Ох, статья из головы не выходит… Ну о чем писать, какую чушь выдумать? Ведь наверняка, чего ни напиши, все поместят, но все-таки писать чушь совесть не позволяет. Ох, и черт бы побрал эту газету со всеми ее потрохами! Вот Наташа сейчас бы враз чего-нибудь накатала, а у меня голова пустая!..
15 апреля, вторник
Так или иначе – я вчера вышла из положения. После того как перебрала все темы для статьи и уже заранее решив перенести все неудобство отказа, я от нечего делать решила написать о нашей неудачной поездке в Кусково. Писала, конечно, в фельетонистом духе – a´ la Зощенко.
Утром сегодня забрала это писание с собой и дала почитать Гайшиной, а та, недолго думая, слила это Апехтину, а к вечеру этот мой фельетон, почти без единой поправки (за исключением одной строчки), был уже напечатан. Вот так фунт изюму! Повезло прямо-таки. Ведь писала я эту статью весьма небрежно в смысле и стиля, и содержания, потому что не думала, что она может попасть в газету, и вдруг – без единого возражения! Когда сегодня на заседании редколлегии ее, уже напечатанную, читали вслух, то все хохотали. Неужели же я способна писать смешные вещи? Удивляюсь, но факт приходится признать. Вообще надо сказать, что я могу писать или в комичном фельетонистом духе, или в стихотворном, больше же никак не умею. Написать серьезную статью в газету никогда не смогу. Но главное, главное – выкрутилась!
В нашей комнате в тресте сидит начальник пожарной охраны – Афанасьев, смешной такой старикашка. Сегодня во время перерыва подходит к Финикову, садится против него и говорит:
– Я вам хочу один вопрос задать: по-моему, все люди сумасшедшие, как вы, не разделяете моего мнения?
Фиников долго молчал, потом сказал, что не понимает вопроса. Афанасьев начал подробно объяснять свою мысль:
– Я говорю, что, по-моему, все люди сумасшедшие, на 99 %. Не умалишенные, а сумасшедшие, потому что умалишенные – это которые совсем ума лишены, а сумасшедшие ума не лишены, они просто со своего пути сошли и с ума также.
Фиников в рассуждения с ним пускаться не стал, да и где уж ему, слишком уж он здравый человек.
Вот так старикашка! Никак не думала, что он способен на такие философские рассуждения. Пожалуй, я согласна с ним на все 100 %.
Действительно, все люди, все человечество сошло со своего пути. Когда-нибудь я буду много писать на эту тему, а сегодня что-то не хочется.
Сейчас уже много времени. Хотя писать еще и не надоело, но лучше кончить, что-то опять тоска…
19 апреля, суббота
Последние дни совсем некогда было писать, потому что до 12 часов ночи приходилось быть в тресте – выпускали очередной номер стенгазеты. Редколлегия состоит у нас из семи человек, причем все мужчины, за исключением меня и Гай– шиной. Гайшина когда-то кончила химические спецкурсы и теперь работает у нас в лаборатории.
Сегодня стенгазета была закончена. Сидели над ней четыре вечера. Газета получилась замечательная. Главное достоинство нашей газеты то, что она у нас получается очень чистой и аккуратной и хорошо иллюстрированной. Не нравится мне только то, что иллюстрации эти мы подбираем в старых журналах, вырезаем и наклеиваем. Эта подборка картинок занимает очень много времени, но ничего не поделаешь, потому что рисковать никто не умеет. Я вспоминала, как выпускали газету в школе. И насколько же там было веселее выпускать газету!.. А здесь все-таки скучновато. Там мы как-то долго не думали и, что самое главное, ничего не боялись. А здесь все чего-то боятся.
На сегодняшний день у меня был билет в Театр им. Сафонова на «Лес». Билеты эти закупил для нас местком. Шли почти все девчата нашего треста. И вдруг сегодня, заглянув в газету, узнаю, что сегодня во всех театрах начало спектаклей будет в 10 часов. Это значит, что кончится все это часов около двух, домой попадешь к трем ночи, в результате не выспишься, а утром на работу.
