– Вы как хотите, господа, а мне нужно сегодня съездить на Библиотечную улицу...
– А где такая? – удивился коренной москвич Авдей.
– А, в Химках... – взгляд Баронета слегка затуманился.
– И что там, на этой Библиотечной улице?
– Да так, кое-какие архивы. Нужно будет кое-что посмотреть, порыться в манускриптах. – Баронет сделал красивый неопределенный жест рукой с недоеденным бутербродом.
– Ладно, поезжай, – благословила мага Татьяна Алексеевна. – Но по дороге обязательно загляни в аптеку и купи вот эти лекарства. Внучек надо лечить.
– Весь список?!
–Хорошо, половину. Первуюполовину. Авдей, на тебя смотреть страшно, перестань так бледнеть, я Вику вырастила и от всех хворей ее лечила...
– Бедная Вика, теперь я понимаю, почему она стала ведьмой... – пробормотал Авдей в пустую чайную чашку.
– Что-что? – переспросила Татьяна Алексеевна. – Авдей, в чем дело?
– Нет-нет, я ничего... – заверил тещу Авдей, собственноручно помыл посуду и наконец сказал: – Мне нужно сегодня заняться своим романом. Издательство торопит. Сроки поджимают. Так что, если вы не возражаете...
– Возражаю, – сухо бросила Татьяна Алексеевна. – Я не думаю, что когда дети в таком состоянии, следует думать о романах.
Авдей взъярился, но смолчал, успокаивая свои нервы воспоминаниями о всех когда-либо слышанных анекдотах про тещу. Помогло.
– В таком случае что мне прикажете делать? – стараясь сократить до минимума язвительность в своем вопросе, спросил он.
– Как что? Даже странно! С детьми сидеть. Через каждые два часа мерять температуру, поить чаем с малиной... Кстати, Машеньке надо полоскать горло настоем ромашки, я подозреваю у нее трахеобронхит. И ни в коем случаене давать девочкам устраивать скачки по кроватям; то что у них постельный режим, еще не означает, что им разрешается швырять друг в друга подушками... Калистрат, ты что-то хочешь сказать?
– Да, хочу, – сладко улыбаясь супруге, пропел многомудрый маг. – Ты, мое золотко, временами бываешь просто сногсшибательной... стервой.
Авдей благодарно взглянул на тестя. Инстинктивная антифеминистская мужская солидарность и тут сработала. И, разумеется, Татьяна Алексеевна отреагировала на подобное заявление соответственно своему полу, то есть, разгневанно сверкая очами, вскрикнула:
– А-ах, негодяй! – и элегантно осела на пол, изображая обморок.
Авдей было кинулся подымать тещу, боясь, что при падении та погубит три банки замаринованных Викой несчастных баклажанов, но Калистрат Иосифович, развязно подмигнул ему, хлопком в ладоши заставил бесчувственное тело супруги слегка приподняться и зависнуть над полом. Подействовало: Татьяна Алексеевна мгновенно пришла в чувство, замахала руками и возопила:
– Верни меня на место, старый хулиган! – отчего крутнулась в воздухе вокруг своей оси, наподобие космонавта в невесомости. Авдей не вынес этого зрелища и бестактно захохотал. Следом, как ни странно, расхохоталась и грозная теща, возвращаясь на грешную землю, то бишь на пол кухни.
– Нет, я такого произвола не стерплю! Разведусь с тобой, Бальзамов, к чертовой матери!
– Ну хватит тебе, Танюша... Я ведь не со зла, – миролюбиво произнес Баронет и поцеловал жене ручку. – Просто было бы лучше, если б с детьми посидела ты. Ну мужику нашему работать надо! У него, может, вдохновение поперло, как тесто из кадушки.
– Да я понимаю, – вздохнула Татьяна Алексеевна. – Но и ты, Авдей, меня пойми. Я уже четыре дня живу без маникюра и укладки волос. Мне дозарезу надо в парикмахерскую! И в косметический салон. Кстати, Калистратик, я возьму на это дело долларов двести, а?
Баронет внимательно посмотрел на жену.
– Чего уж там, – свеликодушничал он. – Бери все пятьсот.
Татьяна Алексеевна подозрительно приподняла бровки:
– Это что, намек?!
– Какой намек, помилуй! Просто столичные цены всегда выше...
– А... Ну так что, Авдей, я скроюсь на полдня? А ближе к вечеру тебя подменю, и ты сможешь поработать.
– Ладно. В конце концов, это же моидочери.
... Так вот и получилось, что, когда заявился демон, Авдей остался в квартире один. Не считая притихших в детской Машки с Дашкой.
Поначалу-то все шло хорошо. Тесть с тещей практически одновременно отчалили, каждый по своим надобностям, сонливость и вялость пропали, а когда Авдей появился в детской, дабы устроить показательный замер температуры и заставить приболевших девчонок проглотить микстуру, те, несмотря на свою капризность, явили просто образцовое послушание. Впрочем, Авдей уже неплохо знал меркантильную натуру своих возлюбленных чад и потому проницательно спросил:
– И чего же вы хотите в награду за свое поведение?
– Ты мне, пап, на Новый год больше фломастеров не дари, а лучше подари саблю и настоящую лошадку, – быстро заявила Марья, не привыкшая мелочиться.
– Маш, – опешил Авдей от таких дочкиных запросов. – А зачем тебе? И потом, сабля с лошадкой у тебя уже есть...
– Так они же пластмассовые, —с невероятным презрением пояснила Марья. – Пап, ты простых вещей не понимаешь. Ну как я на пластмассовой лошади и с поломатойсаблей в нашем детсаду появлюсь?
– Да, действительно. Ладно, Маш, как-нибудь в ближайшее время решу вопрос с твоим вооружением. А сейчас, может, сказкой ограничимся?
– Да! Ограничимся! Пап, давай нашу сказку! – потребовала Дарья, в отличие от боевой сестрички бывшая натурой более поэтической и склонной к созерцательности.
– Фу, сказку... – сморщила нос Машка. – Ты просто малолетка! Сказки – фигня. Пап, если сейчас не будет сабли и лошади, лучше расскажи анекдот. Или самый ужасный-разужасный ужастик! А лошадь, – великодушно разрешила Марья, – ты мне завтра купишь.
– Ну, как скажешь, – пожал плечами счастливый отец. – Так какой же тебе ужастик нужен, Марья?
– А ты тогда рассказывал. Ну, когда надевал на голову мамины черные колготки, махал старой рваной шторой, ну, которая из кладовки, и кричал, что ты Бэтмен... Ну, вспомни! Жила-была девочка, и были у нее не глаза, а глазищи, не волосы, а волосищи...
– Не зубы, а зубищи...
– Ага! И был у нее не муж, а мужичище, не дети, а детищи, не собаки, а собачищи...
– Маш, ты что-то путаешь. Не мог я такую чепуху вам рассказывать, – отрекся Авдей и услышал, как его вторая дочура тихо и методично ревет в одеяло.
– Дашута, – встревожился он. – Ты чего?
В ответ донесся приглушенный всхлип. Авдея зацарапала совесть. Он принялся всячески утешать дочку, что ехидная Марья не замедлила прокомментировать:
– Фу, Дашка, ты плакса! Ужастика испугалась! В тебе глупости больше, чем умности!
