17 сентября, понедельник
Итак, я начинаю новую тетрадь. В ней я хочу описывать главным образом школьную жизнь. Постараюсь вести более регулярную запись, чем раньше, чтобы потом, в конце года, представить себе яркую картину всей школьной жизни за зиму. В прошедшую субботу начался учебный год. Как быстро прошло лето. Думается, еще недавно ходила на практику, и вдруг уже опять надо идти в школу. Не скажу, чтобы я шла в субботу с большой охотой в школу. Не тянет меня в эту школу, никого мне там не хочется видеть, ни преподавателей, ни своих соучеников. Как нарочно, пришлось мне в субботу одной идти в школу, потому что Нюра Теплякова еще не приехала. Это мне было очень досадно, потому что других подруг у меня в школе не было. Итак, пошла я в школу. Подхожу к школе, на тротуаре стоят ученики, много новых, незнакомых, но большинство старые. Все веселые, улыбающиеся, все весело болтают. Сразу заметно, что первый день собрались все вместе, много нужно рассказать друг другу, поделиться летними впечатлениями. Подхожу и не вижу никого знакомых, потом гляжу, стоит Ющенко, ученица нашего класса, и тоже одна. Подошла к ней, поздоровались, обменялись фразами насчет того, что быстро прошло лето и что очень не хочется заниматься, и замолчали, не о чем было больше говорить. Дела никакого я с этой Ющенко не имела, и потому разговора с ней вести мы никакого не могли. Потом подошли еще девчата, послышались возгласы: «Ах, как ты поправилась, а ты очень загорела, ты выросла, а ты все такая же…» и т. п. В общем, говорилось все то, что говорится обычно при встрече после долгой разлуки. Но главной темой разговора были предстоящие занятия. Мысль о том, что скоро опять нужно будет учить математику, статистику, обществоведение и другие предметы, была очень неприятна. Никому не хотелось заниматься, слишком коротко казалось лето, и хотелось погулять еще немного.
Еще с весны было сказано, что вместо трех курсов сделают только два, причем всех учеников перетасуют. Теперь все волновались, не зная еще, кто куда попадет, не будет ли разлуки с друзьями. Без четверти два нас пустили в школу. Разделись, вошли в коридор и не знаем, куда идти. А в коридоре толкучка, шум, гам, топот, громкие голоса – в общем, полная неразбериха. Все бегают, носятся, никто не знает, куда идти, где искать свой новый класс. Учителя тут же бегают, стараются навести порядок, рассовать ребят по классам. Но сделать это очень трудно, нельзя перекричать всю массу учеников. Химик повесил около зала записку, на которой написал: «V в зал». Счетовод же ходил по школе и собирал всех второкурсников. Нам показалось очень странно, когда нас назвали второкурсниками. Непривычно как-то было слышать это. В то же время у всех нас было гордое сознание того, что мы теперь старшие, глава всей школы.
Столпились мы все в коридоре наверху и не знаем, куда направить стопы. Мимо снуют преподаватели, суетятся, растолковывают. Наша Барышникова Нинка, очень веселая девчонка, по обычаю, нервничает, злится, досадует, говорит, что терпеть не может Демьяныча (заведующий нашей школой), не переваривает Дьячка. Дьячок – это учитель русского языка, зовут его Петром Николаевичем. Дьячком его зовут потому, что он раньше был в церкви дьячком, и потом он еще очень однотонно читает и одевается обычно очень просто, ходит в сапогах и в черной одежде.
Берхина, Нинкина подруга, еврейка, по обычаю, тоже жеманится, принимает целомудренный монашеский вид и не то с равнодушием, не то с презрением смотрит на окружающих. Но особенного ничего из себя не представляет эта еврейка, она собирается замуж и говорит, что это цель ее жизни. Вторая подруга Нинки – Биткина Нина или Тоня (так ее зовут на самом деле), чрезвычайно умная девица, благовоспитанная и аккуратная до невозможности. Учится хорошо и особенно хорошо занимается по русскому языку. В этом она моя соперница, но не очень опасная. Хотя в прошлом году мы с ней по этому предмету занимались почти одинаково, но первое место признается за мной.
Из коридора Николай Васильевич, счетовод, послал нас в класс, который находится в большой зале. Туда были собраны все три курса. Пришел Петр Николаевич и сказал, что теперь будет только два курса и что сейчас он прочитает, кто куда попал. Все заволновались. I курс «А» и наш I «В» были приняты за основу. I «Б» был разделен по обоим курсам. Кроме того, принятые за основу классы тоже оказались немного перемешанными между собой. Я попала во II «Б», который образовался из нашей старой группы, то есть осталась с прежними соученицами. Кроме них, в группе оказалось много новых. Нюра Теплякова попала в эту же группу, чему я очень рада.
После того как Петр Николаевич прочитал новые списки, мы, то есть II курс «Б», отправились в свой класс, указанный преподавателем, и заняли там свои места. Пришел Николай Васильевич, наш теперешний групповод, и сделал перекличку. После этого мы отправились домой.