Устраивается это по поводу того, что завтра Пасха. Чтобы, дескать, в церковь не шли. Меня это так взбесило, что я решила не идти в театр, даже если бы билет пропал. Но на счастье, подвернулась Гайшина, которая взяла у меня билет. Ну какое же безобразие с такой постановкой дела. Разве это порядок? Кто хочет идти в церковь, так тот все равно пойдет, его не заманишь никаким театром. А теперь что же получается? Хоть в церковь и не пойдешь, а все равно ночь спать не будешь, и наутро с тяжелой головой на работу надо будет идти. Это прямо-таки возмутительно!
Вчера была выходная. С утра отправилась по магазинам в поисках туфель. Избегала пол-Москвы, была там, где раньше никогда не бывала, путешествовала ровно 5 часов и ничего не нашла. Купила только фуфайку, зелененькую, очень хорошую, самой даже нравится. А вместо туфель купила физкультурки. Жара вчера была невыносимая, так что я спарилась до ужаса. И по глупости выкинула такую штуку: с Гавриковой площади пришла домой пешком. Туда же на трамвае ехала, а оттуда решила пройтись. Прошлась и думала, без ног останусь. Но, оказывается, ничего. Пообедала и хоть бы что.
Если бы пошла в театр, то сейчас еще только пришла бы туда, а между тем у нас уже ужинают. Завтра Пасха. Дома, конечно, были приготовления, суматоха. Но для меня все это как-то проходило мимо. Я старалась возродить в себе прежнее чувство праздничной радости и не могла. Одна мысль о семичасовом сидении в тресте убивает во мне все. Пожалуй, я бы по примеру прошлых лет и порадовалась бы завтрашнему дню, но завтра надо идти на службу, и этим все покрывается.
По вечерам нападает какая-то странная тревога. Без всякой причины начинаю волноваться и не могу ничего делать. Вероятно, это просто бессознательная тревога о молчании Наташи. Я меньше стала думать о ней, но когда начинаю вот так тревожиться, то мне с особой силой представляется разлука с Наташей, особо сильно возникает желание видеть ее около себя. Порой меня охватывает возмущение: за что, кому это надо было? Кто виноват в этом?
Сегодня кончила читать «Историю моей жизни» Свирского. Замечательная вещь. Вообще Свирский хорошо пишет. Кто не читал его «Рыжика»? Кто не переживал волнения, читая эту книгу?
Недавно прочитала книгу Бреме «Убита жизнью» – дневник девушки лет 14–16, трагически погибшей в силу существующего в Германии строя, формального и бесчеловечного. Предисловия и послесловия этой книги на все лады уверяют читателя, что эта книга – не литературное произведение, а действительно дневник девушки, дочери сапожника, очень талантливой. В этом дневнике девушка с детской простотой рассказывает о своей жизни, о своих переживаниях. Дневник написан очень интересно. Девушку эту полиция заподозрила в том, что она проститутка, хотя она была безукоризненно честной девушкой. Заподозрили ее потому, что она однажды с одной подругой уехала в Берлин, не сказав о том родителям, и прожила там пять недель, скитаясь где попало. Мать заявляла в полицию о пропаже дочери, а полиция, когда девушка вернулась домой, заподозрила ее в нечестности. По германским законам проститутки не имеют права жить по-человечески, они являются отщепенцами в обществе. Девушку эту однажды забрали и заключили в больницу, якобы на излечение от венерической болезни. Девушка там заразилась, ненужное лечение истощило ее, и она умерла. Даже в больнице она не переставала писать дневника, причем имела его на разных клочках, конвертах, открытках и прятала все это под матрац. После ее смерти мать, роясь в ее школьных книгах, нашла там ее дневник и снесла его учительнице в школу, чтобы доказать, что дочь ее была честной. А учительница издала этот дневник, несмотря на протест родителей. Если это все правда, то действительно девушка была очень талантливой. Дневник написан с таким искусством, что позавидовать можно. А между тем она мало училась, мало читала и росла в бедной семье. Этому весьма удивляются все авторы предисловий и послесловий этой книги.
