Нужно написать в газету статью, да получше, и протащить всю эту темную компанию. Хотя мне, как члену учкома, и не подобает заниматься такими вещами, как разоблачение учкома, но наплевать. Уж очень хочется протащить их, задеть, что называется, за живое. Варшавский задет уже в прошлой газете, где есть заметка о его слишком большой самонадеянности и самохвальстве. Теперь мне нужно постараться разжечь его самолюбие.
Интересно, чем кончится дело. Конфликт нарастает, тучи сходятся, и гроза неминуема!
29 апреля, понедельник
Наконец-то я нашла себе то, что нужно. Наконец-то я нашла подругу по себе, которую люблю до безумия. Кто она? Наташа Перетерская, милая, бесценная Наташа. Давно ведь мы с ней сошлись, но долгое время не чувствовали особенной близости друг к другу. Вначале она мне понравилась, потом немного разонравилась, а потом она снова стала мне нравиться, и с каждым днем все сильнее. Потом я уже не могла обходиться без нее, она была мне необходима. Когда я вспоминала о ней, у меня поднималось радостное чувство, и мне не хотелось скорей ее увидеть, поговорить с ней. Когда мне не хотелось идти в школу, то стоило мне вспомнить о том, что там я увижу Наташу, я спешила в школу. Теперь я уже люблю ее безумно, как не любила еще ни одного человека. С субботы прошлой недели у нас произошло с ней окончательное сближение. В субботу на уроке промстата мы с ней, как и всегда, сидели за одним столом. Между нами была Нюра Т. Наташа дала мне тетрадь, чтобы я прочитала в ней статьи в «Безбожник». Перелистывая эту тетрадь, я увидела в ней отрывок какого-то рассказа и, заинтересовавшись, стала искать его начало. Но начала, а также и конца не оказалось. Пришлось мне удовольствоваться небольшим отрывком. Это, конечно, была Наташина проба, что ясно было заметно по содержанию и построению этого отрывка. Прочитав, я, конечно, дала об этом знать Наташе и увидела, что она очень смутилась. Она потребовала тетрадь назад, я не отдала. Она повернулась ко мне спиной, сильно смущенная. Так как разговаривать было неудобно, потому что между нами сидела Нюра Т., то мы стали переписываться. Я писала шутливым тоном, потому что меня безудержно разбирал смех над смущением Наташи. Она, по-видимому, была задета, писала, что теперь я могу над ней смеяться, что ей стыдно и т. д. Я, конечно, старалась ее уверить, что ничего этого не будет. Не знаю, насколько она мне поверила. Это было на последнем уроке, после этого мы пошли домой. Обыкновенно, если мы шли с ней вместе, то шли или ее, или моим переулком, и особенных разногласий по этому поводу у нас не возникало. Но в этот день мы вдруг заупрямились, каждый хотел идти своим путем, и никто не хотел уступать. На меня в этот момент нашло мое упрямство, при котором я во что бы то ни стало, но добьюсь своего. Так и тогда: стояли, стояли, а все– таки она пошла по моему пути. Но домой мы с ней пошли не сразу. Долго мы ходили от ее дома к моему, а потом по бульвару, и все нам не хотелось расставаться. Еще раз я уверила ее, что не буду над ней смеяться за ее писание. Затем нами было высказано, что хорошо, что мы с ней дружим. О чем еще говорили, трудно сказать, одно лишь знаю, что этот вечер очень сблизил нас. Мы прощались с ней тысячу раз и все никак не могли расстаться. Подойдем к ее воротам, постоим, и обратно. Задерживала большей частью я. Уж такая у меня натура: если мне нравится человек, так привяжусь я к нему и не отстану. Насилу мы разошлись в тот вечер.
