее выучил эту речь наизусть или же будто кто-то невидимый, сидящий рядом с ним, наговаривал их ему на ушко.
Открыв свои глаза, юноша по имени Арчибальд продолжал проговаривать вслух свои длинные речи, будто бы являясь проводником чужих мыслей и целых жизней, которые изливались из его нутра и, казалось, трансформировали мир вокруг него в нечто, что можно было бы описать, как сад сияющих камней, потрясающих кристаллов, где каждая драгоценность, отражающая все остальные в себе, превращала их блеск во всё более интенсивный свет, который, несмотря на свою яркость, всё равно терялся в темном пространстве, что, казалось, окутало две фигуры, которые на самом деле всегда были одной – учителя и ученика – любящего и возлюбленного, что не могли взглянуть друг на друга со стороны, а лишь довольствовались прямым взаимодействием и контактом, в котором «я» полностью растворялось в том, «Другом», что сидел всегда напротив и являлся им самим, ведь действительно, кроме этого голографического изображения, что включало в себя не только все известные формы, но и само время, прошлое и будущее и даже воспоминания, которые и являлись лишь временной трансформацией форм, казалось, не было ничего, поскольку и те слова, которые произносил юный послушник, были не более чем выдуманными историями, что юноша рассказывал даже не своему учителю, а самому себе – вспоминая о собственной гибели на колесе одного из варваров и то, как огонь, разгоревшийся от его смерти, освободит рабов, и как тысячи таких же архетипических историй на самом деле происходят в пространстве каждое мгновение миллионными количествами. Просто его история удачным стечением обстоятельств, что в то же самое время были предопределены, стала наиболее растиражированной, да так, что всё обернулось тем, что через тысячелетия наследники варваров используют его же собственную жертву, символ свободы, и образ своего идеологического врага в своих корыстных целях, даже не пытаясь понять, чем являлось это ритуальное жертвоприношение по своей сути.
– Просто игрой, ведь так? – улыбнулся учитель, – как всё забавно обернулось, не находишь? – продолжил он, произнося уже за Арчибальда его собственные речи, которые, теперь казалось, и говорил его собственный учитель всё это время, а сам Арчибальд лишь тихо сидел, превратившись в нечто, что уже не было просто послушником, но самим пространством, которое впитывало в себя истории, рассказываемые этим древним существом, которое, казалось, и создало его самого, весь мир, в том числе и самого этого наблюдателя, что нужен был для свидетельства его величия, мощи, безудержной фантазии и, несомненно, любви к бесконечным играм, в которых он забывался навечно, но только лишь для того, чтобы после вечности вспомнить о самом себе и, громко расхохотавшись, подивиться собственному мастерству, в овладении которым он так ловко смог превзойти и перехитрить самого себя.
– Ради игры ты был готов на многое, даже начать разрушать, что сам же и создал, а затем полностью перевернул первоначальную идею своего пришествия, и даже игры будущего стали лишь тенью той энергии, что ты заключал в это первое слово, слово, которое дало жизнь всему вокруг и, главное – тебе самому, ведь ты никогда не умирал, если говорить уж совсем начистоту, ну а я … О, но ты ведь уже догадался сам? – улыбнулся учитель.
– Я и моя собственная дочь, в которую ты так влюблен, и ты сам, влюбленный, и много еще кто, но кем я точно не являюсь – так это тобой
– И кем же я тогда являюсь? – озвучивая мысли наблюдателя, улыбнулся старик, тело которого практически в мгновение ока покрыли переливающиеся алмазы, превратив или же вернув первоначальный облик вечной спутницы путешественника, что всё время, с самого рождения, была рядом с юным Арчибальдом.
После его смерти она заберет с собой его мятежный дух, поскакав на коне революции в будущее, где его наследие, в виде символа прибитого к колесу человека, стало выражением искусственности всех идей и самого мира.
А пока Богиня, медленно встав, подошла к Арчибальду и, пройдя буквально сквозь него, заставила того не на шутку испугаться, ведь он мгновенно оказался выброшен за рамки всех понятий, так как уже готов был принять тот факт, что он не являлся ни Арчибальдом, ни каким-либо другим персонажем, настоящим или вымышленным, и что даже его спутница была лишь воображением, но он всё равно в глубине души надеялся, что под всеми этими масками был хоть кем-то. Однако сейчас сталось, что он был, есть и будет никем, нарожденным, который и придумал всё то великолепие переливающихся форм, чтобы понять, кем он не является, однако даже этих надстроек в виде понятий времени и пространства, их раздельности при абсолютном взаимопроникновении друг в друга не хватало для того, чтобы во всей мере ощутить тот бесконечный потенциал, который зернился в колоссальном существе, что являлось центром и первопричиной всего. Оно являлось тем, к чему всё возвращается, и от чего всё уходит прочь. Из этого медитативного состояния всё наполняющего тумана ума, Арчибальд всё же смог вынырнуть наружу, или же внутрь, будто бы всех этих видений и не было вовсе, очутившись в моменте, когда он должен был умереть в который раз, но вместо этого стал безучастным свидетелем того, как один за другим, на его глазах, которые смогли приспособиться к слепящему свету фар, падали его палачи. Когда всё закончилось, свет закрыл силуэт, который приблизился к юноше, и в котором путешественник безошибочно угадал свою вечную подругу:
– Я уже подумал, что ты решила оставить меня тогда ещё в джунглях, навсегда.
– Не раньше… – помогая подняться своему вечному другу, отозвалась она, – чем я услышу твою историю до самого конца.
153.
– Она ведь будет здесь?
– Непременно, – выдохнул Император, глядя на проходящие под знаменами команды разных стран, что собрались здесь только ради него.
– Я, конечно, всё понимаю, Стиви, – томно и как будто бы с легким снисхождением продолжил собеседник, – однако ты ведь понимаешь, что сегодня не тот день, когда мы можем обосраться, так ведь?
– Конечно, но когда это я вас подводил?
– Ох, по-крупному еще никогда, Стиви, но я молюсь Богине, чтобы сегодня не был тот самый первый день, когда ты меня разочаруешь.
– Она будет здесь, вот увидите.
– Откуда такая уверенность?
Стивен, переведя взгляд на полу своего пиджака, извлек из-под него небольшое устройство, которое показал своему «партнеру».
– Хочешь взорвать ее вместе со всеми беженцами к ебаной матери? – ядовито ухмыльнулся бизнесмен.
– Этого не будет, – заверил его Император, убрав маленький передатчик, – она же не самоубийца, и уж тем более… – сделал паузу Харт, – моя дочь – не дура. Она прекрасно понимает, что ни один лиловокожий не покинет эту землю без санкции с моей стороны.
– А ты – благодушный папаша, а? – весело рассмеялся собеседник, – ты только смотри, чтобы твоя дочурка не совсем заигралась в эти игры за так называемую свободу.
