Мне кажется, что она и сейчас придумает кучу «нет», тем приятнее ошибиться.
– Один ужин, – говорит она, принимая мою руку.
– И несколько поцелуев, – подмигиваю я.
– Ничего лишнего.
– Ничего из того, что тебе не понравится.
Волчонок тяжело вздыхает, но не спорит. Мне до жути интересно, о чем она думает, что побудило ее согласиться, и я рассчитываю узнать это до конца вечера. Раскрыть эту загадку. Я сжимаю ее миниатюрную ладонь и тяну за собой, и спустя несколько минут мы оказываемся в моей новой спальне, по пути так никого и не встретив.
Между диваном и креслами расположился столик на колесах, на нем большие блюда, накрытые крышками, бутылки с вином и водой, бокалы, штопор и два горячих полотенца. Верхний свет выключен, горит лишь несколько светильников. Не хватает только тихой музыки, но это я тоже исправляю, включая стереосистему и свой любимый плейлист. Первый аккорды и голос Лорен Диви разгоняют тишину.
Так-то лучше.
Думал, волчонок будет торчать возле входа, но она деловито топает к столику, открывает все крышки.
Маркус выполнил мое пожелание: на одной тарелке миниатюрные тарталетки и роллы, на второй – фрукты. Шеф у Прайеров виртуоз, все красиво и аппетитно. Под третьей крышкой горячие полотенца.
– Сесиль меня убьет, – бормочет под нос Али.
– Так ее боишься?
Она поднимает на меня глаза и признается:
– На самом деле, нет. Но голос разума в моей голове разговаривает ее голосом.
Я не сдерживаю смеха.
– У тебя не получится, – говорю, подхватывая два блюда и переставляя их на журнальный столик, поближе к дивану. Алиша подхватывает третью тарелку и устраивается рядом.
– Что не получится?
– Быть скучной.
– А я думала, что ты считаешь меня занудой и консервой.
Алиша вытирает руки полотенцем, берет одну из закусок и откусывает кусочек.
– Я бы сказал, что ты немного зажата и слишком часто прислушиваешься к голосу Сесиль в голове.
– Это материнский голос. Он защищает от необдуманных поступков.
– Таких, как ужин в моем обществе?
– От этого тоже.
– Значит, сегодня ты ее не послушалась. – Я подаюсь вперед, перехватываю ее запястье и подношу к своим губам. Слизываю остатки лакомства с ее ладони. – Почему?
Глаза Али расширяются, радужку заливает золото, а пульс под пальцами учащается, выдавая ее волнение.
– Ты знаешь – почему.
– Нет. Расскажи мне.
– Ради проверки.
Я так увлекаюсь сладостью ее кожи, что смысл слов доходит до меня не сразу.
– Проверки?!
– На истинность. Ты же этого хочешь?
Я долго-долго смотрю в глаза Алиши и не знаю, рычать мне или смеяться, потому что она не шутит. Изо всех слов, что я сказал в дверях ее комнаты, зацепилась она именно за это. Али действительно пришла ко мне, чтобы проверить истинность.
– Вот как? Тогда приступим.
Не сдерживаю улыбку, и, судя по тому, что волчонок слегка бледнеет и инстинктивно отодвигается, улыбка получается по меньшей мере коварной. Алиша косится на кровать, и по моему телу проходит такой разряд тока, будто меня подключили к электростанции.
Владыка, дай мне сил удержать контроль! Я же зверь, хищник, которого такие взгляды и эта недоступность только провоцируют.
– Нет, Али, детка, – «разочаровываю» я, – кровать опробуем после. Сначала ужин. Подай мне вот ту креветку.
Она берет закуску и пытается передать мне, но я качаю головой.
– Не так. Мы все-таки на тайном свидании, а не на встрече выпускников.
Судя по ее виду, Алише хочется бросить в меня несчастной закуской, но сегодня она снова удивляет – подносит креветку в кляре к моему рту. Осторожно, словно боится, что укушу. На этот раз я не собираюсь нарушать ее ожидания: вбираю угощение губами, а затем прихватываю волчонка за палец. Легонько, предупреждая, что дальше будет больше.
Смеюсь про себя, когда она отдергивает руку.
– Моя очередь.
Отрываю от грозди крупную виноградину и подношу к губам Алиши.
– Я не…
– Консерва. Это я уже понял.
Она бросает на меня яростный взгляд, но все-таки прикрывает глаза и забирает ягоду губами. Понимаю, что волчонок не дразнит меня, она просто перехватывает из моих пальцев лакомство, но у меня встает так, что даже в свободных джинсах становится тесно. До боли.
Алиша хочет снова отстраниться, я не позволяю: кладу вторую ладонь ей на затылок, притягиваю к себе. От неожиданности она проглатывает виноградину целиком и распахивает свои необыкновенные глаза, а я сглатываю вместе с ней. Потому что на нее откликается мой волк, он беснуется внутри, призывая меня к действию. Но я старательно его не слушаю. Я вожу большим пальцем по ее губам, спускаюсь к подбородку, очерчиваю скулы. Кожа у нее мягкая, нежная, просто удар по моему самообладанию. И не только по моему, потому что волчонок тоже дрожит и тяжело дышит, будто пробежала марафон.
– Еще, – говорю я, и она быстро хватает ближайшую закуску, которую я медленно, до самой крошки слизываю с ее слегка подрагивающих ладоней, и так же стремительно пытается проглотить предложенную мной клубнику. – Тише. Помнишь наш разговор про вино и секс? Это применимо ко всему. Наслаждение от слова «наслаждаться».
– Кто сказал, что я наслаждаюсь? – фыркает вредный волчонок. Язва!
Я сокращаю между нами последние сантиметры, втягиваю носом воздух возле ее шеи:
– Твой аромат, Али.
Одуряющий аромат возбужденной волчицы. Сладкий, пьянящий, сводящий с ума. Алиша может врать себе сколько угодно, но равнодушной она не осталась.
– Что тебя заводит больше? – Я продолжаю поглаживать кожу на ее затылке, надавливаю на ямочки, улавливая мельчайшую дрожь. – Когда я кормлю тебя, или ты меня? Или дело в прикосновениях?
– Это не значит, что мне это нравится. Ты сказал, что рядом со мной теряешь контроль. Тебя сводит с ума мой запах. Значит, я должна испытывать те же чувства, но я их не испытываю.
– Тогда нужно это исправить.
Я снова откидываюсь на спинку дивана, увлекая Али за собой. Она оказывается сидячей на моих коленях, лицом к лицу, и цепляется за мою футболку, как за спасательный круг.
– Поцелуй меня, – прошу-приказываю я хрипло, и она подчиняется.
Алиша так медленно наклоняется ко мне, что мне нестерпимо хочется сделать ход первым, поменяться с волчонком местами, вжимать ее в диванные подушки, зафиксировав запястья над головой, и выписывать губами и руками самые откровенные узоры на ее теле. Но ее медлительность заводит меня больше, чем собственная инициатива, которая сейчас может только испортить мне истинный кайф.
