26 ноября, четверг
Вот как сложилась жизнь в последние месяцы: за четыре с лишним месяца не было свободного времени, чтобы заняться своим дневником. Конец лета и осень прошли в напряженных хлопотах по хозяйству. Летнее благодушное настроение внезапно сменилось страхом перед надвигающейся осенью. Надо было что-то делать, надо было запасти муку, масло и дрова. Перестав надеяться на какое-то неизвестное чудо, начала активно действовать. Несколько раз сходила на толкучку, продала последние тряпки и купила 13 кг муки– сеянки по 1500 руб. пуд и несколько килограммов сливочного и растительного масла. А в первых числах сентября совершенно случайно поехала с одной знакомой москвичкой в район, менять тряпки на продукты. Некоторые женщины промышляли этим все лето с большой прибылью для себя. Но я об этом как-то ни разу не думала серьезно, считая это для себя слишком трудным делом. А тут, получив приглашение Матвеевой, решила рискнуть. Поехали вдвоем. До Коломзино на пароходе, а там вышли на дорогу и сейчас же, не успев подойти, увидели машину, которая шла как раз в
Одесский район, куда мы держали путь. Шофер нас взял, спросив с каждой по 100 руб. Кроме нас в машину село еще четыре женщины, едущие по такому же делу, как и мы. Погода, на наше счастье, была нежаркая, но солнечная и сухая. Ехать было весело, смеялись, шутили, советовались, куда ехать. Мы хотели ехать за Одесский район, но встречные машины сообщили, что в районе нет бензина и дальше ехать будет нельзя. Решили вылезти раньше. Сошли у какой-то деревни Чугуево. Наши четыре спутницы пошли налево от дороги, мы вдвоем направо. Встретившаяся на дороге женщина привела нас в ближайшую деревню. Таких, как мы, много ходило по деревням, и меняльщики не были новостью для колхозников. Наша спутница шла домой на обед. Мы попросили ее продать нам молока. В хату к ней не пошли, а сели около дома на траве. Нас обступили женщины, заставили показать свой товар, но никто ничего не взял. Женщина вынесла нам литр молока. Когда мы ее спросили, сколько ей заплатить, она спросила с нас… 50 рублей! Это было настолько дорого, что мы рот разинули. В Омске на базаре молоко стоило 30–35 руб. литр. Мы заплатили ей 20 руб. и поспешили уйти из этой деревни. Между прочим, сама эта женщина приготовила себе на обед большое блюдо вареной курятины… Выйдя из этой деревни, мы скоро попали в другую, там тоже ничего не поменяли. Оттуда девушка-шофер подвезла нас км 15, и мы попали в немецкую деревню Побочино. Немки, рыжие, аккуратно одетые, внимательно осматривали вещи, но давали очень мало. Решили уйти и оттуда и разыскать деревню Болдыревку, в которую мы, собственно, и собирались попасть. Дело уже клонилось к вечеру, небо затянуло тучами, настроение упало, хотелось кушать. Блуждали по скошенному жнивью, лазили по бурьянам, и только когда уже стало совсем темно, пришли наконец в Болдыревку. У крайнего дома сели на траву. Нас сразу окружили вернувшиеся с работы женщины. Рассказали, что такие, как мы, у них бывают ежедневно и что только вчера четверо женщин уехали от них. Разобрали наши товары по рукам, и уже сразу нам стало ясно, что здесь мы поменяем. Женщина из крайнего дома пригласила нас ночевать. Но мы приняли приглашение другой женщины, которая подошла позднее с ребенком на руках. Когда мы пошли к ней в хату, было уже совсем, совсем темно. В хате у нее горела маленькая лампочка без стекла, стены были черные от несметного количества мух, и во всех углах видны были детские головы – штук пять или шесть детей было у этой женщины и бабушка. Хозяйка работала кладовщицей в колхозе, муж на фронте. Хозяева оказались украинцами, и Аня, моя спутница, которая тоже была украинкой, начала с ними говорить по-украински и вспоминать свою Екатеринославскую губернию, из которой случайно оказалась родом и бабушка. Я сидела на стуле молча и буквально засыпала от усталости. Нас покормили ужином, налили молока по громадной кружке и дали хлеба, белого, душистого. Спать нас положили в горнице, на полу, постелили нам овчинную шубу и положили подушки с чистой простыней. Сначала мы крепко уснули, но потом, среди ночи я проснулась от укусов блох и до утра проворочалась, не могла уснуть, очень уж кусали. Поднялись рано, чуть рассвело, и отправились по домам, пока женщины еще не ушли на работу. В каждом доме топилась печь и готовился завтрак. В первой хате, куда мы зашли, баба пекла оладьи, белые, румяные, и поливала их русским маслом. Мы, видно, так жадно посмотрели на ее блюдо, что она угостила нас, дала по паре оладий и по два красных помидора. В другом доме Аня попросила у бабы пахту, которую та собиралась выливать свиньям. Баба налила нам по кружке пахты и отрезала по куску белого хлеба. Хлеб здесь у всех был только белый. За утро мы обежали почти всю деревню, но наменяли немного, в особенности я. Вернулись к хозяйке. Бабушка в этот день пекла хлебы и угостила нас громадной лепешкой и молоком. В этой деревне нам днем нечего было делать, и мы решили сходить до вечера в соседнюю деревню, за 7 км, где, как нам сказали, можно было выменять растительное масло. Пошли туда. На сытый желудок шагалось легко. По пути зашли в одну деревню, купили творога, поели и пошли дальше. В следующей деревне действительно было постное масло, и мы выменяли там и масло, и муку, и яйца. Яйца наменяла я одна, почему-то мне на них больше всего везло. Посидели там в одной хате, хозяйка угостила нас горячей картошкой и кислым молоком. Обратно в Болдыревку идти было тяжело, у меня был пуд муки, масло и яйца, у Ани масло и необмененные товары. К месту ночлега пришли уже опять к концу дня.
