Учиться мне еще до 1 июля, то есть не учиться уже, а заниматься практикой. Вначале я не хотела оставаться на практику и хотела уехать в деревню, но потом раздумала и осталась, потому что таким образом я получаю квалификацию статистика. А это мне, может быть, пригодится впоследствии, чтобы заработать кусок хлеба…
[2]
Все наши уезжают в деревню к Троицыному дню, и папа с мамой пробудут там, вероятно, с неделю, и я эту неделю буду здесь одна.
Практика меня интересует, но только даст ли она мне какой результат? Если она без толку, то это будет очень досадно. И месяц потеряешь, и ничего не получишь. Ужасно хочется в деревню, так тянет, что сил нет. Мне надоел город, я его ненавижу. Я хотела бы сейчас забраться в какой-нибудь тропический девственный лес, жить там дикой, свободной жизнью, питаться мясом животных, с ловкостью обезьян лазить по деревьям, как рыба плавать в воде, уметь понимать язык животных и жить с ними одной жизнью, как жил с ними Тарзан. Это глупые мысли, но они мне дороги, я живу ими. Мне действительно надоела эта «культура», при которой человек скован законами, семьей, долгом, честью и другими подобными вещами. Мне хочется дикой, свободной жизни, без узких ограничений и законов, которые на каждом шагу останавливают тебя и заставляют сдерживать свои порывы, свои лучшие чувства
[3]. Они запрещают любить, дружить, верить, надеяться, наслаждаться жизнью и позволяют только ненавидеть, делать гадости и клянуть жизнь. Эта культура, это цивилизованное общество, эта техника, которая теперь достигает огромных размеров, которая давно уже победила природу и которая превратила весь мир в одну гигантскую машину, с бесчисленным множеством вертящихся колес, которые наполняют весь мир шумом и треском, звоном металла и стонами погибающих, которые не сумели удобно устроиться на этой машине и погибли в ее колесах. Те же, кому удалось устроиться, почитают себя божествами и за своим ослеплением не видят своего ничтожества, своей лицемерности в правлении с гигантской машиной, которая каждую минуту может поглотить их без следа. Да, техника победила природу, но она не может дать человеку свободы, который по природе своей дик и которому претят законы. Но немногие понимают себя, и поэтому человечество стало безвольно и всецело подчинилось законам техники.
29 мая, вторник
Наконец-то я, кажется, «начала», то есть попробовала что– то написать. Севши писать, я задумала для первого опыта описать просто некоторые уличные сценки. Озаглавила я свое «произведение» «В вечерние сумерки», написала я только две страницы и бросила, уже надоело. Но это ничего, не все сразу, постараюсь действительно серьезно начать.
Учиться кончили; хотя сегодня еще ходили в школу, но ничего не делали, а просто болтались по школе. Было общее собрание, и учком делал отчет. После собрания мы, то есть Нюра и я, остались ждать Бориса Петровича, чтобы отдать ему наши конспекты. Но не дождались. Отдали конспекты швейцару и ушли домой.
Год прошел. Какой он был длинный и трудный. Очень много приходилось заниматься, но знаний от этого, кажется, не прибавилось. Вся зима представляется мне каким-то темным днем, заполненным беспрерывной зубрежкой, и все наскоро, потому что времени у меня никогда не хватало. Дома наскоро делаешь математику, переводишь немецкий, переписываешь физику или естествознание, мельком заглядываешь в какую-нибудь революцию, и все это кое-как, поверхностно, потому что времени нет. Потом наскоро проглатываешь обед и бежишь в школу. А там перед каждым уроком наскоро проглядываешь заданное и весь урок сидишь и трясешься. В большую же перемену, забравшись в пустой класс, усиленно стараешься вникнуть в какую-нибудь революцию или же зазубрить заданный урок по естествознанию, о каких-нибудь вулканах и землетрясениях. Так или почти так проходили все дни, прошел весь год. А что в результате? Усталость и ничего больше. А как было скучно весь этот год! Это невероятно. Я еле высиживала в классе. Кругом только и разговору об отметках, уроках, опять об отметках и опять об уроках. И как-то невольно, внешне только, поддаешься этому настроению и вместе со всеми тревожишься об отметках и уроках. А на самом деле от скуки не знаешь, куда деваться, и напрасно ищешь кого-нибудь, кто понял бы тебя и рассеял мрачное настроение. Поэтому мне совсем не жаль, что кончились занятия, я даже рада этому. В прежней школе мне жаль было кончать учиться, потому что там было весело, а в этой школе скучно.
В четверг нужно идти в школу узнавать насчет практики. Месяц отмучаюсь, а там в деревню, поправляться, чтобы с новыми силами начать на будущий год серьезную работу и показать всем, особенно своему классу, какова я есть и что значат передо мною Гроздова, Крашенинникова и др., которые воображают себя лучшими ученицами
[4].
