Из больницы Мона вышел уже в начале 1948 года. Ему дали инвалидность II группы. Он уехал в Омск брать расчет. Вернулся примерно через месяц. Уже отменили карточки и поменяли деньги. Он спрятал свою инвалидность в карман и пошел искать работу. Нашел, и, конечно, опять же на авиационном заводе. И повезло, сразу дали комнату, правда, в доме без удобств, барачного типа, но мы были рады и такой. Казалось бы, все беды приходят к концу. Но тут я начала болеть. Голод и болезнь Моны подкосили меня, и мне пришлось лечь в туберкулезную больницу. Это было в конце 1948 года. Летом 1949 года беременность, тяжелая, токсическая. Опять больница. Смерть Мониной матери. На работу хожу с трудом. Все время сплю. Прошу отпуск – не дают, жди осени. В августе 1949 года уволилась с работы и восемь лет не работала!
Года через три со здоровьем стало лучше, я окрепла, стала даже поправляться. Тале стало легче учиться, ее уже не загружали домашней работой. Она закончила десятилетку, поступила в институт. Я стараюсь найти забвение в домашнем хозяйстве, научилась шить, шила платья себе, дочери и сестрам. Но меня по-прежнему грызла тоска по Гослитиздату!
Иногда я ходила туда. Мои бывшие подруги давали мне для чтения дубликаты верстки. Я каждый раз заговаривала о работе, но Вас. Вас. упорно отказывал. После каждого посещения издательства я несколько дней была в плохом настроении. Мне было обидно, что я осталась за бортом. Я ненавидела домашнее хозяйство, своих соседок, всю свою неудачную жизнь. Правда, летом я была довольна, что я не работаю. Я уезжала с Талой на 2 месяца отдыхать. В 1950 году мы были 2 месяца в Киеве. В 1954 году в Медыни Калужской обл., в 1955 году в Молдавии. А с 1956 года я стала серьезно думать о работе. В издательстве я не надеялась найти работу, слишком большой перерыв в работе техническим редактором. Но хотя бы экономистом. Я собрала все свои документы, положила в сумку и стала ходить по всяким объявлениям. Но ничего подходящего не было. В глубине сознания было только одно желание – Гослит. И вот уже летом 1957 года сестра Валя как-то сказала мне, что она познакомилась с одной женщиной на даче, которая работает техредом в Госкультиздате, и что им в издательство нужны техреды. Я было начала отнекиваться, что все равно меня не возьмут, но Валя, по своему обыкновению, нажала на меня и заставила пойти в это издательство.
Разыскала я это издательство. Разыскала Валину знакомую. Та отвела меня к заведующей производственным отделом. Заведующая посмотрела мои документы, поговорила со мной и прямо сказала, что им нужен техред, чтобы сразу работать, а меня надо еще учить, так как, конечно, за 20 лет я все забыла. Я пыталась как-то уговорить, взять меня сначала хотя бы без оплаты, но, конечно, все это был пустой разговор. Я вышла из издательства, глотая слезы. Дошла до маминой квартиры на Петровском бульваре, там никого не было. Я открыла мамину комнату и, пользуясь одиночеством, наревелась досыта. Потом, еще окончательно не успокоившись, я стала звонить в Гослитиздат. Попросила Жанну Примак, но мне ответили, что она там не работает. Тогда я попросила Лиду Сутину. Лида меня узнала сразу, и я, недолго думая, рассказала ей все мои злоключения и опять стала плакать уже в телефонную трубку. «Дурочка, что ты ревешь, приходи к нам, мы сейчас берем техредов». Я галопом на Басманную, 19. Прихожу. Техническая редакция с первого этажа переехала на третий, вновь надстроенный этаж. Поднимаюсь по лестнице и встречаю Дину Ермоленко. Радостные возгласы, поцелуи. Идем к Лиде С. Рассказываю снова, как я ходила наниматься в техреды, и опять чуть не реву. Лида и Дина тащат меня к Вас. Вас. «Вас. Вас., возьмите Таню на работу!» – «Нет, не возьму, она ненадежный человек». – «Ну, Вас. Вас., возьмите, мы вас просим». Дина обнимает Вас. Вас. и чуть ли не целует. Наконец Вас. Вас. говорит: «Ладно, идем к Макееву» (зав. производственным отделом). Пошли. Тот посмотрел мои документы, трудовую книжку. «Н-да, много мест сменили». Потом дал анкету и бланк заявления. Я быстро все это заполнила и обратно к нему. Он подписал и спрашивает, когда я смогу выйти на работу. Я от радости выпалила: «Хоть сейчас!» – «Ну зачем же сейчас, сегодня 30 (июля), завтра 31-е, дома подготовьте все, а 1 августа выйдете на работу». Это было, конечно, логично, но, ах, как трудно мне было ждать до 1-го! Я не верила своему счастью. Я опять буду работать в Гослитиздате! Я летела домой как на крыльях.
Мона сначала не поверил, что я устроилась на работу, да еще в Гослит. Ведь он вообще не знал, что я ищу работу. Он считал мои разговоры о работе пустой болтовней.
