Вот такими мы и ступили ранним туманным и седым утром на площадь трех московских вокзалов: невыспавшиеся, озабоченные своей миссией и просто-таки мечтающие о ванной, горячем кофе и плотном завтраке.
Мэтр взял такси, сказал, что ехать до Химок. Шофер заломил цену несусветную, я возмутилась и взялась доказывать, что на метро в тридцать раз дешевле, но Баронет достал купюру, сунул просиявшему водиле, усадил меня в машину и сказал:
– Не мелочись, Вика. У настоящих ведьм и магов это не принято.
...Оказалось, что в Химках у Баронета имелась в распоряжении конспиративная квартира, на случай если дела приводили его в Москву.
– Вы мне все больше и больше напоминаете вождя мирового пролетариата, – острила я, идя вслед за Калистратом Иосифовичем к единственному подъезду элитной на вид двенадцатиэтажки. – У того тоже были конспиративные квартиры, бородка, много имен... И шалаш в Разливе. У вас, часом, нет шалашика?
– Нет, отвяжись. Мы пришли. А будешь издеваться над пожилым и мудрым наставником – превращу в жабу, да так, что ни один принц не расколдует, хоть обцелуйся!
* * *
...Признаюсь честно, от конспиративной квартиры мага я ожидала большего!
Ну, первым делом обстановка. Что-нибудь экзотическое, с древними шаманскими масками по стенам, с высокими шкафами, за стеклянными дверцами которых обязательно пылятся злобно оскаленные чучела олигархов... точнее, аллигаторов. А еще, наверное, в таких квартирах должны быть вороха одежды всех времен и стилей: от горностаевых королевских мантий и платьев с кринолинами до монашеских ряс и нищенских рубищ... Само собой, чтобы переодеваться соответственно эпохе, в какую направляется «маг на службе у закона»! Я уж не говорю о том, что в кухне такой квартиры должна быть целая алхимическая лаборатория, в ретортах которой вечно что-то булькает, а в перегонном кубе – взрывается... А по стенам – мертвые с косами стоят! Висят связки сушеных летучих мышей и чародейных трав! Вот это я понимаю – романтика колдовства!...
Потому-то квартирка меня стопроцентно разочаровала. Никаких тебе масок, горностаевых мантий и мертвых с косами. Стандартная планировка и стандартная обстановка. Плюс стерильная чистота.
Баронет явно заметил мое разочарование и ехидно поинтересовался:
– Что, ведьма, не ожидала такого примитива?!
– Не ожидала, – призналась я, с ногами забравшись на диван. – Я всегда думала, что маги обставляют свое... местопребывание с большим эффектом.
– А зачем? – в свою очередь удивился маг. – Ты, кстати, когда в ранней юности у меня на квартире была, заметила там что-нибудь типа россыпи магических кристаллов или черепа говорящего? Нет. И правильно. Сколько раз тебя учить – магия не должна быть показушной, она – не в сундуках с философскими камнями, а в твоем сознании! Дешевая показуха, театральные спецэффекты – этим можно иногда публику развлекать, чтоб не скучала... Но среди коллег по Ремеслу все должно быть просто и естественно. Ты иди прими душ, а я быстренько приготовлю завтрак. У нас всего три часа на отдых. Потом – каждый идет на свое дело.
«Шли два уркагана с одесского кичмана», – пропела я, удаляясь в ванную.
Завтрак мой наставник по магии приготовил отменный.
– Не подозревала в вас столь высоких кулинарных способностей, – польстила я Баронету.
– Поживи с мое – все научишься готовить, – лаконично принял комплимент он.
Но я знала, как вогнать его в краску!
– Моей маме безумно нравятся мужчины, умеющие хорошо готовить.
Могу поклясться, этот сердцеед слегка покраснел. Поперхнулся корочкой, долго откашливался и наконец объявил:
– Завтрак окончен. Вам нужно дополнительное время для отдыха, макияжа?
– Никак нет, сэр! Разрешите приступить к своим прямым обязанностям? Баронет посерьезнел.
– Вика, не дури... Тебе сейчас предстоит поездка в больницу, а ты резвишься, как майский жук.
– Это чисто внешнее, – сказала я.
– Ладно. А я, пожалуй, попробую связаться кое с кем из наших московских коллег, повыяснять относительно странной организации «Лик Тьмы». Так ли уж этот лик темен?..
В такси, везущем меня в больницу имени Корнцанга, меня волновал только один вопрос: как это будет?
Наша встреча – двух влюбленных, но насильственно разлученных на долгое время душ... Фу, неужели я становлюсь такой пошло-сентиментальной?!
Но... Мы, наверно, сначала застынем, как изваяния, а потом кинемся друг другу в объятия, разбрызгивая по сторонам слезы упоительного счастья...
Ага. Ты точно застынешь, как изваяние, и будешь чувствовать себя полной кретинкой, влетевшей в палату в тот деликатный момент, когда сиделка меняет больному утку или обрабатывает пролежни. И человек, долгое время пролежавший в коме, знаешь ли, Вика, как-то не склонен к бурной двигательной активности. Этот фактор тоже придется учесть.
А самое главное: вспомнит ли он меня?
Ну да, он собирался ко мне приехать в тот злополучный день, не сработало мое заклинание. Но катастрофа, гематома мозга (кажется, это говорила Наташа?), кома могут лишить памяти кого угодно и без всяких магических заклинаний. И я робко скажу любимому: «Здравствуй, Авдей!» – а он вымученно-вежливо улыбнется и ответит: «Здравствуйте. Вы, собственно, кто будете?» При одной мысли об этом сразу хочется завыть!
– Приехали, – объявил шофер. – Вот она, ваша клиника.
Небольшое трехэтажное белое строение с колоннами у входа и крытой галереей на уровне второго этажа, окруженное цветущими яблонями и вишнями. На двух овальных клумбах пестрели поздние тюльпаны. Я вдохнула неуловимый сладковатый аромат цветов и направилась к стеклянной двери с табличкой «Приемный покой», готовясь увидеть мрачную старуху, на все мои запросы рычащую «Не приемный день! Тихий час! Посещение больных запрещено!»... Но судьба улыбнулась мне: мало того что приемный покой оказался отлично оборудованным по последней мебельной моде мини-офисом, там за тремя компьютерами сидели две субтильного вида медички в мини-халатиках. От нечего делать одна играла в третью версию «Quake», а другая смотрела картинки с диска Бориса Валеджо.
– Я тоже считаю, что у Валеджо все женщины бездушные, как резиновые куклы, – сказала я. – Добрый день.
– Ой, – синхронно улыбнулись девочки. – Здрасьте. Чем можем быть полезны?
Ну что, рискнем?
– Я к больному, посетитель.
– Очень хорошо, пожалуйста, вход для посетителей прямо через холл и налево. Больной в каком отделении лежит?
– Я точно не знаю, только номер палаты – 212.
– А, реаниматологическое! Вообще-то к тяжелобольным положено выписывать разрешение через главврача, но он сейчас в отпуске, так что идите. Вам на второй этаж. Дежурной сестре скажете, что мы разрешили доступ.
