С Митей стало очень трудно. Уроки делает только с Талой вечером и только отсюда и досюда. Не напишет лишней строчки, не прочитает лишнего абзаца, не решит незаданной задачи. Неряшлив в своей комнате. Умывается утром кое– как, зубы чистит не всегда. За собой ничего не убирает. На все замечания отвечает грубо. А если ему не делаешь замечаний и не обращаешь внимания на то, что он делает, он с увлечением будет играть в солдатиков, перебирать марки, а когда устает от этих тихих игр, начинает плясать и орать. Слуха у него нет. Пытается петь известные песни, но мотива у него не получается. Милая рожица, хорошие глазенки, когда соглашаешься со всеми его словами и действиями – он очень милый ребенок. Но как только время приближается к обеду и ему надо собираться в школу, тут начинаются крики. Я его тороплю, в 12.30 стараюсь посадить обедать. Но он увлекается чем-нибудь в своей комнате, и мне приходится повышать голос. Я стараюсь себя сдерживать, но это у меня не всегда получается. И бывает, кричим оба. Он меня обзывает злой бабкой, нехорошей. Я нервничаю, но тем не менее иду на уступки, чтобы только он нормально пообедал. Стараюсь всегда приготовить ему первое сама, у Талы супы не очень удачные получаются.
Митя очень любит свой двор. Если за ним кто-то зашел, Павлик или Федя, он бросает все и идет во двор. Его ничем не соблазнишь, даже кино, если во дворе играют ребята. Тала считает, что он должен гулять во дворе. Правильно, должен, но у него такой характер, что он никогда не выйдет из-под власти двора, даже когда подрастет. У него нет никаких интересов, кроме двора. Читает мало и только в кровати. Это, конечно, наша вина. Мы тоже читаем только в кровати. Нам больше некогда читать, а он считает, что так принято.
Пойду позвоню Тале, что она там делает. Позвонила Тале. Она собирается в химчистку, только проводит Митю в школу. Я вчера собиралась к ней днем сегодня подъехать, разобраться в Митином барахле – одежде. Но сейчас мне что-то не хочется, сказала, что, может, не приеду.
С утра выкупалась. Позавтракала одна, так как Мона позавтракал, пока я купалась. Мне ничего не сказал, и я после купания сварила кофе, зову его, а он заявляет, что сказал ведь мне, что уже пил чай. Чего-то мне так обидно стало, что я чуть не заплакала. Села завтракать одна. В четверг я была дома. Закончила наконец уборку квартиры. Потом поставила тесто на дрожжах и к вечеру напекла пирогов с капустой. Дрожжи купила на Комсомольском проспекте, когда ездила с Митей в поликлинику 17 октября. Пирожки получились великолепные. Я давно ничего не пекла, и мы с удовольствием с Моной ели пирожки. Вчера отвезла Мите. Он тоже с удовольствием съел в завтрак два пирога и в обед два пирога, вместо хлеба. Забыла Талу спросить по телефону, понравились ли ей пироги.
В среду, возвращаясь домой, купила в кулинарии свеклу и картошку, а в овощном – огурцы соленые и сделала винегрет. Моны дома не было, он был в среду у Доры с Феней. Я была весь вечер одна. Тоскливо.
Как ни стараюсь ежедневно делать записи в этой тетради, ничего не получается. Вечером так устаю, что ничего не хочется делать. А кажется, чего бы проще, перед сном записать несколько строк о событиях дня. Нет, не получается. А в памяти ничего не держится. Вот в октябре месяце я встретилась с Жанной, в одно из воскресений. А в какое – не могу вспомнить. Была еще хорошая погода. Мы встретились на Ленинских горах. Погуляли по берегу, потом перешли на другую сторону, в Лужники. Потом на ярмарку. Уже темнело. Мы собирались пойти к Жанне, но потом я раздумала, был уже седьмой час вечера, темнело быстро. Она проводила меня до метро, и я уехала домой, в Дегунино.
