Только он хотел вновь прочистить свой и так уже измученный желудок, как запах исчез, не оставив и следа, зато на его место пришёл уже другой – напоминающий вкус железа. И Харт, причмокивая от этого неприятного, но уже не такого безумного вкуса, опустил голову и вздрогнул, увидев океан крови, на поверхности которого торчали изуродованные лица мужчин, женщин, стариков и детей, которые, не выражая ничего, кроме бесконечной усталости, мирно покачивались на поверхности кровавой планеты.
– Нет, что же это за?.. – взревел Харт, подняв свои скрюченные руки и тут же замерев от страха, его пальцы, ладони стали кровоточить, полностью покрывая его передние конечности, – нет, нет, нет …– пытаясь отмыться от них, повторял Харт, но кровь всё продолжала пропитывать его одежду, дойдя до локтей, а затем поднимаясь выше к плечам.
– Хватит!! – взревел Харт, чувствуя, как резко начал терять высоту, и, понимая, что несмотря на распластавшийся снизу океан из крови, падение с такой огромной высоты будет для него фатальным, – прекра… – оборвался голос Харта, когда он почувствовал, как теряет равновесие, но по крайней мере теперь у него было на чём стоять, и он, пару раз причудливо извернувшись всем телом, смог найти точку опоры и аккуратно выпрямить спину, одновременно с этим позволив себе открыть глаза, готовясь к самому худшему.
Однако на этот раз его ждала более нейтральная картина – ни океана дерьма, ни океана из крови больше не было, – теперь Харт стоял посредине растянувшегося до границ восприятия чёрного зеркала, в котором он мог наблюдать свое отражение, абсолютно его не порадовавшее: вся беленькая форма была измята и забрызгана уже засохшими кровавыми и коричневыми пятнами. Туфли же Харта были полностью пропитаны испражнениями, а руки по самый локоть – въевшейся в белоснежный костюм кровью.
Харт дотронулся до своей короны, чтобы убедится, что всё в порядке, и она на месте, и замер, нащупав эфирный кристалл, который был венцом красоты его головного убора. Затем он перевёл взгляд на свое отражение под ногами и поднял глаза, ехидно улыбнувшись: «Очень символично, Гелла. Не находишь?».
Обнажённая журналистка стояла прямо перед ним, лицо её не выражало абсолютно никаких эмоций, кроме глубинного спокойствия.
– Это же целая куча денег, – присев на корточки, оскалился Харт, при этом постучав кулаком по поверхности огромного тёмно-фиолетового кристалла под собой, – почему же мы не нашли его раньше? Удовлетворённый своим прикосновением Харт поднялся: «Может потому, что его не существует в природе? Как и тебя… Больше».
Гелла никак не отреагировала на его замечание, всё ещё продолжая пристально рассматривать своего бывшего друга.
– Эфирные кристаллы – это не только очень мощный источник энергии, не спеша начав подходить к Гелле, стал рассуждать Харт, – но и отличный проводник. – Стивен щелкнул пальцами, и справа от него образовался разлом, крупная трещина в поверхности чёрного зеркала, из которого вспыхнуло зеленоватое пламя в воздухе, формирующееся в движущиеся фигуры. Целый видеосюжет, полностью смонтированный из голографического огня. Из пламени вырисовалось паническое лицо команданте Шелла, когда он попал в одиночную камеру, и было ясно видно, как он дрожит от чувства, что оставшуюся жизнь проведёт за решёткой, а возможно, что и не доживёт до своей естественной кончины, если попадёт в один в блок с «фиолетовыми» заключёнными, которые не понаслышке были знакомы с военными привычками капитана.
– Похоже не я один стал источником чьей-то боли, – улыбнулся Харт, продолжая вышагивать по поверхности кристалла, – из-за тебя, моя дорогая, этот человек не проживёт и пары месяцев, будучи зверски убит лиловозадыми дикарями в одной из тюрем, в которую его переведут по твоему, подчеркну, ходатайству об усилении меры наказания. И что же? – развёл он руками, – ты правда к этому стремилась?
Харт щёлкнул пальцами ещё раз, и вокруг них образовалось сразу несколько трещин, в пространстве из которых печально взвыло пламя, превращаясь в десятки, сотни, тысячи людей разного пола, разной расы, разного возраста, которые, формируя цепочку из огненных тел, шли на паломничество к Гелле, которая не оставалась равнодушной и всегда была чуткой к любому, с кем нужно было разделить боль утраты близкого, погибшего в нескончаемой мясорубке на острове Утконоса.
– Выслушивать нытье неудачников, которые не могут проконтролировать свои собственные жизни, – выплюнул слюну Харт, – посмотри на эти морды – в Империи ли, в стране Утконосов ли! – Подобно двум гигантским огненным крыльям за спиной Харта вспыхнули две картины, на левой – стадионы и другие здания Империи, которые поглощал огонь «шаманов», а на другой – целые деревни острова Утконоса, которые истреблялись напалмом Империи. И затем огонь на месте руин вырисовался в тысячи лиц, которые, корчась в муках, просили освобождения от того кошмара, который свалился на их головы. – Это ведь даже не люди – скот! Наверное, определить, живы они или нет, можно, лишь начав тыкать в них штыками или начав заживо сжигать! И то я не до конца уверен, что они поймут, что вообще происходит вокруг них. Это просто куски мяса с разным цветом кожи, у которых не хватает ни воли, ни даже желания что-то изменить в других или по крайней мере в себе.
– Это ты такого высокого мнения о своих родителях? – спокойно спросила Гелла, и теперь уже за её спиной появились мужской и женский образы. Пылающая голограмма женщины размахивала руками, а мужская не спеша водила головой из стороны в сторону.
Харт смотрел какое-то время на них, а затем, прищурившись, выбросил вперед руку и, сжав ладонь в кулак, заставил эти два потока слиться со спиралью идущих друг за другом по направлению к центру, к Гелле, людей, и одновременно с этим рассеяться, потеряв индивидуальность. Теперь зелёные огни больше не напоминали человеческие фигуры, но являли собой случайные вспышки огня памяти, которые уже сливались в большой огненный шар над головами Императора и журналистки. Когда искусственное солнце впитало в себя энергию всех образов, оно, подобно титаническому метеору, понеслось вниз к поверхности зеркала и, столкнувшись с его поверхностью, аннигилировало в чёрную дыру, породив гигантское сооружение, которое Гелла сначала приняла за храм, но затем оно слегка видоизменилось и превратилось в гигантское надгробие, тем не менее, выполненное руками всё тех же невидимых и весьма умелых архитекторов.
– Это самое лучшее, что они заслужили – серьёзно сказал Харт, – на физическом плане, разумеется. Я ни на секунду не забывал о их жертве, и как видишь, их смерть не была напрасной, – Стивену усмехнулся, – в конечном итоге разве желание любых родителей не заключается в том, чтобы их дети жили гораздо лучше их? Так что я реализовал их мечты и даже больше – я стал самой важной персоной во всей Империи, и вся планета знает моё имя! А что касается твоего любимого трайба и всяких идиотов из Империи, которые оказались не в том месте не в то время, стоит лишь винить их самих за бедность, растущую из недальновидности и тупости. Таким бесхребетным неудачникам на роду написано быть пешкой в чужой игре. И не тебе винить меня за то, что я могу управлять своей собственной жизнью, а они нет.
– Попался, – улыбнулась Гелла.
