– А никто и не говорит про одно убийство! Я готова пойти до конца и посадить на колья всех тех, кто участвует в продолжении военного конфликта, и всех, кто под законным видом прикрывает эту ложь.
– И ты собираешься вот этими писульками бороться с отлаженной годами машиной?
– Я должна дать людям импульс к действию.
– Они не пойдут на это. Не все, поверь уж мне, готовы рисковать своей собственной шкурой и судьбой своих родных, чтобы спасти кого-либо, не имеющего прямого отношения к их жизням.
– Это только пока их не касается.
– Именно поэтому они и хотят, чтобы это длилось как можно дольше.
– Ладно, хватит болтовни! Что ты от меня-то ждёшь?
– Я хочу, чтобы ты боролась и дальше. Как я, собирая информацию, и представляя непробиваемые доказательства вины.
– Такими темпами миллионы людей по обе стороны океана погибнут, а их убийцы и их внуки даже доживут в роскоши свои никчёмные жизни, ты этого хочешь?
– Это всё, что мы пока можем, биться за правду фактами, а не домыслами, понимаешь?
– Ты журналист, Гел. А я… – Майа задумалась, – я диссидент, и этим всё сказано. Я не буду тратить годы на выяснение того, что я и так знаю, понимаешь? Очевидное нельзя замазать, нельзя закрыть глаза на войну, нельзя закрывать глаза на ложь, понимаешь?
– Я понимаю только то, что не смогу спасти тебя, и даже мои связи с Кенолдом не помогут, он не всесилен.
– Уж что-что, а от твоего ручного правителя мне ничегошеньки не нужно! Скорее я использую тебя, чтобы вонзить кинжал ему в глотку, чем приму какую-либо помощь от этой свиньи.
– Он же только что был псом? – позволила себе улыбнуться Гелла.
– Невелика разница. В конечном итоге мы не так уж с ним и различаемся в глазах людей. Только история сможет расставить всё по своим местам.
– Ты это сейчас серьезно?
– Конечно же, нет! Я уничтожу этот остров, если потребуется! – вставая из-за стола, закончив печатать текст, выдохнула девушка, – но не дам этим ублюдкам продолжать существовать со мной на одной планете.
88.
– Восхитительно! Так и сказала?
– Всё верно, и через пару дней…
– Да, знаю, знаю!
– Её посадили вы, – с упором на конец предложения жёстко отчеканила Гелла.
Кенолд поставил гранёный стакан с несколько более громким стуком, чем это можно было сделать. – Ты хочешь инкриминировать мне то, что девушку лишили свободы? И вообще, – вздохнул экс-Император, – ты хотела получить от меня компромат на Харта, а вместо этого завела разговор об этой…
– Майе, – спокойно напомнила Гелла, – и разговор наш не только о Харте, но и о вас и обо всех, кто живёт на нашем острове.
– Положим что так. Тем не менее, чего вы ждёте от меня? – несколько дистанцировавшись, спросил Кенолд, – раскаяния? Или чтобы я выплатил ей компенсацию?
– Нет, мне нужно лишь ваше признание.
– Признание? Признание в чём, позвольте спросить? Я её за руки не хватал и в клетку не бросал, я в это время…
– Работали во благо Империи, это стандартная речёвка, – перебила его Гелла, – и всё же, беззаконие, что творят ваши же непосредственные слуги – ваша прямая ответственность, от которой, как бы вам ни хотелось, не уйти. Иначе просто не было смысла провозглашать себя Императором. Наш государь – это в первую очередь тот…
– Кто готов пожертвовать жизнью ради благополучия своего народа, я читал Кодекс, Гел, – немного оттаял Кенолд, – однако, поверь мне, я сделал гораздо больше живым, чем, если бы пытался что-то сделать в ином мире, ты меня понимаешь?
– Вас хотели убить? Кто? – моментально среагировала Гелла.
– Никто не хотел меня убить, я такого не сказал, – ушёл от прямого ответа Император, – я просто говорю, что, если не соблюдать особых субординаций, то кто знает, что случилось бы со мной, да и не только…
– То есть вы признаёте, что ваше назначение – всего лишь номинальное, и реальной власти вы не имели?
– Не совсем так. Понимаешь же сама, что Империя – это огромный механизм, и даже самая важная часть может быть в любой момент заменена, если из-за неё не могут нормально функционировать шестерёнки, что окружают её и…
– Тогда нужно заменить и их, – с вызовом бросила Гелла.
– И до каких пор ты бы стала менять все части целого? Пока не осталось бы ничего? Проще уж тогда купить новую машину, которая будет работать как нужно.
– Вы же понимаете, что народ – это не бездушный механизм, который…
– Да? – чуть ли не рявкнул Кенолд ,– а где был этот «небездушный народ», когда посадили твою Майю? Где он был, когда спалили Колизей? Ты хоть представляешь себе, что это значит? Если бы начались хотя бы какие-то волнения, тогда я бы смог пролоббировать законы и поправки в Кодексе, которые позволили бы снизить влияние советников и отряда…
– Так всё-таки они вам угрожали?
Кенолд опомнился и слегка смутился, чувствуя, что сболтнул лишнего.
– Всё, что я хочу сказать – на самом деле очень и очень простая вещь: можно долго, долго терпеть и сетовать на несправедливость и не показывать этого, а можно, как я, пытаться подняться и хоть чуточку повлиять на сковавший империю летаргический сон.
– Но вы всё-таки не смогли вытащить её оттуда.
– Конечно, потому что я один.
– Не драматизируйте.
– Могу тебе по пальцам пересчитать моих настоящих сторонников, людей, которым я безоговорочно доверяю, но от этого суть не изменится. Когда до массового сознания дойдёт простая мысль о своём положении, что их честь и достоинство, как людей, зависит только от них самих, то даже я, находясь на самом верху, не смогу ничего поделать.
– Лучше бы вы тогда позволили себя убить, – отрезала Гелла, – и этим подвигли бы людей на решительный шаг.
– Я тебя умоляю, моя дорогая, ты молода и импульсивна, темпераментна и… тебе не всё равно. Это хорошо, даже очень, я сам молодею, когда вижу тебя. Честно! Однако учти, что не все разделяют твою тягу к правде и самой жизни. И в конечном итоге эта страсть может сыграть с тобой злую шутку.
– Я не боюсь. Смерть – это не больно.
– Не попробуешь – не узнаешь, – устало вздохнул Кенолд, – но в данный момент речь не о тебе. Если уж называть всё своими именами – Кранк и монополия эфира смогут использовать твою, да и не только, гибель в своих корыстных интересах. И это нанесет людям ещё больше вреда, чем пользы, в конечном итоге. Поэтому ты должна взвешивать каждый свой шаг, каждую фразу, чтобы балансировать между тем, чтобы продолжать борьбу и не лежать в земле, и тем, чтобы не забыть ради чего ты начала всё это.
– А вы сами-то помните об этом?
