11 июля, четверг
Тяжело. Безотрадно. Надоело все до ужаса. Все одно и то же, и каждое сегодня как две капли воды похоже на вчера. В тресте скучно, и дома все старое. Не с кем сказать слово. Я так привыкла иметь человека, перед которым можно всю душу выложить, что теперь без него мне тяжело. И как нарочно, не имею возможности послать письмо, это так досадно. Если бы я уехала в деревню, я бы меньше скучала. Меня сейчас страшно убивает работа в тресте, отнимает последние силы. Наверное, скоро совсем перестану ноги таскать. Даже теперь еле-еле поднимаюсь на лестницу, до того мне это трудно. Тяжело. Скучно.
27 июля, суббота
О чем писать? Так много всего накопилось, так давно не писала. По-прежнему работаю в тресте. Уже два раза получала жалованье, по 25 руб.
Радости при этом не проявила никакой, и в тресте этому, наверное, удивлялись. А что мне 25 руб.? Так себе, пустяк. Если бы я получила за раз 100 руб., тогда, может быть, порадовалась бы, и то чуть-чуть. В редколлегии состою. Рисовала заголовки в газете. Один раз одна, другой раз с одним сотрудником, чертежником из нашего отдела. Больше никто не участвует в выпуске газеты. Начала заниматься физкультурой. Вышло это таким образом: наши сотрудники могут заниматься физкультурой на стадионе «Химик», и местком за это платит. Из нашего треста до меня ходили только двое: Нежданов и Л.И. Киряшина, делопроизводительница, молодая, очень хорошенькая и распущенная. Однажды она спросила меня, не желаю ли я заниматься физкультурой. Я, конечно, моментально изъявила желание заниматься этим делом, и тут же выяснилось, что я могу совершенно свободно посещать стадион два раза в неделю, во вторник и четверг, и, по желанию, в понедельник. В ближайший вторник я отправилась туда с Л.И. Забрала с собой шаровары, кофту, туфли – в общем, все физкультурные принадлежности. На стадионе мне понравилось. С удовольствием занималась легкой атлетикой, поиграла. Была у врача, заниматься позволил, но быть на состязаниях запретил, чему я рада, потому что состязания для меня нож острый. Всего была на стадионе три раза. Хочу учиться плавать. Боюсь ложиться на воду, хотя и держусь на пробковых мешках. Инструктор по плаванию из себя выходит, а я, как нарочно, хохочу и никак не могу оторвать рук от плота. Инструктор настойчиво требовал, чтобы я легла на воду, но я никак не могла набраться смелости. Наконец набралась и… заявила инструктору, чтобы он оставил меня в покое. Девчата, стоящие на берегу и плавающие, расхохотались, а инструктор заявил, что он не оставит меня в покое, но все-таки отошел от меня, а я, воспользовавшись этим, побарахталась немного и удрала, потому что было холодно, купались уже вечером, часу в восьмом. Решила также заниматься греблей. Это легче, чем плавание, и скорей этому выучишься. Пока что гребу на неподвижном плоту, учусь управлять веслом. В общем, на стадионе есть чем заняться, и мне там нравится.
Скверно только то, что приходится ездить туда прямо после службы и, следовательно, не приходится обедать. В последний раз катались на лодке: я, Л.И., инструктор по гребле и еще один парнишка, славный такой, Астахов, кажется. Катались вечером, темно уже было. Доехали до Воробьевых гор и обратно. Весело было, и вода была хорошая, и ребята веселые.
2 августа, пятница
Вчера было 1 августа – международный красный день. После работы были демонстрации, причем шли все районы отдельно и собирались в разных местах. Наш район отправился в Парк культуры и отдыха. Еще не было четырех, как во дворе нашего учреждения заиграл оркестр. Я не вытерпела и кончила работать, уж очень приподнятое было настроение.
