8 августа, среда
Собирались сегодня в Вязьму и не поехали. Утром произошла прямо целая комедия с трагическими ролями. И подумать только, из-за каких только пустяков расстроилась поездка, которой я ждала с таким нетерпением.
Просыпаюсь рано утром, не знаю, во сколько, слышу, у нас шумят, ну, думаю, в город собираются. Лежу, жду, когда разбудят. Бабушка пришла, будит. Я встаю, собираюсь и слышу, что дедушка с бабушкой ругаются, потому что дедушка с утра собирался сам ехать, а потом раздумал. Бабушка же тоже не собиралась, и в результате получилось, что к шести часам утра еще ничего не было готово. Они между собой ругаются, я сижу и слушаю и не знаю, что делать: продолжать собираться или идти опять спать, так как не похоже на то, чтобы поездка состоялась. И ругались они потому, что Шура не был разбужен. Бабушка говорит, что она давно бы уехала, если б Шура был уже разбужен и собран. А дедушка говорит, что зачем же его будить, если она не собирается ехать. Так они и проругались все утро, и все только из-за того, что дедушка не разбудил Шуру вместе со мной. Я сидела, сидела и легла спать, проклиная самолюбие стариков, не желающих уступить друг другу. Но особенно я не досадовала, потому что настроение у меня со вчерашнего вечера хорошее. Разбужена я была в 11 часов. Дедушка был еще в поле, пахал поляну под рожь, бабушка убиралась. Попив кофе, Шура, Леня и Валя пошли в лес по грибы. Звали меня, но я не пошла. Сейчас половина третьего дня. Бабушка полет картошку, дедушка не знаю где. Я одна дома и от нечего делать пишу, хотя дневники принято писать вечером, но я пишу днем, потому что вечером некогда, нужно гулять, да притом и освещение не позволяет. С понедельника погода несколько улучшилась, и опять можно гулять вечером на улице. Хотела было я отвыкнуть от этого гулянья, но не могу, так и тянет, а последние вечера, то есть в понедельник и вторник, было так весело, что сегодня надо пойти непременно, да и остальные дни не утерпишь. В понедельник мы с Маней, как всегда, вышли первые, увидели Колю Осипушкина и забрались к нему на крыльцо.
9 августа, четверг
Вчера мне пришлось прервать свое писание, потому что пришла бабушка и мы пошли с ней ворошить сено, которое потом свезли в пуню. Затем, пообедав, мы пошли на поляну сгребать сено. Пробыли мы там до вечера. Там же на соседней поляне пахал Коля Антоновский. Мы с ним поговорили, посмеялись и пошутили насчет моей поездки в город. Домой пришли мы уже вместе со стадом. До чая, пока было светло, мы поиграли в городки. Когда мы сели чай пить, то было уже темно и ребята были все на улице. Выпив на скорую руку кружку чаю, я ушла на улицу, потому что у меня не хватало терпения сидеть дома, когда на улице уже есть ребята. Прежде чем описывать вчерашний вечер, начну описывать вечера с понедельника. Итак, забрались мы на крыльцо. Вскоре пришли другие ребята, из девчат же пришла только Ольга, маленькая ростом, но чрезвычайно полная девчонка, которая служит нянькой в одной семействе. Да, пришла еще Таиса, работница в одном доме. Что мы делали на крыльце? Да ничего. Шутили, баловались, бузили. Вернее говоря, мы занимались бессодержательной болтовней и детским баловством. Но всем было весело. Потом ребята сходили за яблоками, и захрустели у всех на зубах незрелые плоды. Потом кто-то вздумал кидаться этими яблоками, и пошла перестрелка. Я сидела рядом с Колей Антоновским и занималась тем, что длинным гвоздем била его по руке. Это глупо, но бывают иногда моменты, когда глупости кажутся очень умными делами. К концу Ольга и Таиса ушли, и мы с Маней остались одни среди ребят. Ребята тоже стали расходиться, и осталось нас в конце концов четверо, два Николая и мы с Маней. Маня хотела уйти и оставить меня с Колей Осипушкиным, но я не осталась, моя страсть к Коле стала проходить и переноситься на другого Колю, Антоновского. Сейчас мне пришла в голову мысль: для чего я пишу дневник? Для простого описания того, что я делаю, или для записи всех моих тайн и мыслей? Простое описание того, что я делаю, без записи моих секретов и мыслей неинтересно, а писать в дневнике свои самые затаенные мысли я не могу. Я их скорее выложу перед кем-нибудь, чем перед собой, мне иногда стыдно бывает своих мыслей. Но все-таки попробую выложить себя всю дочиста в дневнике. Закончу вечер понедельника. Домой пошли мы трое: Маня, Коля и я. Побузили около моего крыльца и разошлись. Время было 12 часов ночи. На следующий день таким же образом забрались мы к Осипушкиным на крыльцо. Кроме Таисы и Ольги, пришла еще Зоя, племянница Коли Антоновского и ровесница ему. Шура-кузнец вынес балалайку, Зоя и Маня пели. В этот вечер девчата ушли раньше, ребята некоторые тоже. Маня занялась с нашим Шурой, на мою же долю остались два Николая и Шура с балалайкой. Коля Осипушкин сидел со мной рядом и все двигался и двигался ко мне, пока уже двигаться было некуда. В конце концов он положил голову на мое плечо. Я не отстранилась. Что тут особенного? Это не в городе, где можно каждую минуту ожидать какой– нибудь гадости. Здесь проще и невиннее отношение мальчишек к девчатам. Опять надо прерывать писание. Сейчас буду мыть голову.