С 1 августа я начала работать техническим редактором в Гослитиздате. Мне все казалось, что это сон. Я была счастлива. Меня теперь не волновало, что у меня плохое жилье, плохие соседи. У меня теперь была работа, был коллектив, были друзья моей юности. И с первых же дней я дала себе слово, что никуда больше из Гослитиздата не уйду, ни за что!..
Все это лирическое отступление я привела к тому, что, когда Женя серьезно стал уговаривать меня перейти в Медгиз, я сначала просто рассмеялась и сказала, что из Гослита меня могут только вынести, сама я оттуда никогда не уйду. Мне просто дикой казалась такая возможность. Уговоры продолжались. Ежедневно. Днем по телефону, вечером при свиданиях. А однажды в воскресенье Женя приехал к нам домой. Он не был у нас около года. После того случая, когда он приехал однажды поздно вечером выпивши. Мы уже готовились спать. Он вошел в квартиру и прямо ко мне на кухню. Он приехал не один, с ним Алик и какой-то товарищ, они ждут в машине. У них вино, и они хотят у нас выпить вместе с нами. Я и Тала стали его уговаривать, что это невозможно, что сейчас ночь, мы должны спать и выпивка нас не интересует. М. сидел в комнате и не вышел оттуда. Я разговаривала вполголоса и не знала, как мне выпроводить его за дверь. Он был пьян, и, как всегда, в таком состоянии на него не действовали никакие уговоры. Минут 10 продолжались препирательства, пока, наконец, нам с Талой удалось его выпроводить. Это случилось 16 января 1962 года. Мы в этот день были с Моной в театре, смотрели «Василия Теркина». Вернулись из театра в хорошем настроении, и Мона вроде не дулся на меня. Только мы пришли, телефонный звонок, Женя сообщает, что он сейчас приедет, а было уже 11 часов вечера. Я категорически запретила ему приезжать, но он все же приехал. После его ухода М. обрушил на меня поток упреков и оскорблений. А на следующий день и все последующие дни он со мной не разговаривал. 23 января, в мой день рождения, он меня даже не поздравил. А когда он меня ругал, то сказал, что если еще раз Ж. к нам придет, то он вышвырнет его из квартиры. Буквально это я, конечно, Ж. не передала, но попросила не приезжать ко мне и не звонить.
И вот прошел уже почти год после этого случая, и Ж. снова к нам приехал. Приехал специально поговорить с М. о моем переходе в Медгиз. У нас в этот день были Талина подруга Надя с мужем Борисом. Приехали все к обеду. Это было уже в конце декабря, поэтому обедали уже при электрическом освещении и, как всегда, на кухне. До обеда Ж. все пытался уединиться с М. и поговорить с ним один на один. Но я всячески этому мешала. Я помню, как однажды они поговорили «наедине» 1 мая 1960 года. Я тогда пригласила к себе на праздник Женю с женой и сыном. Днем я была одна дома. Мы ходили в лес гулять, а вечером обедали у нас. И Ж. вдруг решил поговорить с М. обо мне. Закрылись в Талиной комнате, и Ж. вдруг высказался, что он мне друг, что он и впредь будет со мной дружить и что никому меня в обиду не даст и что-то еще в этом роде. Мону, конечно, все это очень удивило, но он человек выдержанный, вежливо все выслушал, в пререкания вступать не стал, а после, конечно, все мне рассказал и упрекнул, что я передаю Ж. разговоры, которые бывают между нами. Меня это очень смутило. Был такой грех, как-то я жаловалась Ж. на домашние неприятности, но я никак не думала, что он скажет об этом М. В общем, я попала глупое и неприятное положение. После праздников на работе Ж. извинялся передо мной. А праздники у меня были испорчены, М. со мной не разговаривал. Вот поэтому, помня тот случай, я все время следила, чтобы они не оставались одни. От Ж. всего можно ожидать. Разговор о Медгизе был в моем присутствии. М. предоставлял это дело решать мне самой. Вечер прошел благополучно. Ж. уехал на этот раз по-хорошему. А меня раздирали сомнения. Мое непоколебимое решение не уходить из Гослита дало трещину. Я начала уговаривать себя, что, может быть, мне все же перейти в Медгиз? В Гослите оклад 88 руб., в Медгизе Ж. обещал 100 руб., а мне скоро на пенсию. Я перестала спать ночью. Я не знала, что мне делать. Катя М. называла меня дурой и ни в коем случае не советовала уходить из Гослита. Лида С. ничего не советовала, Дина Е. тоже ничего не советовала. Только Катя ругала меня на чем свет стоит. Я до того дошла, что мне пришлось взять больничный лист. Я сидела дома и не подходила к телефону. Я знала, что звонит Женя, и я не знала, что ему ответить. Было уже начало января 1962 года. И в конце концов я сдалась. Подала заявление об уходе, с болью в сердце, со злостью на себя, с предчувствием, что я буду об этом жалеть. С 13 января 1962 года я стала работать в Медгизе. Первые дни мне все казалось, что это сон. Что вот я проснусь, и все будет по-старому.
