11 февраля, воскресенье
10 часов вечера. Мона и сегодня не пришел. Вчера я на него очень обиделась и не на шутку расстроилась. Ночью поплакала как следует, а утром еле встала, думала, что конец уже: очень скверно себя чувствовала. Пожалуй, если каждую ночь так плакать, то скоро придется в приют отправляться. Но что сделаешь? Нервы так истрепаны, что каждая обида способна вызвать истерику. А обид, к сожалению, много, и главная обида от Моны.
На улице жуткая гололедица. Сегодня утром не решилась даже погулять, как я это все время делала, а отправилась прямо в издательство. Еле дошла: скользко и плохо себя чувствовала. Вечером сегодня тоже никуда не вышла. В общем, дела мои скверные. Если и дальше так будет, то неминуема мне бесплатная путевка на тот свет без возврата. Единственное мое желание, это чтобы сожгли меня в крематории. Мне совсем не хочется быть зарытой в землю…
12 февраля, понедельник
Выходной день прошел. 8 часов вечера. Мона еще не приходил. В чем дело, наконец? Неужели занятия математикой увлекли его настолько, что мое существование перестало его интересовать? Ни за что не пойду к нему первая, пусть он хоть еще неделю не приходит. Утром сегодня была у врача в консультации. Пока все в порядке.
Днем была у двоюродной сестры Нюры. Она больна, еле дышит. У нее второй месяц беременности, и она очень тяжело ее переносит. Постоянная рвота и вследствие этого полное ослабление. Она до того слаба, что не может даже ходить, все время лежит. Вот несчастная, я против нее прямо героем была в первые месяцы беременности. Хотя тоже мучилась от тошноты, но все-таки не лежала, а еще даже занималась в техникуме.
Сейчас чувствую себя неважно. Ходить становится все труднее. Быстро ходить уже не могу.
Вчера в издательстве полдня ничего не делала, а полдня сидела на подчитке с нашим корректором, Иваном Николаевичем, добродушным, но едким стариком. Читали гранки книги о боксе. Автор книги до небес превозносит этот вид спорта и считает его чуть ли не лучшим видом спорта. Автор говорит, что бокс всесторонне развивает мышцы тела, что он очень полезен и что повреждения при нем бывают очень незначительные, самое большее, это могут перебить переносицу и сделать боксерский нос. Затем приводятся правила состязания и тренировки и пр.
Я терпеть не могу бокса. По-моему, это самый зверский вид спорта, самый унизительный, и не понимаю, как можно еще устраивать публичные выступления по боксу. Прямо как в Древнем Риме: публика непременно должна видеть на арене кровь…
Мне что-то не по себе. Хочется лечь, но пока воздерживаюсь. Очень трудно сидеть.
Начала основательное знакомство с французской классической литературой. Читала Вольтера, сейчас читаю Бальзака, А. Де-Мюссе, Стендаля. Читаю с большим удовольствием и удивляюсь, как люди могли писать. Какая сила, сколько знаний, какой опыт жизни. И как только они успевали за свою короткую жизнь столько узнать и столько написать. Писателю мало обладать талантом, ему надо многое знать. Он должен быть всесторонне развит, он должен видеть явления не только с их внешней стороны, но и проникать внутрь их, познавать самую сущность каждого явления и каждого человека. Оттого-то так и бедна наша литература сейчас, что писатели наши видят только то, что сверху, а что таится внутри, им рассматривать некогда, да, пожалуй, они и не умеют в силу недостаточного духовного развития. Ведь сейчас мало быть писателем, надо еще быть и советским служащим и общественником. Где тут найдешь время для философии, для глубокого анализа жизни? Нет времени, и нет глубокого творчества, есть только тусклые копии отдельных моментов нашей действительности.
Что-то серьезно нездоровится. Придется лечь.
14 февраля, среда
Вчера прямо из издательства, в пятом часу решила зайти к Моне, узнать, в чем дело. Думала, если его нет, значит, он здоров, и я сейчас же уйду. Прихожу, и – о ужас… Меня не пускают в комнату, говорят: «У нас дифтерит». Смотрю, Мона лежит… Я, конечно, осталась, несмотря на протесты всех его родных.
Заболел Мона еще 11-го числа. 12-го взяли мазок, а 13-го утром анализ показал, что у него дифтерит. Сейчас же дали наряд в больницу и сказали, что немедленно придет за ним карета. Но карета немедленно не приехала. Когда я пришла, кареты еще не было, но Мона был одет, и все остальные были наготове. В первый момент я чуть не расплакалась, так было тяжело.
Карета приехала только в 6 часов вечера. Мона оделся, попрощался и уехал. Так пусто стало… Лева (брат его) поехал тоже в больницу, чтобы узнать, куда его положат, когда приемные часы. Я осталась ждать возвращения Левы. Он приехал через 11/2 часа. Больница эта называется «Красная Советская», находится на 4-й Сокольнической улице. Лева сообщил, что Мону уже положили в палату, сделав предварительно ванну и сняв волосы. Лева получил от него записку, где он написал, что чувствует себя хорошо.
Передачи по четным числам принимаются днем, по нечетным – вечером. Уговорились, что сегодня днем поеду в больницу я, так как все остальные заняты, а мне можно сделать прогул в издательстве.
Сегодня утром я пошла к ним, чтобы забрать еду для передачи. Со мной вместе поехала Феня. Больница, кажется, неплохая. Какая-то тетушка, у которой там лежит муж и которая ходит туда уже давно, рассказала нам все порядки: и как там кормят, и что надо приносить и пр. Она, оказывается, видела, когда вчера привезли Мону. Рассказала нам, как он волновался, потом рассказала, как пришел Лева, которого она взяла под свою опеку, ознакомив его со всеми порядками. Меня она сейчас же признала родственницей Моны и Левы, заявив, что я на них очень похожа. Мы с Феней даже рассмеялись от неожиданности. Прямо тетушка пальцем в небо попала! А когда она узнала, что я жена Моны, а Феня сестра, то тогда она уже в свою очередь рот разинула от неожиданности.
На мою записку Мона написал мне ответ такого содержания:
«Дорогая Таня, большое спасибо за все, а больше всего за газету. Я окружил себя книгами, штук их 6, но никак не могу остановиться ни на одной.
Сегодня меня долго выслушивал врач, говорит – все в порядке, и верно, чувствую себя очень хорошо, думаю, что смогу возвратиться домой дня через три. Вчера мне впрыснули сыворотку в место чуть ниже спины.
Температура сегодня 37,3°.
Еды мне приносите поменьше, лучше бы лимон и сухой чай.
Здесь чай фруктовый, а я его пить не могу. Неплохо бы немного печенья. Танечка, твое желание исполнилось, вчера меня остригли, я себя в зеркале не видел, но представляю свою ряжку, тебе вряд ли бы понравилось. Лежу я один в большой палате, только в другом конце лежат 2 ребенка. Здесь, собственно, почти только дети. Моя палата окнами выходит во двор, направо от входа, посмотри во второе окно, возможно, меня увидишь.
Целую тебя крепко, крепко. Счастливо тебе. Очень прошу тебя бывать у моих родных, ешь там. Передай привет всем.
Мона
Хлеба мне не нужно».
В общем, если судить по его записке, то пока все обстоит благополучно. Если не будет никаких осложнений, то возможно, что дней через 8—10 его выпишут. Из больницы я поехала прямо к его маме, чтобы успокоить ее. Феня поехала прямо на занятия.
