Сегодня весь день просидела дома. Паша с утра ушла в очередь за растительным маслом, которое выдавали на карточки. А я возилась с плитой, с посудой, потом купалась, потом обедали, а после обеда села шить Талочке куклу из тряпок. Получилась какая-то казашка.
В 9 часов вечера пришел вдруг Мона и, не успев взойти, стал торопиться – соберите ему немедленно белье, он идет в 12 часов ночи в баню, а сейчас спешит на совещание. Пока Паша зажигала фонарь, он раза три повторил о белье. Меня это так взорвало, что я не выдержала и ответила ему довольно резко. Посидел он дома пять минут, съел холодные картофельные лепешки и ушел. Теперь придет из бани часа в 2 ночи. Конечно, когда думаешь о том, что его вдруг возьмут в армию – прощаешь ему все, но когда забываешь об этой опасности, делается обидно, что человек так мало интересуется жизнью своих близких. Примерно около месяца тому назад Лева (брат его) прислал письмо, так Мона до сих пор не ответил ему. Не пишет он также ни матери своей, ни сестрам, некогда все.
Паша пришла из очереди только около семи вечера, принесла 300 г масла и 1 кг луку мороженого. Приобретение ценное, теперь из мороженой картошки будем оладьи жарить. Но детям все-таки не нравятся сладкие оладьи.
29 марта, воскресенье
Вчера завтракали очень поздно. Хлеба Паша не принесла, не хватило в булочной, пришлось срочно печь лепешки из мороженого картофеля. Пока я их перепекла (дрова сырые, еле горят), был уже двенадцатый час дня. Напились чаю, и я отправилась в диспансер поддуваться. День был очень теплый, снег таял, везде стояли большие лужи воды, и ветер дул очень сильный. По пути в диспансер шла и думала: под– дуюсь, потом пойду в парикмахерскую, подстригусь, вымою голову, может быть, сделаю маникюр. Но в диспансере оказалось, что врач моя не будет поддувать, у нее болен ребенок. Вышла на улицу и пошла по Красному Пути в поисках парикмахерской. Скоро таковая мне попалась на пути. Вошла. Грязь неимоверная. На подзеркальниках грязная бумага, рассыпанная пудра, гребни, щипцы, все это в беспорядке, лежит как попало. Меня быстро подстригла одна девушка, а вымыть голову оказалось невозможно, у них нет мыла, на маникюр была большая очередь. Из парикмахерской решила пойти в баню, посмотреть, нельзя ли заранее купить билеты и потом прийти с детьми. Не доходя до бани увидела на улице громадную очередь, значит, нечего туда и ходить. Повернула обратно. Домой идти не очень хотелось, но погода была чересчур сырая, вместе с ветром сыпалась какая-то снежная крупа. Пошла не спеша обратно, по направлению к дому. Но по дороге вспомнила, что утром, заглянув в газету, увидела объявление, что какому-то заводу требуются экономисты. Случайно запомнился адрес – Орджоникидзе, 47. Как раз я пересекала эту улицу и, пройдя немного, увидела и отдел кадров этого завода. Решила зайти интереса ради. В отделе найма меня очень любезно принял какой-то дядя с некрасивой фамилией – Жидкевич. Посмотрел документы и предложил поехать на 357-й завод, где требуется экономист в отдел гл. механика. Взяла направление, вышла на улицу и думаю – ехать или нет? Ведь я работать пока не собираюсь, так зачем людям голову морочить? Но все-таки села на трамвай и поехала. Доехала до конца, это всего три остановки. У кольца надо было пересесть на другой трамвай, но я решила не ждать его, а пойти пешком. Пройдя полдороги, я поняла, что сделала глупость, пойдя пешком, – дорога была ужасная, по шоссе стояла вода, а по бокам снег проваливался.