Два раза была у Нины С. в ее новой комнате, помогала ей разобраться в книгах. Сейчас она уже разобралась, устроилась, сын привез ей стол, стулья, сервант. Книжный шкаф она купила в комиссионном, большой, широкий. Комната эта значительно больше ее старой, но заставлена она в основном шкафами с книгами. Книг очень много. Много медицинской литературы ее внука Володи, который кончил года три назад химфак и сейчас служит в армии на Дальнем Востоке. Увлекается якобы медициной и просит бабушку сохранить его книги, а этих книг целый шкаф. Дело, конечно, ее, но лучше бы она продала 3/4 этих книг. Ведь читать она их не будет, все ведь прочитаны. А ей 74 года. Кому нужны будут эти книги? У сына ее тоже большая библиотека. Но она живет этим. Вчера я с ней разговаривала по телефону. Спрашивает, когда приеду. Я хотела вчера же к ней поехать, но вчера она куда-то должна была уехать. В субботу и воскресенье я не могу ничего обещать. В понедельник она идет к глазному врачу (у нее плохо с глазами), во вторник она занята в своем народном контроле. Договорились на среду. Надо постараться поехать к ней. Она все-таки единственный верный друг, всю жизнь, вот уже 45 лет мы знаем друг друга. Я могу ей доверить все. Могу обратиться к ней за помощью в любой трудный момент. Конечно, сейчас она уже стара, но все же я могу доверить ей свои тревоги, сомнения. Она все знает обо мне, чего мама не знала, чего сестры и муж не знают. С Ниной связано много хороших юношеских воспоминаний.
17 октября, в тот день, когда я была с Митей в поликлинике, я вечером поехала к Валентине Николаевне. Тала и Мона потом меня ругали, что я в один день столько мотаюсь. У Вали, как всегда, чисто, все убрано. Сразу стала угощать меня, а меня, как нарочно, укачивало в троллейбусе, и меня тошнило, и я попросила чего-нибудь кислого. Она дала мне клюквы с водой, вишневой настойки. Я полежала, потом мы с ней поели, выпили опять вишневой настойки. Сын ее все в больнице, готовят к операции, но все откладывают. Чувствует он себя лучше, иногда в выходные она привозит его к себе домой, иногда он ходит из больницы в кино. Но с почками у него все же плохо. Лучше, чем было в мае, когда он прилетел в Москву, но все же плохо. Я поехала к Вале, чтобы она помогла мне сделать что-нибудь с моим голубым жакетом, очень там плечи и рукава безобразные. Но так ничего и не решилась сделать. Она посоветовала мне его продать. Попробую. От Вали я поехала к Тале. Там был Мона. Я включила телевизор, чтобы посмотреть какую-то серию «Семьи Тибо». Митька тоже стал смотреть, но ему было скучно, и он стал приставать ко всем. Тала стала сердиться и в конце концов ушла на кухню и увела Митю. А когда кончился фильм, Тала очень сердито заявила, чтобы я больше не включала у нее телевизора.
Мона, пока шел фильм, спек пирог с яблоками, и они напились чаю, пока я досматривала фильм. А я даже пирога не попробовала, и мы уехали домой. На душе было скверно, рассорились из-за Митьки. Мона не дает сделать ему ни малейшего замечания, заступается за него, а тот рад стараться, безобразничает еще больше.
В пятницу, 18-го, я осталась дома, чтобы постирать. Мона поехал к Мите.
В субботу, 19-го, Мона опять поехал туда, так как у Талы был субботник на работе, а я дома начала генеральную уборку. Вымыла окно на кухне и протерла половину стен. Выстирала шторы кухонные. Вымыла полы, вымылась сама. Комнаты решила убрать во вторник, когда Мона будет у Мити. Тяжко убираться. Устала очень.
В воскресенье, 20-го, поехала с утра на Фестивальную. Все были дома. Алена возилась с Олечкой, убирала квартиру, потом пошла гулять с Олей. Нюра возилась на кухне, в ванне что-то стирала, гладила. Валя, по обыкновению, вязала. Боря у себя в комнате работал. Перед обедом я все-таки попросила его рассказать хоть что-нибудь о Париже. Ведь давно приехал, успел уже в Азербайджан съездить, а мы все не встречались. Боря не очень разговорчив, и пришлось из него тянуть каждое слово. Мне интересно было узнать, что там кушают и как и почему там женщины не толстые, как у нас. Там не едят супов. Много едят овощей и много пьют воды из каких-то источников.