В воскресенье у нас не предполагалось встречи, потому что она собиралась заняться политподготовкой, так как она собирается вступить в комсомол. Но неожиданно она заявилась ко мне в обед, сказав, что политподготовку она откладывает на завтра, а сегодня предполагает пошататься. Я тоже была не прочь, тем более что погода была солнечная, теплая, совсем весенняя. После обеда мы с Наташей отправились шататься. Решили идти в район 1-й Мещанской. Потом мы решили, что пройдем оттуда в Останкино. Но, подойдя к Крестовской заставе, я предложила ей пойти в Сокольники, тем более что дорога туда мне знакома. Отправились. Шли вначале по мосту, потом спустились и пошли по дороге между железнодорожными линиями и огородами (предполагаемыми). Шли, шли, пересекли железнодорожные линии и пришли, наконец, в Сокольники. Решили идти в глубину леса, придерживаясь дороги. Но… далеко нам не пришлось уйти, потому что мы были без галош и вдобавок и та и другая в чу´дных туфлях. Но мы удовольствовались тем, что побродили по ближним местам. В некоторых местах, открытых солнцу, сухо, а в других еще лежит снег и довольно грязно. Как хорошо там! Воздух чистый, тихо, зеленые ели, белые березы, голубое небо и солнце. Мы с удовольствием бродили по сухим полянкам (хотя все-таки промокли). Она копалась в земле, желая выкопать какую-нибудь траву с корнем, чтобы посадить дома. Потом мы попробовали наломать веток елки, но, несмотря на наши усиленные старания, нам это не удалось. А уж чего мы только не делали: и палками кидали, и прыгали, и булыжниками запускали. Потом стали кидать камень, кто дальше. Потом набрали шишек и на расстоянии старались попасть ими в ствол сосны. В общем, мы испробовали все, что возможно, и наконец по снегу отправились в березовый лесок. Побродив там, мы вернулись к просеке и сели на лавочку отдохнуть. Разулись, чтобы обследовать состояние ног, они оказались местами мокрыми. От нечего делать Наташа стала сдирать с берез кору и внезапно обнаружила, что если взять тонкой слой коры и с нажимом проводить по нему двумя пальцами, то можно получить звук – тонкий, пищащий, иногда напоминающий крик каких-то птиц. Набив карманы этой корой, мы решили отправиться домой, так как начинали зябнуть ноги. Обратный путь был труднее. Чувствовалась усталость, да и перемена такого леса на шумный город не могла быть приятной. Дома мы были в седьмом часу. Сговорились, чтобы я, поев, пришла к Наташе. Я поела, потом проверила одну статью, касающуюся нашего учкома, написала сама обещанную статью про «злодеяния» учкома и только в девятом часу отправилась к Наташе. У нее мы поправили принесенные мной статьи и написали коллективно еще одну статью о последнем групповом собрании. Пробыла я у нее до одиннадцатого часа. Все время, пока я сидела у нее, я очень радовалась.
Сегодня в школе Наташа не была, потому что занялась политподготовкой. По делам редакции она поручила мне кое-что сделать, но я из этого сделала меньше половины, так как некоторые, у кого находится материал, не пришли, заголовка у газеты нет – в общем, ерунда.
Было у нас сегодня только четыре урока, а потом был вечер интернациональной связи с присутствием китайцев и узбеков. Узнав от Шатихиной (уч. II курса «А»), что Наташа отправилась в читальню, я решила отыскать ее, не оставаясь на собрание курскома, которое никак не могла найти. Так я и сделала. Удрала из школы и отправилась в читальню, где и нашла Наташу. Рассказав ей все новости, я посмотрела, что она делает. Она старательно изучала съезды комсомола и партии. Узнав положение с газетой, она решила оставить свои дела и отправиться к Прокофьевой за материалом. Пришлось идти к Никитским воротам, а с Трубной площади это немалый путь. Сходили мы безрезультатно. Прокофьева больна, материал не переписан. Обещали принести завтра утром ко мне. Завтра утром у меня собирается редколлегия выпускать газету.
От Прокофьевой мы пошли по домам, а потом Наташа пришла ко мне, и мы занялись газетой. Но делать нам ничего не хотелось. Хотелось повозиться, чем мы и занялись. Потом Наташа все-таки посадила меня за дело. В одиннадцатом часу я пошла провожать ее домой. Довела ее до ворот, и опять, как в субботу, мы все не могли с ней расстаться. Она гнала меня домой, а мне не хотелось уходить.