В этот раз хозяйка на ужин угостила нас варениками с творогом. Наварила их громадную чашку, положила в нее громадный кусок сливочного масла и поставила чашку на стол: кушайте, сколько хотите. Я ела до тех пор, пока мне уже тяжело стало, но все же жаль было оставить. Ведь дома так кушать не приходится, а дети хозяйские были очень недовольны тем, что вареники были поданы без сметаны. Нашим бы детям это блюдо, так они бы и без масла их съели, не то что без сметаны.
Спали в эту ночь опять плохо, опять блохи кусали. Видно, к ним привычку надо иметь, чтобы не замечать их, а у меня дома, как нарочно, ни блох, ни клопов не имеется. На следующее утро мы стали собираться домой, решив только еще разок пробежать по деревне. Удалось кое-что еще поменять. Кое-где удалось опять перекусить белого хлеба, помидоров и молока, и наша бабушка угостила нас на дорогу молоком и хлебом. У наших хозяек был замечательный хлеб, белый, душистый. Мне очень хотелось привезти этого хлеба домой. Я предложила бабушке кружево для простыни, и она дала мне за него половину громадного хлеба, а за два шелковых белых поясочка, которые она взяла для внука и для внучки, она дала мне 20 головок чесноку и столько же луку. В общей сложности я наменяла 2 пуда муки-сеянки, 2 кг сливочного масла, 1 литр подсолнечного масла, 54 шт. яиц, 20 головок чеснока, 30 головок лука, 1 кг творога, хлеба около 3,5 кг, да помидоров красных нам еще в одном доме дали. В переводе на базарные цены я наменяла продуктов на 5500 руб., барахла променяла тысячи на две, на дорогу потратила 300 руб., значит, заработала 3000 руб. примерно. Обратная дорога очень беспокоила, груз был тяжелый, в особенности для меня. Но все сложилось очень удачно. Из деревни до дороги нас подвезла одна девочка на тележке, вернее, она только сопровождала свою тележку, а везли мы ее сами. На дороге мы только успели сесть отдохнуть на траву, как показалась грузовая машина, которая нас подобрала. Это была необыкновенная удача, так как девочки, окружившие нас, рассказывали, что предыдущая партия меняльщиц просидела на дороге в ожидании машины с утра и до самой ночи. По пути шофер подобрал еще двух таких же, как мы, а дальше он уже проезжал мимо, не останавливаясь на поднятые руки. Желающих попасть на машину было очень много. Встретились на дороге и наши спутницы из Омска, но их в машину не взяли. Обратный путь показался мне утомительным. Машина была нагружена пустыми железными баками из-под керосина. Они грохотали и все время падали на нас. Приходилось их удерживать и руками, и ногами. В Коломзино шофер высадил нас далеко от пристани. Попробовали двинуться с места, но ничего не вышло – я не в состоянии была потащить 2 пуда муки и корзину с другими продуктами. Встали на дороге в ожидании счастливого случая. Мимо проходил один парнишка, рабочий, мы его попросили донести нам до пристани, он согласился. Он и Аня взяли мешки с мукой, а на мою долю достались две корзины, такие тяжелые, что у меня руки вывертывались от них. Мне было так тяжело, что я вынуждена была останавливаться через каждые 10–15 шагов. Я далеко отстала от своих спутников и думала, что конца не будет этому пути. Но кое-как все же дотащилась до пристани. Аня, конечно, уже сидела и отдыхала, заняв очередь за билетами. Теперь оставалась одна трудность – погрузиться на пароход. Наконец и это было сделано, и мы вздохнули легко, усевшись на корме пароходика около своих мешков. Самое тяжелое осталось позади. День клонился к вечеру. Приехали в Омск часов в 5 дня. Аня осталась на пристани со всеми вещами, а я помчалась на завод разыскивать наших мужей. Вид у меня был грязный, растрепанный, а бежать надо было через весь центр города. На заводе пришлось потратить целый час времени, прежде чем я смогла вызвать Мону. Его не было в цехе, нашли его по телефону в другом цехе и сообщили ему, что у него в доме несчастье, он помчался домой и встретил меня. А Матвеева, мужа Ани, найти не удалось. Живут они близко около завода, я сказала ее маме, что требуется помощь. Мона смог дотащить муку только до Матвеевых и пошел обратно на завод. Я захватила домой корзину с хлебом и маслом. Домой я попала часов в 10 вечера. Устала, но странно, кушать не хотела, хотя и мало ела в этот день. Вот что значит досыта покушала накануне!