На понедельник у нас было назначено три урока. Первый урок должен быть статистика, но Глен, кажется, не пришел, и взамен него у нас был Иван Демьяныч. Как обычно, начал с серьезного, говорил о том, что мы теперь уже довольно взрослые, должны серьезней отнестись к работе, что работы в этом году много, что нужно сразу же взяться за работу. Говорил он весь урок и все одно и то же. Слушали мы его внимательно, как и вообще всегда его слушали, но только лишь внешне, внутренне же едва ли кто его слушал, вероятно, все головы были заняты на этом уроке чем-нибудь еще, но никак не прекрасной речью Демьяныча. После этого урока был у нас урок русского. П.Н. продиктовал нам программу по русскому языку, потом дал вопросы к «Отцам и детям» Тургенева. Этим урок и кончился.
Следующим уроком был урок математики. По математике у нас остался преподавать Арсений Арсеньевич, предобрый старикашка, седенький, с черными глазками, всегда внимательными и осторожными. Характера он премягкого, из-за чего большинство учеников занимаются по математике спустя рукава. Мы все думали, что математику у нас в этом году будет преподавать Григорий Федорович, чрезвычайно строгий, взыскивающий с учеников больше того, что они знают. Мы заранее тряслись и с ужасом думали о будущих уроках математики. Но к великой нашей радости, нам объявили, что у нас остается Арсений Арсеньевич, или Арсюша, как мы его называем между собой.
Когда он вошел в класс, то мы ему дружно зааплодировали, от чего он радостно заулыбался. Начали мы с повторения логарифмов. Для многих, в том числе и для меня, это оказалось китайской грамотой, потому что за лето мы успели все перезабыть. После урока математики мы отправились домой.
19 сентября, среда
Вчера я не была на занятиях, и вот по какому случаю: я вчера, не знаю почему, опоздала в школу на полторы минуты. Несмотря на то что уроки еще не начались, швейцар не пустил меня в школу. Пришлось ждать второго урока. Кроме меня, было еще очень много опоздавших, большинство из семилетки. Когда кончился урок, то пришел Демьяныч и, узнав, что так много опоздавших, велел всем идти домой, сказав, что мы срываем уроки несвоевременным приходом. Это было уж слишком строго, из-за опоздания на 1,5 минуты пропускать целых пять уроков. Но делать было нечего, нужно было уходить. Домой идти я побоялась и отправилась к Марусе.
Теперь о моих личных делах. В понедельник, 17 сентября, я получила от Коли письмо. Это было вечером, слышу звонок, открываю, гляжу – почтальон дает письмо. Взглянула на письмо и увидела, что оно адресовано лично мне. Я сразу узнала, от кого оно. Папа и мама стали спрашивать, от кого письмо. Я очень растерялась и сказала, что из деревни, от одной девчонки. Стали спрашивать, кто эта девчонка. Что было отвечать? Я решила молчать. Не скажу, чтобы я очень обрадовалась письму. Прежде всего, я не ожидала его так скоро, и потом, мне было как-то совестно перед самой собой, что мне какой-то мальчишка прислал письмо. В общем, в этот момент я желала, чтобы он вообще не присылал мне письма. Если бы это письмо я получила в те дни, когда безудержно тосковала по деревне, то тогда я бы обрадовалась ему. Но теперь, когда я стала уже забывать о прошлом, когда уже увидела, что роман с Колей просто глупость, письмо было для меня не нужно. Письмо было самого любовного содержания. Коля пишет, что очень скучает обо мне, хочет меня видеть, потом пишет, что нужно забыть о прошлом. Все это было бы ничего, но он пишет, что после Рождества Богородицы пришлет другое письмо. Это было уже из рук вон плохо, и вот почему. Мама всеми силами старается узнать, от кого письмо, просила его прочитать и сказала, что если еще придет письмо, то она его прочитает прежде меня. Вот почему Колино обещание прислать еще письмо было для меня неприятно. Главное то, что праздник этот скоро, в пятницу, не успеет мое письмо дойти до него (которое я послала ему вчера). Я оказалась между двух огней. Если не писать ему ответа, то он пришлет второе письмо, которое может очень легко попасть к маме. Если же писать ему ответ, то можно опасаться того, что письмо мое попадет в руки его отца, потому что писать ему надо на отца. Попасть в руки отца оно может вот каким образом: в пятницу праздник, и Коля уедет гулять в другую деревню. Хорошо, если мое письмо он получит еще до праздника, но возможно, что письмо придет на праздник, когда его не будет дома, а так как письмо адресовано его отцу, то он свободно может его прочитать, и тогда… пропадай моя голова, хотя я и подписалась в письме только начальными буквами имени и фамилии, но свободно можно догадаться по содержанию письма, от кого оно. Что тогда будет, страшно представить. Из-за этой истории не могу никак взять себя в руки и начать серьезно заниматься. Очень волнуюсь и боюсь, головомойка мне будет хорошая, если наши узнают о письме.
