– А вот это уже лучше, – расхохотался писатель, – что, напугала тебя немножко мамка? Да? – сразу перешёл к делу отец.
– Даже не знаю, – покачала головой девочка, чувствуя, как дрожат её кулачки. Она всё прекрасно понимала – раз уж её мама, самая взвешенная и мудрая женщина в мире, как думала Гелла, находилась в таком состоянии, то дела действительно плохо, что ни говори.
– Вижу, что так и есть, – мягко взял её за ручки Фрэнк, присев на корточки напротив неё. Гелла смотрела прямо на его лицо и почувствовала, как слёзы предательски наворачиваются на её глаза. Это был её долг – сдержаться перед мамой, поддержать её, но ещё больше она была обязана оказать поддержку отцу, и вот она просто не могла ничего поделать с собой.
Отец сурово посмотрел на неё и мрачно закрыл глаза.
– Если и он сейчас заревёт – пронеслось у неё в голове, – то я просто провалюсь сквозь землю, как… Как я смогу это пережить? И…
Вместо того чтобы пустить скупую мужскую слезу, её отец задрал голову и громко рассмеялся.
Ошарашенная Гелла тут же забыла и про зарывшуюся в подушки в спальне маму, и про свои собственные слёзы, остался лишь момент оглушительной тишины, который разрезал громогласный смех Фрэнка.
– Фуф, давно так не смеялся. Ты уж прости, но ты такая серьёзная, – он тихонько щёлкнул Геллу по носу, заставив её невольно улыбнуться, – прям не по возрасту, если будешь так напрягаться с малых лет, то у тебя будут морщины, и кто тогда, думаешь, захочет взять тебя в жены, а?
– Эй! – обиженно прикрикнула на него Гелла, – это моё дело! – она надула губки, – и, между нами, у мамы тоже они есть, но ведь ты её любишь!
– НУ, твоя мама – единственная для меня, поэтому…
– И я тоже буду единственной для кого-то! – топнула ножкой девочка, чем приятно удивила отца, заставив его расплыться в улыбке, – не сомневаюсь, моя принцесса.
– И вообще, не переводи тему! Говоришь, кстати, что мама единственная, тогда зачем заставил её плакать?
– У меня эфирная болезнь, – продолжая улыбаться, быстро отчеканил Фрэнк, – мне осталось жить около года.
Всё, что окружало Геллу, будто бы потеряло оттенок, и всё пространство сузилось до узкой воронки гула в правом ухе.
– Ч… Что?
– НУ, вот так поживу ещё годик и до свидания! – расхохотался отец.
– Это то есть как? – смутилась девочка, – то есть ты совсем, совсем…
– Да, – улыбнулся Фрэнк и… – О! Арчи, иди сюда.
– Краау! – издал гортанный звук утконосик, когда отец поймал его и направил на Геллу.
– Давай, атакуй её!
– Фрэнк, хватит, – со злобой бросила Гелла, – как ты можешь говорить о подобном столь беспечно?! Разве тебе не страшно?! – чувствуя, как срывается её голос, бросила Гелла, тут же начав клясть себя за то, что озвучила свои мысли. Отец помрачнел на секунду, но только для виду и улыбнулся. – Ничуть, вот разве Арчи боится смерти? – Фрэнк потряс животное, вызвав у того видимое недовольство.
– Но папа! Он утконос, он же тупой!
– Это с какой стороны посмотреть, – погладил по голове животное Фрэнк, – в каком-то смысле он гораздо разумнее нас.
– И чем же? – раздражённо бросила девочка.
– Опустив взгляд на животину, Фрэнк дал Арчи возможность развалиться тому на спине у него на коленях и стал щекотать его брюшко. – Помнишь, когда ты заставила Арчи кричать?
Гелла покраснела и готова была провалиться под землю. Она вспомнила свою вспышку неконтролируемого насилия и издевательства над ничем не провинившимся животным. И ей стало вдвойне горько и за тот случай, и за то, что сейчас она кричала на Фрэнка.
– Так вот, посмотри на Арчи и спроси себя, винит ли он тебя в том, что с ним произошло или, может, обижается?
Гелла посмотрела на чёрные бусинки –глаза утконоса, и отрицательно помотала головой.
– Вот! А знаешь почему?
– Гелла неуверенно и стыдливо посмотрела в глаза отца.
– Потому что это бог.
Гелла ошарашенно посмотрела на отца, и тут ей всё стало понятно. – Фрэнк, слушай, я уже не маленькая, и не стоит придумывать детскую сказку про то, что у нас волшебный зверь, который управляет миром, или рассказывать одну из историй про космическую бабочку, или…
– А я и не собираюсь – это ведь всё просто упаковка из-под конфетки, а не она сама. И в том, что я только что сказал, нет и доли шутовства или лукавства.
– То есть?
– Посмотри на него, – Фрэнк поднес морду утконоса, который тут же начал ёрзать в руках, к лицу девочки, заставив ту невольно улыбнуться.
– Знаешь почему он не злится на тебя? – спросил ещё раз отец.
Гелла вновь помотала головой.
– Потому что вечен, он живёт здесь и сейчас. Он не выдумывал ни прошлое, ни будущее, чтобы затем в них же и запутаться. Если ему больно, он кричит, если ему приятно – он бурчит, только и всего! Он тотален и вечен. Да, он смертен в определённом смысле, но для себя он бессмертен, для мира, что внутри него, – он вечен, ведь весь космос – это тот миг, когда он слит с ним, более того, он и мир – это одно, мы одни с этим существом! Так каким образом он или мир могут исчезнуть? Я ведь не зря назвал его Арчибальдом в честь древнего алхимика! Кто-то считает его главной заслугой революцию, освобождение рабов, кто-то называет богом и святым, но главная заслуга Арчибальда в том, как он принял смерть – он был уже мёртв, было мертво его эго, что мешало увидеть полную тождественность с миром.
– То есть, – подхватила его мысль дочка, – если ты умрёшь, то ты сможешь… ну, как говорят некоторые, родиться в другом месте.
– Нет, моя дорогая, – улыбнулся Фрэнк, передавая Арчибальда в руки Геллы, которая, нежно обхватив его, начала гладить, – я умру, и это будет мой конец, я больше никогда не увижу твоего лица, но… это не сильно меня тревожит.
– Значит, ты… Не любишь ни меня, ни маму!
– Вот оно, – щёлкнул пальцами Фрэнк, пододвинувшись к маленькой девочке, и положил свою мягкую тёплую ладонь ей на голову, – мне всё равно, что было и всё равно, что будет, я есть сейчас, я и есть этот момент, моя любимая! И его у меня никто никогда не отнимет, потому что я не Фрэнк, я не ты, не Арчибальд, не эта комната, не болезнь, не планета… Я – это весь космос, который находится вне нас и одновременно присутствует сейчас в каждом, наблюдая эту сцену. Это игра, каждый наслаждается своей партией, и мы… Никогда не упустим этого чувства, так ведь? – подмигнул ей Фрэнк, растворяясь в воздухе.
– Да, папа, – чувствуя, как слёзы катятся из глаз, прошептала Гелла.
– Ради этих слов, моя дорогая, и было всё устроено! – рассмеялся Фрэнк, превратившись в летящие за окном крематория снежинки, которые засыпали старое здание, превратив в пустоту ум Геллы, растворяя любые границы вокруг.
