Сначала прошли по улице с балалайкой, сцепившись длинной шеренгой. Потом девчата разбежались, остались одни ребята. Бесились они, тузили друг друга отчаянно. Я, между прочим, так и на улицу вышла в кепке. Когда уходили, мы с Петей совершили обмен, он пошел в моей шапке, я в его кепке. Только долго я так не проходила. Холодно показалось, да и козырек мешался. Поймала Петю. Ему тоже, оказывается, не очень удобно в моем головном уборе. Поменялись. Вскоре и ребята смотались с улицы. Мы с Колей, как и прежде бывало, остались одни. Тишина, темень, подозрительные, подстерегающие окна изб. Ходили с конца на конец по деревне. Коля предлагал сесть на какое-нибудь крыльцо, а я, как всегда, упрямилась.
Погуляли вчера так, как я и не думала. Эх… Уж и ночь прошла, и дня половина, а я все будто еще живу вчерашней ночью, просто обалдение какое-то, странное спокойное-преспокойное отупение… Губы все утро горели огнем… Насилу я ушла вчера домой. Не пускает, только я от него на шаг, а он опять, ухватит, и не вырвешься. Я уже даже сердиться начала и заявила, что, сколько мы гулять ни будем, нам все будет мало, притом же, говорю, на Рождество нагуляемся. Наконец, против своей дорожки мне удалось выкрутиться из его объятий. Быстрым шагом смоталась домой. Оглянулась – стоит, думал, наверное, что вернусь, как это было однажды, но на сей раз напрасны были его ожидания. Дома, конечно, спали. Время было половина первого. Хотела было прямо спать. Но бабушка зажгла лампу, несмотря на мой протест, дала молока. Я все-таки поспешила улечься, чтобы избежать всяких вопросов и пр. Лицо горело… А сама я была странно спокойна, я никогда не думала, что могу обладать таким спокойствием во время подобного гулянья и после. Вероятно, правду говорит инструктор стрелкового кружка, что у меня исключительное спокойствие.
Сегодня мне делать нечего. Даже на лыжах не могу покататься вследствие очередного нездоровья. Бабушка убирается, дед читает, придется и мне чем-нибудь заняться.
Сочельник проходит. Сейчас уже около восьми часов вечера. Собираюсь ложиться спать. Завтра дед с бабушкой собираются ехать к племянникам в гости, с ночевкой, то есть до среды, а меня оставляют здесь с одной старушенцией, бабой Лизой. Мне, конечно, тоже предлагали поехать, но я здорово прилипла к Лежневу, и в праздник боже меня упаси уехать куда-нибудь.
Ах, и хорошо было бы, если бы они смотались, да на ночь! Это было бы таким счастьем, такой роскошью! Ведь если их не будет завтра вечером и ночью, так я могу без опаски про– бузить всю ночь. По крайней мере, когда приду домой, то никто не будет глядеть на меня, баба Лиза не в счет. Эх, неужели не смотаются?..
Между прочим, Коля вчера, когда мы гуляли, сказал, что ему на днях гадали на картах и вышло ему казенный дом, попросту тюрьма, и потом еще, что у нас с ним будет последнее свидание. За это гадание – дурак он набитый.
Воспоминаю про вчерашнее и чувствую, что губы начинают гореть…
А сколько таких ночек впереди?..
Неделя целая, беспрерывная…
7 января, вторник
Вот и «Рождество твое шире Масленицы». Погода холодная, ветер так и гудит. Время около двенадцати дня. Бабушка спит, дед тоже.
Сегодня с утра они начали советоваться – ехать или не ехать. То вроде решат ехать (я радуюсь, конечно, про себя), то вдруг раздумают, дома хотят остаться (я падаю духом). То решили ехать да к ночи вернуться домой (пропало дело!). Потом дед говорит – поезжай одна, бабушка, а я дома буду (снова радуюсь), а бабушка говорит вдруг, нет, ты, дед, поезжай один (я опять в унынии). Потом решили подождать и посмотреть. Дело-то в том, что племянница-то у них больная. Если ехать, в беспокойство ее ввести можно, не ехать – обидится еще, скажет, что больную не навестят. В общем, и так и сяк нехорошо. Ну а для меня самое главное, чтобы бабушки не было дома.
