– Ой, ой, ой! – смех и плач сливаются в какофонию безумия, которая будет длиться целую вечность внутри черепной коробки умирающей журналистки под аккомпанемент песен из хора голосов, слышимых ею за всю жизнь. Теперь они не более чем символы, превратившиеся в бурлящий поток, который обращается с ней как самостоятельное существо, являясь при этом абсолютно безличным и не имеющим своей воли.
– Это настоящий ад, – успевает подумать по кругу в тысячный раз Гелла, – я ведь уже вылетела отсюда!
– Ой-ой!
– Ад… Отсюда! Я уже бабочка, и я…
– Ой-ой!
– Должна была понять, что это шутка!
– Ад… шутка…
– Ой-ой!
– Ха-хах, прекрати, мне щекотно!
– Ой-ой!
– Как же больно.
– А где же Джаред?
– Ой-ой!
– Интересно, он будет плакать? Я бы не хотела этого…
– Ой-ой!
– Похоже, ты так и будешь заперта внутри этой волшебной коробки из костей, – раздался голос.
Время остановилось и более не перематывалось туда-обратно. Гелла, воспользовавшись этим замешательством, подняла голову. Гигантский бог с натянутым на глаз козырьком-утконосом, подняв «крышу» черепной коробки, заглядывал внутрь горящим фиолетовым пламенем тысяч солнц глазом.
– Приехали! – с кровоточащими ранами по всему телу, уперев руки в бока, рассмеялась Гелла.
Божество, переливаясь тысячами символов, которые раскодировал мозг Геллы, улыбнулось ответ, и в следующее мгновение Гелла сидела уже напротив него, заглядывая вместе с ним внутрь висящей в пустоте постройки, внутри которой разворачивалась настоящая космическая драма.
– Угадай, кто убийца! – потряс головой небожитель.
– Ну, нееет, это же очевидно, – надула губки Гелла, одновременно снова рассмеявшись.
– Очевидно, да, – присоединилось к заразительному смеху собеседницы существо, – а как ты хотела? Что ещё останутся загадки? Ты тут – самая большая тайна.
– От этих слов девушка впала в небольшой ступор. Глядя на маленькую голограмму себя, которая бы с лёгкостью уместилась на кончике её пальца, она дала волю слезам, превращаясь в миллиарды рыдающих женщин, потерявших своих родных, отцов и сыновей в жесткой реальности, пожирающей всех без исключения.
– Эй, эй, – похлопал её по плечу собеседник.
– Ха! – вновь залилась божественной радостью Гелла, тут же превратившись в образы улыбающихся младенцев, которые сконцентрировали свои беззаботные улыбки на её лице.
– Быстро учишься. Так что ты хочешь делать?
– Даже не знаю… – протянула, прикусив губу, девушка, взяв за руку своего друга, – как быть с этим-то? – она указала на саму себя, которая продолжала в миллиардный раз падать и ойкать внутри маленькой голографической коробочки, висевшей в пространстве между двумя творцами.
– А с этим? – раскинул руки сидящий напротив, и вмиг горизонт восприятий Геллы расширился до бесконечности вверх-вниз, вправо и влево! И всюду, куда бы она не обратила взгляд, её встречали титанические зеркала, отражавшие до самого конца вселенной образы двух сущностей, которые, повторяясь бесчисленное количество раз, оглядывались по сторонам и изучали сами себя.
Богиня заворожённо мотала головой, желая под всеми углами разглядеть миллионы копий себя и своего друга, которые, улыбаясь в ответ, повторяли друг за другом все мимические и физические движения Геллы и её спутника. Эти волны движений и энергии, пущенные в бесконечность, перекраивались в потрясающие геометрические узоры, являющие собой уже не разделённые копии одного сознания, которое одновременно существовало в бесконечных более мелких отражениях самого себя, заключающих в себе, как это ни парадоксально, весь рисунок ума.
Этот самый величественный замысел заключался в том, что вопрос куда интереснее ответа, – улыбнулся Хоп из-под козырька утконоса, – Гелла, всё ещё в экстазе рисуя в пространстве восьмёрку, сконцентрировала внимание на старце, который по-отечески улыбался ей.
– Хоппи, мне нужна ваша поддержка.
– Что ж, тогда я точно должен исчезнуть, – качнул он головой.
– Но вы… Оставите меня совсем-совсем одну? – чуть не плача, запричитала Гелла.
– Дай-ка… – Хоп заключил голограмму, что была между ними, между ладошек и начал сжимать её, пока та не исчезла.
102.
– Это настоящие чудеса! – восторгалась девочка.
– Не больше, чем отвлечение внимания, – улыбнулся фокусник в ответ.
– Я хочу ещё! Ещё! – зароптала Гелла, – пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста!
– Если чудо будет происходить слишком часто, то это будет уже не чудо, – сцепив ладошки замком, покачал головой мужчина.
– Но вы только что сами сказали, что это отвлечение внимания, – подловила его Гелла.
– Чудо, жизнь, иллюзия – это всё слова, которыми мы пытаемся объяснить проявления одного и того же явления, суть которого остается незатронутой этими звуками, – потрепав по голове девчушку, изрёк человек.
– И как это понимать? – надула губки Гелла.
– С возрастом поймёшь, пусть это зерно прорастёт в тебе, и всё встанет на свои места в нужный момент, – подмигнул ей фокусник.
– И это тоже был ты?
– Не знаю, это тебе самой решать, – поднял шляпу Хоп.
– Но что это значит? Как я могу это использовать, ведь это не имеет никакого смысла!
– Не торопись. Я ликвидировал один из твоих страхов, – и Хоп протянул ей ладошку, из которой всё ещё доносились многострадальные «Ой-ой»!
– И давай-ка я угадаю? Ты поплатишься за это своим существованием?
– На самом деле – нет, но тебе будет легче пережить факт того, что меня никогда не существовало.
– Но как же так… Как же уроки? Ваши уроки, которые вы давали моему отцу!
– Отцу? Отцу… А, ты про эти уроки! – Хоп заулыбался.
– Что в этом смешного?
– Мне кажется, что и тут всё очень хорошо стыкуется. Не зря ведь ты стала журналистом, так что должна научиться сводить воедино факты.
– При чём тут это? И ваше желание скрыться в джунглях?
Хоп поглядел на девушку с неподдельным удивлением, а затем громко рассмеялся.
– Ну что? – желая показаться обиженной, насупилась Гелла, тем не менее, безуспешно пытаясь не заразиться смехом от этого странного старика.
– Нет, ну, ты себя послушай! Ты, правда, считаешь, что я хочу спрятаться от тебя, от всего мира в каких-то там джунглях? Ну, ты брось! И что бы я там делал всё это время?
– Да что угодно!
– Например, это? – указал куда-то вправо шаман.