Первую половину вчерашнего дня я не работала, а помогала одному сотруднику делать знамя для демонстрации, то есть попросту писать лозунги на красной материи. Без четверти четыре прозвонил звонок, и мы спешно присоединились к дожидавшейся нас колонне с оркестром. Пошли полным шагом, не останавливаясь, что было очень необычно. Моментально дошли до парка и отправились на место, называемое «смычкой», где имелась трибуна. Остановились там. Митинг должен был начаться в 6 часов. Народу было пропасть, не окинешь взглядом. Трибуна находится в низине, а от нее идет возвышенность, что, конечно, удобно для публики. День был хороший. Приятно было смотреть кругом на толпы народа, пересыпанные красными знаменами. Митинг начался в шесть. Как водится, избрали президиум из представителей партийных организаций. Туда же вошел и Максим Горький, которого я видела первый раз. Я находилась близко от трибуны и поэтому имела возможность хорошо рассмотреть его.
15 августа, четверг
Наташа заболела. Давеча перед вечером она пришла ко мне. Посидела немного и, заявив, что ей очень нездоровится и что она пойдет ляжет, ушла. Это было очень необычно, мы никогда так скоро и так рано не расставались. После ее ухода мне стало скверно, я забеспокоилась и решительно не знала, что делать. Собиралась сесть за дневник, но с таким настроением и думать об этом не стоило. Успокоила я себя тем, что села писать свою давно задуманную повесть «Буйная зелень». Я успокоилась лишь при одной мысли о том, что сяду писать, и отчасти была довольна, что Наташа ушла, при ней я бы ничего не сделала. Писала я, писала, вдруг слышу, кто-то звонит к нам и затем стучит в дверь. Мне вообразилось, что это Наташа зашла с Бойкой (собака), обрадовалась, открываю дверь и балдею от изумления. Стоит передо мной Валька (что живет с Наташей) и держит на ремне Бойку. Поздоровались за руку и вдруг поцеловались. Вышло это неожиданно и странно, ведь я даже с Наташей не целовалась, когда она приехала. Усадила я Вальку на стул, и принялась она мне рассказывать все: и как приехала, и что в деревне было, как ее гулять не пускали. Приехала она сегодня в 8 часов, так что, когда Наташа была у меня, ее еще не было. Про Наташу она сказала, что лежит она, выпила порошок хинина. Вальку ко мне послала она. Посидев немного, Валька ушла, наказав, чтобы я обязательно заходила. Я сказала, что зайду прямо с работы завтра. Давеча, вместе с мыслями о болезни Наташи, мне полезли в голову другие мысли, о том, что я недостаточно хорошо обращаюсь с Наташей. Я удивилась этим мыслям и стала думать, почему это так, правда ли это. Пожалуй, правда. Ведь Наташа все-таки моложе меня, кроме того, она больше перенесла горя, и сейчас условия ее жизни хуже моих в том отношении, что у нее нет близких людей, нет матери. Вследствие всего этого ей сейчас больше, чем мне, нужны участие и ласка, даже поддержка, хотя у нее есть достаточная твердость, которой нет у меня. А что я? Просто развинченный человек, носящийся со своей душой, со своей неудовлетворенностью в жизни. Мечтаю о чем-то недосягаемом и только лишь ною, ничего не делая. Ныть я умею, плакаться о своей неудовлетворенности умею, хандрить умею, а вот делать что-нибудь нужное и полезное не умею. Мечтаю о славе, а сама и палец о палец не ударю для достижения этой славы. Думать о самоубийстве и лгать перед собой, что у меня хватит силы для этого, умею, а вот действительно взять да и прикончить свою никчемную жизнь каким-нибудь сильным средством, наверное, не сумею. И вот, вместо того, чтобы явиться как бы опорой для своей младшей и менее опытной подруги, я, наоборот, стараюсь сделать ее своей опорой, выворотить перед ней свою душу и показать, что, дескать, вот как мне тяжело и скучно, что, мол, успокой меня и т. д. Такое поведение с моей стороны нехорошо, и пусть его лучше не будет. Лучше не буду обращаться к ней со своими бесполезными жалобами, ведь