Сейчас пообедали. Погода пасмурная, все сидят дома, дедушка с бабушкой спят. Итак, продолжаю.
В том, что Коля положил мне голову на плечо, нет ничего дурного. Он это делал без задней мысли, а мне не было причины противиться этому. Скажу по совести, мне была приятна его близость. Следую своему обещанию и пишу в дневнике все, до единой капли. Наш Шура предложил ребятам папирос. Они закурили. Коля, пользуясь тем, что свет его папиросы освещал мое лицо, близко подвинулся ко мне, так близко, что я не могла пошевельнуться, а его лицо чуть не прикасалось к моему. Он пускал дым в мое лицо, я не отвертывалась. Мне была приятна эта близость. Да и какой молоденькой девчонке это было бы неприятно?
[11] Тем более что ночь была такая теплая и довольно темная, хотя луна и пробивалась чуть-чуть из-за туч. На крыльце так хорошо и уютно, а кругом тишина… Шура и Маня вполголоса о чем-то разговаривали, Шура-кузнец что-то наигрывал на балалайке, Коля А. около него, а тут рядом со мной сидит Коля О. и с улыбкой глядит на меня. Наша болтовня глупа и невинна, но все это так приятно, что, думается, так и сидела бы всю ночь, чувствуя на своем лице чужое дыхание и видя ласковое лицо, чуть не прикасающееся к моему. В этот момент я ни о чем не думала, только видела другого Колю, который мне был так же близок, как и тот
[12].
Часов около двенадцати Коля О. ушел. Со мной рядом сел Коля А. Смешно и глупо. Но и с этим Колей я вела себя так же, как и с тем. В их же глазах я могу принять невыгодное положение. Они могут подумать, что я каждому мальчишке вешаюсь на шею. А что я могу сделать, если мне нравятся сразу два Николая. Плевать, пусть что хотят думают, мне все равно. В первом часу пошли мы домой. Шура пошел провожать Маню, Коля А. – меня, а Шура-кузнец пошел домой с балалайкой… Я пошла домой не сразу. Вначале мы с Колей постояли около крыльца. Потом мы надумали идти в яблоки к Евтисовым, потому что знали, что там в шалаше спит мальчишка Евтисов, и нам было интересно, услышит он, как мы войдем в сад, или нет. Пошли мы. Коля открыл калитку, вошел в сад, я осталась около. Он посмотрел в шалаш, послушал, сорвал с яблони два яблока и пошел обратно. Меня душил смех. Вот так караульщик! Да тут хоть яблони подпиливай и самого караульщика за ноги тащи, и то не проснется. Яблоки оказались кислыми, и Коля, недолго думая, запустил их по шалашу. И тут караульщик не проснулся! Коля сказал, что нужно идти домойки. Он всегда вместо «домой» говорит «домойки». Дойдя до моего крыльца, мы разошлись. А ночь была теплая, из-за туч вышла луна, и кругом была мертвая тишина. Я легла в постель, но мне не спалось. Мне вспоминались ласковый голос, теплое пожатие руки. Взволнованно билось сердце, хотелось скорей забыться и заснуть и увидеть во сне еще раз то, что было наяву…
