– Зачем он спрашивает, если и сам всё знает? – подумал Харт, но вместо этого его губы чеканили совершенно иной смысл, – в Империи не должен распространиться этот экстракт из страны Утконоса.
– В правильном направлении мыслишь, – улыбнулся человек, – и почему же?
– Наши продажи синтетических стимуляторов упадут как полностью бесполезная и дорогая продукция, – продолжал чеканить Харт, внутренний свидетель которого загибался от хохота, – продукция?! Да, о чём он, чёрт подери, говорит и зачем? Хотя… – он задумался на долю момента, – это может оказаться весьма увлекательным! Посмотрим-ка…
– Теперь видишь, какую ещё опасность и потенциал хранит в себе культура этих непокорных племен?
– Я понимаю, сэр. Мы должны сделать так, чтобы их традиции были забыты навеки.
– Ну уж не навеки, – рассмеялся человек, – но до тех пор, пока мы не выкачаем всё из их земель и пока не уйдём на заслуженную пенсию, мой мальчик, им и продохнуть нельзя будет, чтобы не вспомнили о своей свободе.
– Я вас понял, сэр, – одарил собеседника холодной улыбкой Харт.
– Тем более, начало конфликта послужит отличным пиаром твоей персоны, и я уверен, направляя умы подданных в нужном направлении, они примут тебя как бесстрашного командующего, сражающегося за свободу и за жизни этих плебеев.
– Нужно только действовать очень осторожно, иначе…
– Что иначе? – рассмеялся человек, – в данном случае всё это будет так нарочито небрежно сделано, что всё происходящее будет казаться неизбежностью, а не спецоперацией. Эх, Стиви, тебе ещё многому предстоит научиться, в том числе как правильно отвлекать внимание. Но, тем не менее, считай, что проверку ты прошёл, – человек протянул руку, – поздравляю с получением титула Императора, мой господин.
Агент, тут же быстро подбежав, развязал кожаные ремни, которыми, оказывается, Харт был до сих пор связан.
– Спасибо, сэр, большая честь для меня.
– Не сомневаюсь, ну а теперь начнём.
– Что именно, сэр?
– Войну.
139.
Харт вынырнул с игральной доски на место игрока и радостно изошёл смехом: «Слышала, Гелла? Насколько всё просто».
Девушка, улыбнувшись, кивнула. – Меня, тем не менее, – улыбнувшись, заметила она, – больше заинтересовало то, что ты видел во время своей минутной отключки. Почему ты не рассказал об этом ему?
– Тут всё более чем очевидно, – подмигнул Харт, – он и так уже знал обо всём.
– Похоже, что наши встречи не прошли для тебя даром, – улыбнулась Гелла.
– Не сомневаюсь, – игриво улыбнулся Харт, чувствуя, как тело его трансформируется вместе с сидящей напротив Геллой. Девушка стала превращаться в густой фиолетовый туман, который разрезали фиолетовые символы, существовавшие ещё до самого понятия времени и языка, который мог бы это самое время описать. Вместе с этой тёмной массой она начала святиться ореолом тысячи солнц, который невероятно возбуждал существо Харта.
– Я знала, что это ещё не конец, – улыбнулась святая дева вырисовывающейся напротив из тьмы фигуре алхимика.
– Конечно, нет, – улыбнулся Арчибальд, – однако, я все же не хочу, чтобы мы сейчас были привязаны к нашим образам, пусть они и являются хорошими проводниками.
– Согласна, – улыбнулась дева, прикрыв свои глаза. Одновременно с этим игровая доска между ними расширилась с небольшого столика до размеров самого космоса, обнажив свою истинную природу двум сущностям, которые безбрежно дрейфовали посреди миллиардов лет эволюции. Одновременно с этим появилась танцующая фигура длинноухого существа, которая, исполняя одновременно тысячи танцев, грациозно рисовало знак бесконечности, кружа вокруг девы и Арчибальда. Пришелец пел тысячью языков, создавая самую прекрасную музыку во вселенной, мелодию, которая и рождала мир, давала ему проявить себя, чтобы могла возникнуть шахматная игра бесконечности, в которую Гелла и Харт были погружены с головой. Тем не менее, взяв небольшой антракт, оба игрока уже наблюдали, как в «реальном мире» вне их систем уже вспыхивают тысячи огней вокруг, обдающие универсум жаром познания и открытий, жаждущие, чтобы вневременная амнезия наконец отступила, и можно было посмотреть на всё мироздание с совершенно иной точки зрения.
Горящий знак бесконечности, раскалившись до предела, стал таять, распадаясь на тысячи вибрирующих информационных паттернов, которые формировали ячейки, из которых рождались тысячи потенций всевозможных миров, образуя два огромных крыла космической богини, раскрывшей по огромному всевидящему оку на обоих своих бесконечно прекрасных крыльях. Маленькое существо, тем временем оставляя за собой постепенно испаряющийся шлейф своего собственного силуэта и напевая песнь рождения и смерти, медленно втягивалось в светоносное тельце богини, превращая его в чёрную дыру, принявшую форму гигантской матки, из которой готова была принять весь универсум, который однажды появился из неё же. Это была смерть – та самая финальная точка, аккорд развития и цель существования всей жизни.
– Мама? – удивлённо обратилась Гелла, глядя на слегка улыбающееся и раскрасневшееся лицо своей матери.
Та медленно опустилась на колени прямо перед девочкой и, не говоря ни слова, обняла свою дочку. Гелла тут же поняла, что мама не улыбалась, а почему-то навзрыд плакала, обнимая всё крепче своё маленькое спасение.
– Мама, – более настойчиво повторила Гелла, положив руку ей на спину, – что случилось?
– Папа – он… он нездоров, – через некоторое время оторвавшись и глядя на Геллу красными глазами, пролепетала мама, – но мы… мы справимся обязательно, обязательно справимся, вот увидишь, мы будем всегда вместе, втроем: ты, я и …
Когда железная крышка захлопнулась, Гелла услышала глухой рёв мамы, которая всё-таки не смогла сдержать себя и продолжала рыдать на плече у своей матери, которая обнимала её.
Кто-то из приглашенных так же всхлипывал, однако большая часть продолжала хранить гробовое молчание, пока языки пламени пожирали тело отца Геллы.
Кое-кто шептался о том, как это «должно быть тяжело» для девочки – пережить потерю отца в столь юном возрасте, и что это невероятный шок для неё, ведь она за всё время церемонии не проронила ни слезинки. Иные же шептались о том, что она всё-таки не родная и возможно ещё не успела привыкнуть, слух у девочки был развит достаточно хорошо, и её мозг ловил все эти сигналы, поступавшие от окружающих её людей. Тем не менее, несмотря на эти более чем интересные теории, истина всё же оказалась несколько иной.
– Гелла, – раздался голос подошедшего к ней отца, – как дела?
Голограмма ожившей сцены из прошлого вспыхнула поверх крематория, где находилась девочка, и она улыбнулась своему отцу: «Привет, Фрэнк».
– Ха! Ты же знаешь, что я всегда немного обижаюсь, когда ты меня так зовёшь.
– Ну, хорошо, Фрэнки? – пожала плечами девочка.
