Мону люблю настолько сильно, что жить с ним врозь становится невыносимо.
В мае и июне мы каждый выходной день ездили на дачу в Болшево к его сестре Фене. Это были самые хорошие дни, особенно в июне, когда Феня жила в Москве и мы были там совершенно одни. Мы приезжали туда накануне выходного и проводили там целые сутки, наслаждаясь двойным одиночеством.
Когда я была в Салтыковке, Мона приезжал ко мне в выходные, и мы мотались по лесу, радуясь встрече после недельной разлуки. Где бы мы ни встречались, мы всегда рады друг другу, всегда становится легче и веселее, когда находишься вместе. Мы все смеемся, что у нас медовый месяц продолжается уже около трех месяцев, а если у нас будет своя комната, то, вероятно, медовый месяц начнется сначала.
Одно время Мона очень сильно похудел. Это началось зимой, а весной он похудел еще больше. Сейчас же он вдруг начал поправляться, и меня это очень радует.
6-го мы были с Моной на даче у Фени. День был дождливый и холодный, и целый день пришлось сидеть дома. Феня работала, и мы были вдвоем. Было очень скучно, мы читали какую-то ерунду, и нам наконец надоело. Не помню, каким образом, но я навела его на разговор о его прежней жизни, главным образом меня интересовал вопрос, скольких женщин он знал до меня. Оказалось – шесть, я седьмая. Каждой он дал краткую характеристику, историю и место знакомства и продолжительность такового. О шестой он говорить отказался, сказав, что об этом я сама знаю лучше его. Шестая – это, конечно, Ревекка. Хотя я знаю о ней все и действительно, может, больше, чем он, но все-таки интересно было бы услышать все это в его редакции.
Мои расспросы были весьма бесцеремонными, и Мона не хотел со мной разговаривать, но я все-таки узнала все, что мне было нужно. Он удивляется моему любопытству, но что я могу сделать, если я хочу все знать? Разве это так уж плохо?
В общем, день прошел как будто ничего. Самое хорошее было то, что мы были сыты. Феня нас накормила досыта. Вечером, когда мы пошли на станцию, мы решили покататься часок на лодке. Был только восьмой час вечера, на реке было пусто, потому что было холодно. Мы взяли лодку и поехали. Река после дождя вспухла и загрязнилась. Было прохладно, но тем не менее очень хорошо. Я очень люблю кататься на лодке и грести, особенно когда катаешься вдвоем. Смотришь вперед и без конца видишь самое милое, самое дорогое на свете лицо. Сначала на веслах сидел Мона, на обратном пути на весла села я. Сначала грести было легко, но потом поднялся ветер, и грести стало так трудно, что я еле доехала до лодочной станции. Гребля для меня – самое лучшее удовольствие, но, к сожалению, очень редко приходится кататься на лодке.
Приехав в Москву, отправилась к Моне читать одну диковинную вещь, «Повесть о непогашенной луне» Б. Пильняка. Повесть написана на смерть Фрунзе. Имена изменены, но можно догадаться, что речь идет о Фрунзе, которого насильно уложили на операцию и по повелению свыше угробили. Повесть эта напечатана в каком-то литературном журнале, который по выходе из печати был, конечно, конфискован. Уцелевшие экземпляры ходят, вероятно, по рукам и зачитываются до дыр. Удивляюсь, как такую вещь допустили до печати? И потом меня интересует еще вопрос: читал ли эту книгу т. Сталин, ведь это его больше всего касается?
Хочется сегодня вечером пойти на «Роз-Мари». Если Мона приедет с завода рано, значит, пойдем. Между прочим, сегодня я ночевала у него. Вчера я была с его сестрой Дорой на даче. Вернулись вечером, когда лил дождь. Домой идти не хотелось, и я заночевала у них. Утром сегодня, когда все ушли на работу, я тоже ушла.
Сейчас отдохну немного и отправлюсь на весь вечер.
10 августа, четверг
Вчера вечером никуда, конечно, не попала. Мона, как всегда, приехал поздно, и пришлось удовольствоваться мотанием по городу. Просила, чтобы он сегодня приехал пораньше, но сегодня он тоже не может. Просто беда с ним. Все лето проходит, и нигде не были.
Вечером, дожидаясь Мону, услышала от Левы (его старший брат) новость: Мона едет в командировку в Запорожье на 6 месяцев. Я об этом еще ничего не слышала, и мне это сразу испортило настроение. Что же я буду делать? Вскоре пришел Мона, поел и предложил мне пойти гулять. На улице он сразу же сообщил об этой командировке и предложил мне поехать с ним, взяв на год отпуск по учебе. Я согласилась. Жить дома все равно будет невозможно. А поехать куда-нибудь приятно, тем более на юг. Я очень хотела бы, чтобы эта командировка состоялась. Но, наверное, ничего не выйдет. Когда чего-нибудь сильно хочешь, так этого никогда не бывает. Если же командировка не состоится, то Мона говорит, что комнату к концу месяца ему обещали обязательно дать. Это тоже неплохо.
После этого разговора настроение у меня поднялось. Потом говорили о вещах, о которых писать не полагается. Мы с ним настолько привыкли друг к другу, что совершенно свободно можем говорить на любую тему без всякого стеснения. Я его просвещаю по «женскому» вопросу, а он меня по «мужскому».
Гуляли часов до 11. Потом разошлись по домам.
Сегодня утром встала поздно. Сильно болит поясница, и отчего – не знаю. Сделала горчичник – не помогло.
Днем ходила к двоюродной сестре Нюре. Пришла домой в четвертом часу. Пообедала и не знаю, что делать. Писать не могу, потому что перья очень плохие. Мне это страшно действует на нервы, а где взять хорошее перо – не знаю.
11 августа, пятница
Ужасно болит поясница. Собиралась пойти к врачу и не пошла. А болит сильно.
Вчера Мона сообщил, что с комнатой вопрос уже разрешился, возможно, на днях получит. А мне почему-то больше хочется в Запорожье уехать. И Мона говорит, что он потому и дал согласие на командировку, чтобы скрыть меня от всяких взоров. Но ничего не попишешь. Запорожье подразни– лось, кажется, и скрылось.
Сегодня день прошел совершенно впустую. Вечером собираемся в оперетту. Погода солнечная, но такой ветер, что жутко на улицу выходить. Сегодня останусь ночевать у Моны, чтобы завтра утром пораньше поехать на дачу.
14 августа, понедельник
Погода ужасная. Со вчерашнего вечера не переставая льет дождь. Нездоровится. 11-го были на «Роз-Мари» в ЦПК и О. Оперетта неплохая, но играли неважно. Домой попала в половине второго ночи. Предварительно застряли, конечно, во дворе. Двор у них темный, безлюдный и со скамеечками притом. Нельзя пройти этим двором, чтобы не застрять там. Но лучше было бы, если бы 11-го мы прошли не останавливаясь, потому что я, кажется, начинаю терять уважение к Моне. Какой он невыдержанный! Утром 12-го я проснулась рано, когда Дора собиралась на завод (у нее не общий выходной). Полежала до половины девятого, а потом решила сходить домой, пока Мона и Лева спят.
Когда я вернулась, они еще не вставали и даже не заметили, что я уходила.
В Болшево собрались только к обеду. Только приехали туда, пошел дождь. Пришлось сидеть дома. Со скуки легли спать, проспали до 8 вечера. Феня не работала и сидела дома. Ей нездоровилось, и поехать с нами в Москву она не могла.
