Тяжело ступая и покачиваясь, Малыш побрел к «Рейнджеру», держа винтовку за дуло и опираясь на нее, как на костыль. Конечно, если снять поглотители, шуму станет сколько угодно, но на такую работу без помощи роботов уйдут сутки. Да и не в том он состоянии, чтоб заниматься демонтажем поглотителей.
Если бы не слабость на грани потери сознания, не пронзающая поминутно тело огненная боль, заставляющая непроизвольно дергать штурвал, он снизился бы до предела и утюжил брюхом катера кроны деревьев, надеясь привлечь внимание Пита… Но и о таком способе лучше забыть. Один неосторожный маневр, и даже на скорости десять километров в час «Рейнджер» станет для него гробом. Малыш ругал себя, обвинял в изнеженности и обзывал слюнтяем, но взять себя в руки это не помогло.
Тогда он поднял катер, задрал пулеметы в небо и двинулся над лесом, стреляя короткими очередями и следя, не взмоет ли в воздух сигнальная ракета. Но Пит уже лежал под завалом на склоне, а Малыш, добравшись до наблюдательного пункта через два часа, прошел чуть в стороне и не увидел ни его, скутер, уткнувшийся в дерево на опушке. Один реаниматор был сильно помят, крышка второго лопнула по всей длине. Из трещины текла тягучая белая жидкость, а индикаторы на приборном щитке горели тревожными красными огнями.
Малыш посадил «Рейнджер» неподалеку от башни наблюдательного пункта, ухитрившись при этом не задеть здание и не разбить катер. Выбравшись наружу, минуту стоял неподвижно, ожидая, пока рассеется затянувшая глаза темнота, разрезаемая вспышками молний острой боли в голове. Потом, упирая в землю приклад винтовки, побрел к маячившему впереди входу. Бронированные створки ворот были раздвинуты. В тамбуре и ведущем в главный зал коридоре горел свет, но киб-мастер НП не отзывался. На полу виднелись засохшие отпечатки грязных ботинок… много следов, и все они вели в одну сторону. Ребята Шарпа вошли сюда, но обратно уже не вышли.
Малыш призвал себя ко всей возможной осторожности, однако не знал, как это выполнить, – усилий его воли хватало только на то, чтобы держаться на ногах. Тогда он просто пошел по коридору в главный зал, и первое, что там увидел, – девять неподвижных тел на полу. Вот и сам Шарп – похоже, он еще жив… Малыш осмотрел его. Глаза Шарпа закатились, из раскрытого рта на грудь стекала струйкой слюна. Его киб-мастер не отвечал, однако система жизнеобеспечения комбеза, судя по всему, работала. Да, Шарп жив, и все остальные тоже оказались живы. И все – без сознания. А Пит, выходит, не дошел…
Повсюду на полу валялись пустые пластиковые бутылки из-под воды, а в одном из кресел у пульта сидел маленький человечек лет сорока. Малыш узнал его: бывший офицер ВКС, ныне профессиональный охотник по кличке Манки. Видно, он время от времени приходил в себя, нашел воду, пытался поить остальных, пытался подать сигнал с пульта… Но у Манки не вышло, на орбите его никто не услышал, иначе уже прилетели бы. Значит, включить передатчик отсюда нельзя.
Малыш вышел наружу и поднялся по узкой металлической лесенке на плоскую крышу башни НП. Один из портов оказался открыт, платформа для техники выдвинута. На ней высилось устройство, похожее на средневековую корабельную пушку, задравшую дуло к небу.
Вот он – векторный передатчик «Почтовый голубь». Остальные пристежки и навороты к нему где-то внизу… Только как его запустить? Снизу этого сделать нельзя, потому что вся техника вышла из строя. Но тогда его вообще нельзя включить, потому, что и вся сопутствующая аппаратура самого прибора тоже мертва… А-а-а, дьявол! Малыш в бессильной ярости пнул «станину пушки» ногой. Тонкий корпус неожиданно легко смялся от удара. Тихо, тихо, не психуй… Должен же быть способ?
