Потом играли еще в какую-то «свадьбу», но эту игру я и описывать не буду, не поняла ее, да и неинтересна она. После игр опять танцевали, потом опять играли. Когда играли последний раз в «выходные номера», то Коля старательно вызывал мой номер, вероятно, запомнил его, чтобы как-нибудь вытащить меня на «совет». Но так как я тоже помнила его номер, то и не могла попасться на его удочку. Уж если идти на «совет», то с кем-нибудь другим, а с ним-то я и так насоветуюсь.
Под конец вечерка начали величать парней, танцевать общую цыганочку, вообще беситься.
Кончился вечерок часу в третьем ночи. После вечерка еще долго болтались по улице. Кто бузил, кто просто так гулял. Я и Зоя, недолго думая, отправились бузить по улице. Зоя с Петей Кротовым, я с Колей.
Петя здорово мазурит за Зоей, я это на вечерке подметила. Так что я оставила попечения. Ну а Коля, тот если лезет, так чего же не побузить? Только вот странно, бузила я в воскресенье, но охоты особенной к этому не чувствовала. Остыла я как-то, и не тянет меня особенно к гулянью. Вчера вечером никуда не ходила, и хоть бы что, никакого беспокойства. Да так и лучше, пожалуй. Ведь все это гулянье, в конце концов, чепуха страшная. Конечно, когда тянет к гулянью, так почему ж не погулять.
Потом вот еще чего: Коля мне гораздо больше нравится тогда, когда мы с ним только вдвоем. При народе он мне меньше нравится. Когда я сделала этот вывод, то вспомнила про Наташу. Она мне тоже гораздо больше нравится, когда мы с ней вдвоем, при народе она снижается в моих глазах. Сейчас я совсем не вспоминаю о Наташе и не скучаю по ней. Она как-то механически выбыла из моего сознания, и я иногда удивляюсь, вспоминая наши с ней отношения. По– моему, у нас с ней что-то нездорово, ненормально что-то. Подобные отношения необходимо ликвидировать. Этим я и займусь немедленно после приезда в Москву.
Ну и длинные же вечера в деревне! Сидишь, сидишь, и все время мало. Сегодня, как стемнело, пошла на улицу. Постояла у двора, на дороге, потом отправилась к Таисе. Сидела, сидела у ней – надоело. Дай, думаю, домой пойду.
Пришла, глянула на часы – шесть часов только! Что за черт, иль часы стояли? Дедушка говорит, нет, сейчас больше шести не будет. Стали пить чай, попили, посидели, гляжу на часы – восемь часов! И теперь вот сижу и чего жду, не знаю. Спать надо ложиться, и не хочется. Дед забрался на печку спать, бабушка прядет. И так, наверное, в каждой избе. Дело не дело, а время проводят. Вот только какого черта молодежь сидит дома? Погода теплая, сейчас только на улице почудить, а они, ненормальные, по избам сидят. Прямо досада берет, что зазря время проходит.
За окном темно-темно. Только напротив в избе огонь светится. Вот тоже новое для меня: я не знала, что зимой бывают такие темные ночи. Я думала, что от снега светло бывает, а оказывается, тут такая темень, что около своей избы заблудиться можно. Здесь бывает много случаев, когда вечером, возвращаясь домой, мужик или баба не могут в деревне найти своей избы. Одна баба шла с собрания в нашей же деревне и прошла свою избу. А вместо этого забралась в чужую и удивляется: откуда это стена взялась в сенях, когда ее не было, почему это дверь вроде не на том месте и почему это свет видно не с той стороны. Когда-то она очухалась да поняла, что в чужую избу забралась. И действительно, заблудиться сейчас в деревне ничего не стоит. Бывает так, что в двух шагах человека не увидишь. А я-то воображала, что свет от снега исходит!
Потом еще тишина здесь отчаянная. Сейчас хоть от прялки в избе шум, а как только прялка перестает шуметь, так тихо становится, что тишина как бы начинает гудеть и звенеть. В современной литературе встречаются выражения «гулкая тишина», «звонко-звучная тишина». Раньше я не представляла себе этой тишины, а теперь сама готова говорить, что сижу в «звонко-звучной тишине».
Вообще, деревня может многому научить, особенно что касается природных явлений или чего другого. Я вот, например, в Москве никогда не видела сороки и не знала, что это за птица такая. А тут сижу как-то утром у окна и вижу: птица прыгает, такая красивая. Грудь и бока у ней белые, а сама вся черная. Спрашиваю у деда, а он говорит, это сорока.
И потом еще сказал, что их нет в Москве, ни на двадцать верст кругом Москвы нет. Есть предание, что какой-то святой запретил им там селиться, а по-моему, просто условия жизни им там были неподходящи.
Потом вот еще узнала, что если кошка скребется, то метель будет. Между прочим, дед сказал, что метель и вьюга – это разное, а в чем разница, я уже забыла. Надо будет еще раз спросить. А время еще только пять минут десятого. Умора, да и только. Ведь с восьми часов я успела четвертую часть «Тихого Дона» дочитать, посидела, ничего не делая, и вот уже второй лист тетради дописываю, и все за один час. Здесь, наверное, время идет медленнее.
А все-таки лучше лягу спать. Завтра бабушка обещала меня по деревням свозить.
Прощай, старый год! Завтра будет новый год, хотя в деревне его не признают, здесь живут еще по старому стилю.
Что-то даст мне новый год?
Буду надеяться на хорошее.
Еще раз прощай, старый год!
1930
1 января, среда
Сегодня ездила с бабушкой в деревню Синьково, лежащую от нас верстах в восьми. В Синькове у бабушки живет брат, который в прошедшую субботу сгорел, то есть не он, а изба его. У него жена и двое совсем маленьких детей. Живут они теперь у одной старухи. Изба и двор у ней большой, а народу, кроме нее, никого нет. Мы с бабушкой сначала заехали к племяннице ее, а потом разыскали и погоревшего брата. Старушенция оказалась препротивная. Особенно когда заговорила она о том, что не пойдет в коллектив да что из коллективов ничего не выйдет, так я ее так возненавидела, словно она мне личный враг какой. Вот карга старая! В гроб глядит, а ругает то, чего не знает. Вот такие-то своим нытьем и мутят, и сбивают. И чего ей надо, старой ведьме?
На погоревших теперь ворчит, что мешают ей. А куда же им деться? На улице ночевать? Изба у нее здоровая-прездоровая, да сени больше избы, да двор большой, теплый, и все это для одной. Там вполне может жить семейство человек в десять.
Побыли в Синькове недолго. Мне уж очень не понравилось там, неприглядно в избах, грязно, скучно. Домой приехали засветло. Ехали на санях часа полтора. Туда ехали – было тихо, а оттуда – как поднялся ветер, да навстречу, так даже до костей пронизывать стало.
Ехали то полем, то лесом, то деревнями. Проехали три деревни да село. Полем едешь, кругом все белое – красота! Лесом еще лучше, деревья в густом инее, будто листва на них белесая, стоят тихо, а как ветер начался, так начали шуметь, да так тревожно. Особенно красиво было, когда ехали по большей дороге. По обе стороны молодой лесок, кусты все белые, кудрявые. А дорога прямая, скачет то на гору, то под гору. И до чего же красиво все это. В городе век проживешь, а красоты такой не увидишь. Ну что, думается, красивого в голом поле? А все же глядишь на него и чувствуешь, что это красиво, красиво своим спокойствием и холодом. Ведь если случится заплутаться в таком поле, то оно пощады не даст, особенно во время вьюги (вьюга – это когда ветер метет снег снизу, а метель – когда снег идет сверху, да с ветром).
