– Мне достаточно одного приказа, Сесиль, чтобы ты пересказала завещание наизусть, – напоминает альфа, – но нам хватит самой сути. Расскажи, и головная боль мучать перестанет.
Тетя бросает на него тяжелый взгляд, а вот на меня больше не смотрит:
– Ее родители отдали патент мне с возможностью использования. Для себя и для Алиши. Но они даже представить не могли, какая это золотая жила! Естественно, я вкладывала деньги в стаю. Я заботилась обо всех…
– К сути, Сесиль. – Тон Хантера как у профессора на экзамене, и тетушка осекается. – Кому на самом деле принадлежит патент?
– Алише и ее опекуну.
Так вот почему Сесиль поддерживала мое желание учиться и не настаивала на замужестве.
Вот почему она не хотела, чтобы я выходила за Хантера.
Почему Август хотел на мне жениться.
Патент уплыл бы в чужие лапы!
Пока я приходила в себе от шока, пока я смотрела на женщину, которую я долгое время считала второй матерью, а не деле она оказалась мачехой, которую интересовал исключительно мой «золотой» патент, мужчины умудрились обсудить все открытия и вынести приговор.
– Сесиль вернется в родную стаю, – говорит Доминик, – я об этом позабочусь, а Конеллов обяжу выплатить компенсацию твоей паре.
Представляю, как на тетю посмотрят родственники, вынужденные платить по ее счетам. Но во мне больше нет злорадства. Оно где-то потерялось вместе со злостью. Мне как-то даже на патент наплевать, знай я о нем, я бы с ней поделилась. Я бы отдала его целиком! Но сейчас внутри меня пустота, и единственное, чему я рада – освобождению от этих токсичных родственных отношений, построенных на чувстве вины и долге.
– Я заботилась о тебе, – пытается «надавить» на меня Сесиль, но это больше не работает.
– Ты лгала мне.
Это все, что мы можем сказать друг другу.
Все, что я хочу ей сказать.
Хантер чувствует меня, поэтому уводит: просто берет за руку, и мы покидаем гостиную. Вот только кто бы еще нам позволил уйти!
Верховный догоняет нас в холле. Недоверчивость и высокомерие из его взгляда исчезли, смотрит он серьезно и даже как-то тепло.
– Алиша, я приношу свои глубочайшие извинения. За то, что не поверил тебе и подверг твою жизнь опасности. Я рад, что Хантер вовремя нашел тебя. Кстати, как?
– Он услышал мой зов на расстоянии.
– Мы истинная пара, Рамон.
Вид у верховного по привычке делается скептическим, но вдруг он улыбается. Так открыто, что это непривычно уже для меня:
– С вашей парой я теперь готов поверить во что угодно.
– Поверите, когда встретите свою, – предсказываю я.
– Предки меня сохрани от такого!
Мы смеемся, и напряжение отпускает. На этот раз по-настоящему.
– Я могу что-то сделать для вас? – спрашивает Рамон.
– В качестве моральной компенсации? – усмехается Хантер, привлекая меня к себе.
Верховный улыбается, и я понимаю, что не будь он такой консервой, был бы симпатичным.
– Как залог новой дружбы.
– Пожените нас, – говорю я. – Пожените прямо сегодня. Вы же обладаете такими полномочиями.
Обычно пара должна официально запрашивать разрешения на церемонию у Совета старейшин, а это занимает время, но для Волчьего союза это не проблема.
Хантер разворачивает меня к себе, я никогда не видела его таким серьезным:
– Волчонок, ты уверена? Как же красивое белое платье и пляски возле костра? Тамада и веселые гости?
Я кладу ладони на его грудь и заявляю:
– Пусть будут через два с половиной месяца. Как мы и планировали. Но твоей супругой я хочу стать сегодня.
Я была на нескольких свадьбах, все они были именно такими, как сказал Хантер. С многочисленными гостями, с ведущими, с горами закусок и приглашенными музыкантами. С невестой в роскошном платье, с показным или искренним весельем, со скульптурами изо льда или цветами. Наша свадьба с Хантером была другой: спонтанной, тихой, но настоящей.
Истинной.
Теперь я поняла смысл истинных пар. Связь возникает только через доверие. Когда я не доверяла Хантеру, не верила ему, моя волчица чувствовала в нем чужака и защищала меня. Но когда я переменила свое отношение, «мохнатая» изменила его тоже. Сейчас мы с моей звериной сутью были согласны во всем – это наш волк.
Мы покинули особняк, вышли во внутренний двор, где был декоративный пруд и каменная беседка, оплетенная жгутами прошлогоднего засохшего плюща. В другое время она выглядела бы мрачно, но сейчас закатное солнце окрасило ее и пруд золотым цветом, и это было лучшим местом для церемонии.
Рамон снял пиджак и принялся петь, согласно традиции древнего вервольфского обряда. Обряда для истинных пар. У него был красивый голос, и я будто впала в некое подобие транса, а может, меня загипнотизировали колдовские глаза моего жениха.
– Ладони, – приказывает верховный, и мы соединяем наши руки. Я почти не знаю древний, а вот Хантер, судя по всему, знает, потому что слушает Рамона внимательно. – Носы.
Мы подаемся навстречу, касаемся щекой щеки, вдыхаем ароматы, почти растворяемся друг в друге, а после ходим по кругу.
– Перекидывайтесь! – новый приказ, и я с радостью ему подчиняюсь. Отдаю Рамону кольцо, разрываю человеческую одежду, показывая истинную суть вервольфов. Моя волчица жаждет свободы, и у них с волком Хантера это тоже взаимно.
Мы делаем круг вокруг Рамона, а после волк вылизывает мою мордочку. Я же опускаюсь перед ним, принимая своего альфу и своего мужчину.
Моего истинного.
Возвращение в человеческую ипостась совпадает с бурными аплодисментами. Я резко оглядываюсь и вижу, что из дома высыпала толпа вервольфов: они стоят не только на крыльце и лужайке, но и на балконах второго этажа.
Стая.
Вот тебе и уединенная церемония!
Хантер заслоняет меня собой, но кажется, это помогает слабо. Из одежды на мне лишь мамин кулон, но внезапно женщины из стаи шагают вперед и несут медвежьи шкуры. Одну они бросают мне под ноги, во вторую укутывают меня, завершая обряд. Отныне я не невеста, а жена альфы.
После вовсе происходит удивительное: все стая, один за другим встают на колени. Мне кажется, что я перестаю дышать. Всколыхнувшаяся боль от прошлых жестоких слов рассеивается, когда Руперт с самого края ряда произносит:
– Стая принимает ваш союз. Принимает твой выбор альфа Хантер. Принимает первую волчицу Алишу.
Следующий вервольф повторяет то же, и следующий… Пока клятву не приносит каждый из присутствующих, а их немало. Большая часть стаи, если не сказать, почти вся, принимает меня и Хантера.
