Теперь о конфликте. Не помню, как начался первый разговор. Помню его конец. Я высказала свое мнение, что теперь в наших отношениях верх принадлежит мне, в то время как раньше, в школе например, верх принадлежал ей. Под верхом я понимаю власть, источник инициативы. Н. согласилась со мной, объяснив это тем, что раньше она меня меньше знала, теперь же, узнав, что я развитее ее, она стала подчиняться мне, вследствие чего и получила мой верх. Я заявила, что мне это не нравится, я не хочу, чтобы она смотрела на меня как на нечто, стоящее выше ее. Это первые разговоры. Теперь следующий. Я как-то вернулась к старой теме о том, что я никак не могу себе представить Наташу как реальное существо, для меня она что-то отвлеченное, не связанное с окружающей действительностью. Наташа, как и раньше, заявила, что она не понимает этого. Понять, конечно, было трудно, так как я сама не представляю, что значит это чувство. Но я все-таки старалась объяснить ей это, для чего стала сравнивать свои взаимоотношения с другими девчатами. Я говорила, что внешне мы с ней ничем не связаны, что мне совершенно все равно, придет она сегодня или нет. Причиной этому я выставила то, что у нас нет деловой связи, у нас нет общего дела, в котором мы обе были бы заинтересованы. Мы с ней ничем не связаны… (Пришла Наташа.)
21 декабря, суббота
Кратко закончу о «конфликте». Наташа согласилась с тем, что у нас нет деловой связи. Потом я рассказала ей, как одно время мне казалось, что она приходит ко мне лишь затем, чтобы приятно провести свободное время, умышленно не посвящая меня в свои дела, мысли и все остальное. На это Н. заявила, что она иногда боится говорить мне о своих делах, потому что мне они покажутся скучными. Кроме того, разговаривать со мной вообще трудно, так как я своими слишком авторитетными суждениями прерываю разговор, делаю его ненужным. С этим я согласилась, но поставила Н. в вину то, что она не противоречит мне. Если она не согласна со мной, так должна возражать, а не молчать, так как мне вовсе не интересно, если со мной будут соглашаться, даже если я не права. Если она со мной будет соглашаться, то я с таким же успехом могу говорить и со стенами, заранее зная, что буду права. На все это я получила от Н. заявление, что я очень сухо говорю, и поэтому ей иногда неинтересно говорить со мной. На это я высказала предположение, что Н. не доросла до серьезных разговоров. Но что она может говорить серьезным языком, это я знаю, так как у нас много было серьезных разговоров. На мое замечание, что Н. не доросла, она и обиделась больше всего. Тут же она ушла и не показывалась целых два дня. Вот и все. В общем, крупно поговорили, а теперь опять все по-прежнему.
Во вторник, 24-го, еду в деревню. То радуюсь, то чего-то боюсь, а время неумолимо двигается ко вторнику. Самое неприятное – это проводы на вокзале и сборы, потом прощание с Наташей. Лучше было бы прямо перелететь в деревню, и конец. Чудится мне, что поездка эта будет особенной, решающей, только не знаю, что она может решить. Утром я радуюсь тому, что еду в деревню, а вечером боюсь.
Сегодня у меня выходной день. Утром Алексей снял меня в двух видах: одетую и раздетую. Потом ходила по магазинам. Сейчас пять часов вечера, скоро придет Наташа. Нам нужно будет съездить к моей ученице, надо будет задать ей уроки на три недели. Два раза была на катке. Замечательно кататься. Жаль только, что каток битком набит народом и кататься поэтому трудно. Ходила оба раза с Наташей. Сейчас что-то болит голова, писать не хочется.
23 декабря, понедельник
Итак, сегодня я последний вечер дома. Завтра в это время я буду в поезде. Не могу дождаться этого момента и все никак не могу поверить себе, что еду в деревню. Дома суета и сборы и вообще беспорядок вследствие моего отъезда. Завтра еще пойду на работу, а вечером самое противное: прощание и проводы на вокзале.
Странная тревога на душе: боюсь ехать в деревню, да и только. И радуюсь, и боюсь. Всегда бывает у меня такое чувство, когда я уезжаю или провожаю кого-нибудь.
Весь вечер сегодня сидела Наташа. Последний вечер. Я дала ей свои фотографии, она мне свою. И уезжаю-то на три недели, а беспокойства на год хватит.
Вчера весь вечер пробыли с Маруськой у ее подруги Ольги. Хохотали до упаду. Основной темой нашего разговора было: брак вообще, замужество, семья, дети, ЗАГС. Маруська высказала вполне мещанские взгляды на эти вещи. Ее мечта – иметь мужем полуинтеллигентного человека, жить в отдельном особнячке с хорошей обстановкой, жить спокойно и сыто и не работать. Участие ЗАГСа в супружеской верности, конечно, обязательно. Высказанные мной взгляды на эти вещи были совершенной противоположностью ее взглядам. Я совершенно не признаю таких семей, какие существуют сейчас, то есть когда муж и жена в силу какого-то обязательства должны продолжать сожительство даже в том случае, когда они уже надоели друг другу, когда чувство их остыло, когда у них образовалась какая-то привычка друг к другу. Конечно, теперь это легко устраняется разводом. Но развод – это тоже ерунда. По-моему, просто не нужно регистрироваться, когда женишься или выходишь замуж. Для меня существование ЗАГСа кажется лишним. Ведь не может же какая-то запись в учреждении связать людей на всю жизнь. А раз не может, незачем и производить эту ненужную формальность. В общем и целом я признаю свободную любовь, но не такую, чтобы сегодня жить с одним, а завтра с другим, это мне не нравится, это слишком грязно. Просто свободно любить кого-нибудь, но не быть с ним связанной ни материально, ни морально, ни даже территориально на долгое время. Воспитание детей в какой-то замкнутой семейной ячейке я тоже не признаю. Необходимо создать общественное воспитание детей, чтобы из них впоследствии выходили люди с одинаковой идеологией и миросозерцанием. Воспитание детей в семье мужем и женой совершенно никуда не годится, так как дети в большинстве случаев выходят людьми с каким-нибудь нравственным или физическим пороком от неумелого воспитания. Таковы мои взгляды на это дело.
Если бы моя мать познакомилась с моими взглядами, то, наверное, не похвалила бы меня, ее точка зрения держит корни в девятнадцатом веке, а моя в двадцатом.
Когда я сегодня попросила Наташу высказаться по этому поводу, то она ответила, что еще не думала об этом. Да, ей еще рано об этом думать. Я тоже особенно много по этому поводу не думала. Разговоры же на эту тему имела. Шурка Куприянова, работавшая у нас в статистике, дивчина двадцати одного года, высказывается на эту тему так: жить с мужем постоянно она не хочет, не хочет зависеть от него ни материально, ни территориально, но ребенка иметь хочет, это ее мечта. Ну а в мои расчеты ребенок не входит, я не люблю детей. Тревога, бесконечная тревога на душе. Чего-то жаль, от чего– то тоскливо щемит сердце… Или это потому, что сейчас около часу ночи, такое время, когда и во сне становится тревожно.
В тресте есть человек, по которому я буду скучать все три недели. Это наш парторганизатор, молодой человек лет двадцати семи, блондин, замечательно интересный и манящий тип. Фамилия его Быстрый, Матвей Маркович, полуеврей, полурусский. Он мне безумно нравится, но он от меня так же далек, как далеко небо. И это очень печально. А тут есть еще вполне вероятный слух, что он будет переброшен на работу в Нижний Новгород. Это уже совсем плачевно.