4 июня, понедельник
Сегодня Духов день. Я одна, потому что все наши уехали в деревню. Папа и мама поехали только на неделю, ребята же остаются там на все лето. На практику я еще не устроилась, пойду завтра в школу узнавать, куда идти. Все курсы уже устроились, и остались неустроенными только я и Нюра Теплякова. Ужасно не хочется идти на практику, тем более что идти придется одной. Но делать нечего, придется как– нибудь идти. Как скучно! Сейчас день. Я сижу одна и не знаю, что делать, ничего нейдет на ум. Жду Марусю, но она что-то не идет, да и придет – веселей не станет. Вчера была у Нюши, ездили в Останкино, ходили во дворец. Этот дворец произвел на меня громадное впечатление, потому что раньше я не видела ни одного дворца. Какая роскошь! Как жили люди! Что значат в сравнении с этим дворцом наши жилые квартирки! Мне кажется, что если бы я жила во дворце, то у меня были другие мысли и настроения. Там все так красиво, величаво и велико, все так располагает к возвышенному мышлению. Не знаю, что бы отдала я, чтобы пожить в таком дворце. Главное, что мне нравится, это то, что там очень свободно и так много ходов и выходов, что можно там запутаться. Кто живет теперь в таких дворцах, кто пользуется такою роскошью? Как бы я хотела, чтобы хоть на миг оживилась прежняя жизнь этого дворца, ожили бы все князья, княгини, вельможи и наполнили бы собою этот дворец
[5]. Засияли бы люстры, в зеркалах появились бы отражения прелестных женщин, в галереях замелькали бы роскошные наряды, послышались бы тонкие напыщенные фразы. А какие виды из окон этого дворца – прелесть
[6].
27 июля, пятница
Я в деревне уже четвертую неделю. Деревня эта называется Лежнево, находится в Смоленской губернии, Вяземском уезде. Все дни я собиралась писать в дневник, но не собралась, потому что то не хочется писать, то некогда, и то погода хорошая и хочется погулять, так и дотянула до сегодняшнего дня, а писать накопилось много. Прежде всего, весь июнь я пробыла на практике в учреждении, которое называется «Всекопромсоюз». Еле дотянула до конца месяца. Ужасно надоело сидеть четыре часа в конторе среди бумаг, табачного дыма и беспрерывного постукивания пишущих машинок и арифмометров. Я была там не одна, а с Тепляковой, но сидели мы в разных комнатах. Хуже всего то, что работу нам давали не статистическую, не имеющую ничего общего с нашей специальностью. Да едва ли те, которые руководили моей практикой, имели ясное представление о статистике. Например, однажды дает мне мой руководитель (Н.В. Ешков) какую-то работу и спрашивает: «Статистическая это работа или нет?» Я чуть не рассмеялась на этот вопрос, но ответила, что работа эта малостатистическая. Как же тут, при таких руководителях, которые знали гораздо меньше нас, могли мы укрепить свои теоретические и практические знания по статистике? Из разговора между курсантами я вывела, что эта практика никому ничего не дала, только зря целый месяц просидели по душным конторам. Я очень жалела и жалею, что пошла тогда на практику. Ничего я от нее не получила и получить не могла, судя по моим руководителям. Один из них, Н.В. Ешков, уже одним своим видом внушал мне непреодолимое отвращение. Толстый, белый, с пухлыми руками, он напоминал скорее женщину, чем мужчину. Что же касается его нравственных качеств, то о них и говорить не приходится. Он был сер, необразован, был страшный формалист и очень скандальный человек. Другой руководитель (В.П. Королев) был несколько лучше. Это был еще очень молодой человек, комсомолец, окончил девятилетку и поэтому все-таки имел образование. Остальные служащие, наполнявшие нашу комнату, были обыкновенными людьми и подходили под вид Ешкова. В общем, впечатление от практики у меня самое гадкое, да кроме того, мне, наверное, не зачтут практику, потому что работа у меня была неважная, не статистическая. В деревню я собиралась с большим удовольствием, смущало меня только то, что ехать я должна была одна, потому что Нюша, собиравшаяся ехать со мной, отложила отъезд на несколько дней. Но все сошло благополучно. Я приехала, дедушка встретил, и мы на лошади поехали в деревню. После городской духоты и тесноты как прекрасно показалось мне раннее утро среди лугов, полей и лесов! Ребята встретили меня с радостью, потому что я везла им гостинцы из дому. Через несколько дней приехала Нюша
[7]. Погода стояла хорошая, и мы целыми днями жарились на солнышке. Потом начался сенокос. У нас появилась работа: грести и ворошить сено и ездить за ним. Мне очень хочется ходить косить, но я не умею. А косить здесь ходить весело, вся молодежь ходит. Пока стояла хорошая погода, была работа нам, потому что убирали сено, а последние дни идут дожди, сено не убирают, и нам нечего делать. В воскресенье утром уезжает Нюша, не дождусь этого дня, уж очень она мне надоела, хоть с нею и удобнее мне было куда– нибудь идти, но наплевать, обойдусь. Мне хочется больше писать, хотя еще много не написано. Напишу, когда будет охота.
