27 декабря, четверг
Давно не писала. Не сроком, а тем, что произошло за это время. И хоть особенного ничего не произошло, но для меня много было кое-чего. Прежде всего, об учении. С учением у меня дело обстоит плохо, чего я даже не ожидала. Все как будто ничего шло, как обыкновенно, да в последние две недели как поехала я вниз, прямо поразительно. То неуд получу, то отказ в журнал напишут, ну прямо беда. Думала, совсем уже плохо будет, нет, выбралась кое-как, по всем поставили «проработано», только вот по промышленной статистике, по самому главному предмету, стоит «не проработано». Но это меня не особенно убивает, потому что я за все полугодие еще ни разу не учила этого предмета как следует. Если бы учила, то, конечно, обидно бы было, а раз нет, так чего плакать, впереди еще 2/3 года, тогда уж подтянусь.
Но досаднее всего то, что я снизилась по русскому. Первая работа по Тургеневу была у меня хорошая, но не порадовала она меня, потому что у Варшавского была прекрасная работа. Эта работа меня убила, и я тогда же поняла, что никогда мне больше не подняться на прежнюю высоту. Вторая работа была только вполне удовлетворительная, потому что она была без плана. Это был удар, тем более что работу эту я надеялась написать очень хорошо, потому что тема была легкая («Казаки» Толстого). По этой же теме у Варшавского и Перетерской были очень хорошие работы. Перетерская – маленькая, невзрачная девочка, которую я знала еще прошлый год как пишущую стихи. Вначале она мне не нравилась, но потом, узнав ее получше, я увидела, что она славная девочка. А недавно я свела с ней очень близкое знакомство, о чем напишу после.
Итак, я съезжала по русскому, и другие занимали мое первенство. Третья работа, по «Войне и миру» Толстого, была у меня хорошая. Это было для меня очень странно, потому что, идя писать эту работу, я не была уверена даже, что напишу на уд, потому что я прочитала только одну четверть «Войны и мира», не прочитала ни одной порядочной критики, а то, что говорил Петр Николаевич в группе, я плохо слушала, так как собиралась сама хорошенько разобрать это произведение и, конечно, не разобрала. Как я написала эту работу на «хорошо», не знаю, случайно просто. Больше пока классных работ не писали. Написали только еще одну домашнюю, которая у меня вышла неудачной. Писала я тему: «Деревня наших дней» по роману Карпова «Пятая любовь». Работа эта была у меня хорошая, но с недостатками.
Завтра будем писать работу, вернее, сочинение по «Обломову» Гончарова. Когда мы еще только начали проходить «Обломова», я дала себе слово, что напишу это сочинение очень хорошо, но, конечно, не сдержу этого обещания, потому что никак не могу серьезно заняться этим произведением и разобрать его. Придется писать завтра, как всегда, как-нибудь. В общем, снизилась я по учению, уж чего никогда не бывало со мной, и то случилось: я получила «слабо» за письменную работу по математике. Это уж последняя ступень моего скатывания вниз. Но надеюсь, что больше этого не будет, постараюсь в дальнейшем снова подняться на должную высоту.
Теперь дело в следующем: рождественских каникул у нас нет. Рождество, 25 и 26 декабря, мы учились. Зато на Новый год не будем учиться четыре дня. Долгосрочные же каникулы будут у нас в конце января, на Ленинские дни.
В последнее время мы почти не занимаемся, все время идет учет, порядка никакого, и скука страшная в школе. На уроках зеваешь, а в перемену не знаешь, куда деваться, ходишь однообразно по зале и стараешься как-нибудь убить время.
В это полугодие я очень много пропустила и не сразу, а так, по одному, по два дня в неделю. И из-за чего пропускала – из-за уроков, из-за того, что почти никогда не знала промышленной статистики, естествознания, химии. Особенно наладила как-то одно время пропускать два дня подряд, среду и четверг, и так приладилась, как за праздники считала эти дни. Дома меня, конечно, за это не очень хвалили, но особенного ничего против не принимали. Вначале, когда я не ходила в школу из-за уроков, я говорила, что у меня болит или голова, или живот, и мама не возражала против того, чтобы я не ходила в школу. Потом мне надоело лгать, и я стала прямо говорить, что не иду в школу потому, что не знаю уроков. В последнее время я не стала пропускать школу и стала предпочитать засыпаться и отказываться, что со мной и случилось, как я уже писала.