В конце концов порешили, что бабушка поедет, а дед дома будет. Это хорошо. Боюсь только, как бы бабушка не передумала, ехать ей надо далеко, верст 10 отсюда, а то и больше, а погода дурная, холодная. Все поглядываю в окно, скоро ли по улице начнут ходить.
А сейчас тихо, только ветер завывает.
Разговоров о коллективе становится все больше. Вчера на собрании читали устав колхозный. Решили его принять к сведению.
Никто не хочет идти в коллектив. Даже самые заядлые бедняки против коллектива. Коллектива боятся.
Потом еще часто приходится слышать, что при Николае, то есть при царе, жизнь была лучше. Можно было иметь сколько угодно скота. Теперь же много скота иметь нельзя, большой налог приходится платить. Поэтому все стараются иметь только необходимую скотину – корову, лошадь. Некоторые имеют по две лошади. Теперь, правда, перед организацией коллектива разрешили иметь много скота, но теперь крестьяне сами не хотят заводить скот. «Сгонят в коллектив, все равно отнимут». Многие сейчас порезали бы скот, но нельзя, приезжавший агроном переписал весь скот, так что ни зарезать, ни продать скотину.
Девки такую частушку говорили:
При царе Николашке
Ели хлеб да кашку,
А советская власть
Ест мякину всласть.
Что ж, пожалуй, отчасти и верно. В общем, мужики недовольны своей жизнью, ругают власть, ждут войну. Не знаю, чего они, собственно, боятся? Живут все-таки прилично, сыто. Лишь немногие живут неважно, и то потому, что работать не любят. Здесь уж действительно можно сказать, что «кто не работает, тот не ест». Вот, например, моя бабушка всегда держит свиней, и поэтому у них круглый год мясо. А соседи наши, Колоски, не любят грязной работы и свиней не держат, ну и мяса не видят. Так и во всем.
Так что, по-моему, мужикам жить еще можно, если не быть очень требовательными. Насчет промышленных изделий плоховато у них, но это, по-моему, не беда. Просто привыкли всегда ныть да плакаться.
Что-то беспокойно стало внутри. Голова кружится, угорела, наверное, да и вообще – делать нечего. Читать надоело, писать тоже. Хоть бы вечер, что ли, скорей. Все на народе не так скучно.
На улице появляются маленькие ребята. Наверное, скоро вылезут павы расписные.
8 января, среда
Писать почти не могу… А надо, может быть, легче будет. Случилось нечто ужасное, по крайней мере так мне сейчас кажется. Вчерашняя ночь – будто кошмарный сон… Внутри все разрывается на части. Сердце болит так, как никогда не болело. Глухое отчаяние, тоска… Боже мой, до чего тяжело… Вчера произошел полный разрыв с Колей… Собственно, ужасного здесь ничего нет, я знаю, что после буду зло смеяться над собой за это свое малодушие. Но что ж делать, пусть я после буду смеяться над собой, но иначе я не могу быть спокойной, я почти с ума схожу, я еле владею собой… Ужасен не разрыв, а то, что произошел он так неожиданно, и так грубо, и так скоро… Ах, ну зачем это так вышло?.. Постараюсь хоть кое-как описать это. Ведь часто становится легче, когда пишешь.
Вечерок кончился вчера часу в третьем ночи. Была гармонь, поэтому больше танцевали. Мне же пришлось сидеть без всякого дела. Попробовала было забузить с Сашей Журавковым, да бросила. Под конец вечерка вижу, Коля что-то слишком много увивается около Кати из деревни Митино. Красивая девчонка, я знала ее еще тем летом, она приходила к нам в деревню гулять. Сначала я мало обращала внимания на них. Потом вижу, Катя домой собралась, и Коля за ней. Тут я уже потеряла всякий интерес к вечерку. Играла без всякой охоты. Время шло, уже вечерок кончался, а Коли все не было. Чувствую, внутри начинается тревога, растет, ширится.