Погода совсем испортилась, сыпалась снежная крупа, ветер валил с ног. Но мне почему-то было весело. Мне нравилась дорога: по обе стороны шоссе – лес, состоящий из елок, сосен и молодых тонких берез. От ветра сосны и ели шумели, и шум этот действовал так, что исчезало время и пространство – был только лес, ветер, шум сосен и легкая радость от движения, от свежего воздуха. Боты у меня промокли, волосы вылезли из шляпы и спутались, но я все-таки упорно решила дойти до конца и разыскать завод. Трамвай совершил два рейса туда и обратно, пока я дошла до его конечной остановки. Мелькнуло желание – не сесть ли на трамвай и не поехать обратно, не разыскивая завод? Но нет, уж действовать, так до конца. Прошла еще немного. Место было совсем уже загородное – березовые рощи, овраги, кусты. Летом там, наверное, хорошо. Встретила знакомую по диспансеру, она тоже ездила поддуваться и теперь возвращалась. Она, оказывается, здесь живет, и завод, который я искала, оказывается, эвакуирован из Ленинграда. Вот куда я попала! Еле нашла бюро пропусков. Там мне выдали пропуск и дали в провожатые девушку-вахтера. В течение получаса искали 62-й отдел. Ходили с одного этажа на другой, раза по три проходили по одним и тем же коридорам, и никто не мог нам указать, где помещается 62-й отдел. Так как мы у каждого встречного пытались это узнать, то скоро на всех трех этажах стало известно, что две гражданки ищут 62-й отдел и никак не могут найти. Тогда нашлась одна добрая душа, разыскала нас, когда мы собирались уже идти обратно в караульную, и указала нам нужный отдел – мы стояли как раз у двери этого отдела, но так как на двери не было таблички, мы и раздумывали – войти спросить, или подождать, или уйти.
Начальник отдела – молодая, очень симпатичная женщина с фамилией опять-таки смешной – Продувнова. Одета в синий костюм, белую блузку, галстук, свежее личико, светлые волнистые волосы собраны на затылке в пышный узел. Манеры, немножко развязные, напоминают девочку-подростка, как будто только вчера она с красным галстуком на шее проводила в отряде сбор… Она мне рассказала о характере работы, потом повела к гл. инженеру. Тот устало посмотрел на меня, на мою трудовую книжку и разрешил принять меня «попробовать». Дали мне записку в отдел кадров, чтобы меня оформили. Я попрощалась и ушла, чувствуя себя не очень удобно – столько людей оторвала от дела, и напрасно. Обратно села на трамвай, потом пересела на другой, а большую часть пути шла пешком. В общей сложности затратила на дорогу 1,5 часа.
Значит, о работе на этом заводе нечего и думать. Мучиться ежедневно утром и вечером, в любую погоду – эта прелесть слишком знакома мне по Москве. Да и вообще работать надо подождать, еще успею, наработаюсь.
Дома пообедала сплошной картошкой – хлеба вчера не было. Мона пришел в 7 вечера на час, хотел кушать, пришлось дать ему только картошку. Рассказала ему о своем путешествии. Он, конечно, не советует так далеко ездить, но вообще, я вижу, не против, чтобы я наконец пошла работать. Но мне что-то не хочется. Хочется весну посидеть дома. Если бы вдруг можно было устроиться по специальности технического редактора, пожалуй, пошла бы сразу хоть сейчас. А экономистом я всегда успею устроиться.
Сегодня с утра Паша опять не получила хлеб. Опять завтракали одной картошкой. Сейчас три часа дня. Паша ушла в магазин, девочки пошли с ней, и вот уже три часа их нет и хлеба нет. Я все утро возилась с плитой, спекла пресный хлеб, сделала пюре из сладкой картошки, нагрела суп. Очень хочется кушать, но обедать одной неудобно, надо ждать девочек. Вымыла голову, но очень неудачно, волосы все слиплись, разодрать нельзя. Вода здесь скверная, жесткая.
30 марта, понедельник
Сегодня Паша наконец получила хлеб, да вчера спекли в плите один небольшой хлебец. Утром пили чай с хлебом и обедали с хлебом, но очень экономно, и мне весь день хочется кушать. Хочется хоть раз покушать хлеба досыта. О более вкусных вещах и не думаешь. Мона вчера пришел часов в 11 вечера и прежде всего сообщил, что он сыт и не хочет кушать, что ему удалось хорошо поужинать в столовой, что он съел там жареную рыбу, вермишель с маслом и сметану, и сознался, что он давно уже не кушал досыта. Вчера вечером писала письмо своим и невольно прежде всего написала о еде. Еда и дрова – это основные заботы. С дровами у нас плохо. Сухие кончились, а сырые горят и не греют. Завтра у Моны выходной. Собираемся весь день посвятить уборке двора и разыскиванию дров – придется обдирать лишние навесы и перегородки, другого выхода нет.