Да, он есть; а ты неизлечимый кретин, друг Малыш. Вот же красная крышка с надписью на транслингве: «Аварийный пуск. Только сигнал SOS». Под ней та же самая надпись на десяти самых распространенных языках. Будь паинькой, открой крышечку.
Сорвав пломбу, Малыш откинул крышку и перевел переключатель в положение «активировать». Закрывавшая «жерло пушки» линза засветилась голубым и по ее поверхности начали проскальзывать яркие всполохи, напоминающие вспышки бесшумных электрических разрядов. Все.
Малыш внезапно почувствовал смертельную усталость. Все сделано, он сделал что мог. Оставалось ждать. Еле волоча ноги, запинаясь, он стал спускаться по лестнице вниз.
***
Я пришел в себя от того, что начал захлебываться жидкой грязью, которая медленными ручейками стекала прямо на лицо с кучи земли, придавившей грудь. Грязь затекала в нос и приоткрытый рот. Я закашлялся, завертел головой и открыл глаза.
– Хорошо, что ты очнулся, – сказал Суслик. – Еще немного, и тебя затянет целиком. Шевелиться можешь?
Я лежал на спине, почти полностью погребенный под слоем глины и мелких камней. Снаружи оставалась только голова выше подбородка и кисть вытянутой в сторону правой руки. Левую руку намертво придавило к земле. Грудь зажало словно в тисках, дышать было невероятно тяжело. Ног я почти не чувствовал – на них лежал особенно толстый слой почвы. Я попробовал поворочать верхней частью туловища, пытаясь освободить хотя бы шею.
– К тебе подходил рэдвольф, – сообщил Суслик.
– Что?!.. – Я с такой силой рванулся вперед, пытаясь сесть, что по завалу пошла широкая трещина и дышать стало легче. – Что ты сказал?
– Он подошел к тебе, долго стоял, но трогать не стал. Наклонился, обнюхал голову и ушел. Это произошло около часа назад. А всего ты пролежал без сознания больше двух часов, и тебя все больше заливала грязь. Я пытался привести тебя в чувство, но…
– Ладно, не извиняйся. Что с реаниматорами?
– Не знаю. Камера у тебя на груди завалена, камера коммуникатора, пока ты так лежишь, скутер не видит. Связь с кибами ребят потерял сразу, когда машину отбросило. Наверное, она просто оказалась слишком далеко от меня. Жуткие помехи.
Трещина, образовавшаяся от моего рывка, быстро заполнялась стекавшей со склона жижей, дождь хлестал вовсю. Нет, я не хочу, чтобы меня похоронило заживо! И еще меньше у меня было желания ждать, пока рэдвольф передумает, вернется сюда и откусит мне голову.
Я начал размеренно двигать плечами, одновременно пытаясь освободить правую руку. Мне удалось согнуть ее в локте. Тогда я повернулся, насколько сумел, влево, и выдернул всю руку вверх. Теперь, оказавшись на воле, она могла скидывать землю и камни с груди и левого плеча. Вскоре я освободил левую руку настолько, что вытащил и ее, раскопал до конца грудь и освободил живот. Прежде чем приняться за ноги, прокопал дырку возле правого бедра и с облегчением достал из кобуры пистолет. Каждую секунду, пока работал, ожидая возможного возвращения рэдвольфа, мне было очень не по себе. Пистолет – слабая защита против него, но я не желал умирать без боя. Пусть он меня убьет, но я успею понаделать дырок в его шкуре. В добрые намеренья такого чудовища я не в силах был верить, несмотря на то, что один раз он и оставил меня в покое. А если он просто не любит убивать людей, пока они в беспамятстве и ничего не чувствуют?
Я стал разгребать ноги. Слава богу, они не сломаны. Поднявшись, я пошел туда, где стоял мой «верблюд».