По промышленной статистике я засыпалась прямо-таки с треском, потому что знала я из нее столько же, сколько из грамматики китайского языка. Перед последними уроками я решила, что все-таки нужно немного поучить статистику, так как думала, что придется отвечать еще раз. С этой целью сговорились мы с Перетерской, у которой тоже была засыпка по промстату, готовиться вместе, и для этого я вчера пришла к ней, чтобы вместе заниматься. Путного у нас вышло мало. Так произошло у нас с ней близкое знакомство. Я узнала, что она второй год только в Москве. Раньше она жила и училась в Туапсе. Родителей у нее нет, и живет она у дяди с тетей.
Павел Иванович (преподаватель по промстату) не стал нас с ней спрашивать, а поставил нам обеим за всю треть «не проработано».
Между прочим, когда Петр Николаевич производил само– учет на II курсе «А», то сказал там, что на II курсе «Б», то есть на нашем, есть две писательницы, и назвал меня и Перетер– скую. Это было как раз в тот день, когда я засыпалась по промстату. Не знаю, почему П.Н. не присоединил к писателям и Варшавского, ведь он пишет гораздо лучше меня, ведь у него ниже «очень хорошей» работы не было?
Между прочим, о моих отношениях к Варшавскому или, вернее, о моих чувствах к нему. Знала я его еще и в прошлом году по учкому, и он мне еще тогда без всякого с ним знакомства понравился, чем – не знаю. В наружности у него ничего интересного нет, это еще мальчишка, тоненький, в ученической курточке. Осенью, когда я узнала, что буду заниматься с ним в одной группе, я обрадовалась. Но потом он мне разонравился. Но это длилось недолго. Он снова стал мне нравиться и нравится до сих пор. Что в нем хорошего? Учится он по всем предметам, кроме русского, неважно. Вначале я думала, что он хорошо учился, но потом узнала от Марты Левиной, которая с ним раньше училась, что учился он прескверно. В этом я потом снова убедилась, когда он стал отвечать. Не знаю почему, но у меня тогда же явилось желание, чтобы он побольше засыпался. Так я вместе с Левиной и Штильбанс пожелала ему засыпаться по естествознанию, и он засыпался. Затем однажды, когда он вышел отвечать по обществоведению, я опять пожелала ему засыпаться, и опять желание мое исполнилось, и он засыпался. Затем он еще много раз засыпался и даже сегодня не ответил по химии и по обществоведению. Девчата думают, что я его очень не люблю и поэтому желаю ему всегда засыпок. Они и не знают того, что он мне нравится, а засыпок я ему желаю просто потому, что мне интересно, какой вид у него бывает при этом.
Недавно я написала свое стихотворение на школьную тему «Несчастный день». В нем я описала то, что произошло у нас в субботу, 15 декабря. День это был поистине ужасный. В этот день у нас было три письменных: по тригонометрии, по химии и по промышленной статистике. О первой работе мы знали, а о других двух узнали только в школе и, конечно, поражены были страшно. Я не писала этих работ, так как с третьего урока ушла домой. У меня была записка из дома о том, чтобы меня отпустили домой после третьего урока. Причина была та, что я боялась промстата. Когда у нас узнали об этих работах, то полкласса постаралось незаметно смыться. Паника была невообразимая, думали, что просто будет удрать домой, но оказалось, что швейцар внизу не пускает никого. Уж как удалось кому удрать, не знаю, а удрало порядочно. Вот по этому поводу я и написала стихотворение. В классе оно имело, конечно, громадный успех, но только у девочек, мальчики отнеслись к нему критически и нашли в нем много недостатков. Особенно много недостатков указал мне Варшавский, который навел прямо-таки целую критику, разобрал это несчастное стихотворение по косточкам, так что я после этого боялась даже сесть за писание стихов.
