После первоначальной разведки и беседы с Милюковым план коалиционного министерства оказался без почвы. Кадетская партия его не хотела, а без ее поддержки оно существовать не могло. План был сделан невозможным благодаря тактике кадетских руководителей и их мало обоснованным, широким надеждам. С этим планом исчез шанс соглашения с Думой. Но сразу дело не кончилось. У него явилось незаконнорожденное продолжение. Оно любопытно.
Продолжение принадлежало уже лично Столыпину. Как человек умный и зоркий, он из разговоров с кадетскими лидерами сделал правильный вывод: с 1-й Думой ни до чего договориться нельзя. Она не хочет того, в чем могло быть спасение, т. е. коалиционного министерства, и предъявляет требования, которые погубят Россию. Продолжать переговоры на эту тему – значит терять время и укреплять растущую смуту. Если не хотеть рисковать революцией, нужно перейти в наступление; эту Думу, которая давно сошла с рельс, надо распустить как можно скорее и начинать все сначала. Это единственное средство спасти конституцию. Иначе именно ей грозила опасность. Как человек решительный, Столыпин тотчас составил свой план. Он не хотел, чтобы роспуск Думы был победой принципиальных врагов конституции; он боялся их чрезмерного усиления, боялся и того, что такой роспуск будет понят страной как реакция и толкнет избирателей влево. Отсюда явился его личный неожиданный план: образовать коалиционное министерство, с участием популярных общественных деятелей, которое должно бы было начать с роспуска Думы и новых выборов. На пост председателя такого министерства была им выдвинута и Государем одобрена кандидатура Шипова.
Что Столыпин мог придумать подобную комбинацию – простительно; он мало знал нашу общественность, ее чувствительность и щепетильность в этого рода вопросах. Но как мог Львов надеяться привлечь к такому плану Шипова, у которого мотивы моральные всегда звучали сильней политических? Для меня это загадка. Могу себе объяснить это только тем, что Львов ясно сознавал неисправимость Думы, поддался натиску более сильного человека, Столыпина, и, как с ним часто бывало, вдруг «загорелся». Когда 26 июня Шипов, ничего не подозревая, приехал в Петербург на очередное заседание Государственного совета, Н. Львов встретил его на вокзале, поставил в курс «заговора» и звал ехать к Столыпину, который его дожидался. Шипов возмутился, отказался видеть Столыпина и решил тотчас вернуться в Москву. Но уехать ему не пришлось. Он получил вызов к Государю на следующий день. Раз избежать этого было нельзя, он предпочел предварительно проехать к Столыпину, у которого застал и Извольского. От предложенного ему плана он категорически отказался. Для немедленного роспуска Думы, по его мнению, не было повода; Шипов во многом Думой был недоволен; находил неуместным весь тон ее адреса, отдельные ее выступления. Но Дума не одна виновата, а резкие ее выступления относятся к прошлому. Не новому кабинету на них реагировать и не роспуском начинать либеральную деятельность. Столыпин был недоволен таким ответом Шипова, но сбить Шипова с этой позиции было нельзя. Столыпин нехотя вернулся тогда к старому плану, который получил предварительное одобрение Государя, т. е. к коалиционному кабинету не для роспуска, а для примирения с Думой. Только Столыпин предложил Шипову самое председательство в таком кабинете. Первый план коалиционного министерства не состоялся из-за сопротивления кадетов. Безупречное имя Шипова, в качестве председателя, могло сломить кадетскую нетерпимость. Шипов мог для Думы оказаться приемлемым. Это была новая ставка. Шипов как будто поддался; обещал до визита своего к Государю сам об этом сделать разведку. Естественно, столкнулись с тем же вопросом: как к министерству Шипова отнесутся кадеты? Согласятся ли они вступить в него и его поддержать? Без них никакое министерство не могло рассчитывать на доверие Государственной думы. Столыпин по этому поводу сообщил о прежнем разговоре своем с Милюковым; тот их разговор не давал на это надежды. Было решено еще раз это проверить. К Милюкову был направлен гр. Гейден, которому Милюков дал тот же ответ, что он принимает только кадетское парламентарное министерство и возглавить его не откажется. Сам же Шипов поехал поговорить откровенно со своим старым другом, С.А. Муромцевым. От него он не скрыл ничего. Коалиционное министерство, принципиально уже принятое Государем, Шипов считал «наиболее отвечающим задаче момента»; но «препятствием к этому являлось несогласие кадетских руководителей». Шипов стал уговаривать Муромцева своим влиянием убедить Милюкова и других лидеров партии не мешать этой попытке. Убеждения были тщетны. Муромцев от этого поручения отказался. По существу, он не возражал; но он «не считал возможным повлиять на изменение уже вполне и окончательно сложившегося среди к.-д. отношения к этому вопросу» и говорил, что «Милюков уже чувствует себя премьером». Муромцев при этом укрепил Шипова в его предположении, что коалиционный кабинет даже под его, Шипова, председательством вызовет немедленно конфликт его с Думой. Пессимизм Муромцева шел еще дальше. «Никакое новое министерство, – говорил он, – удовлетворить эту Думу не сможет; неизбежны революционные вспышки, против которых правительство будет поставлено в необходимость принимать строгие репрессивные меры, что лишит власть необходимой поддержки со стороны общества». Таким образом, по мнению Муромцева, ни коалиционное министерство, на которое Государь был согласен, но которого не хотели кадеты, ни кадетское министерство, которого хотел Милюков, выхода из положения не представляли.
Вот багаж, с которым Шипов поехал к Государю; он был вполне отрицателен. Но Шипов не хотел признаться даже себе, что Столыпин был прав, что с этой Думой нечего делать. Но что же можно было предложить положительного вместо роспуска Думы? Несмотря на безнадежное настроение Муромцева, который при этой Думе не видел хорошего выхода, Шипов решил поставить его перед fait ас-comply
[85] и попробовать кадетское министерство, только под председательством не Милюкова, а Муромцева. Его разговор об этом с Государем, подробно Шиповым записанный, полон интереса. Он показывает, как далеко шла тогда уступчивость Государя.
Государь уже знал от Столыпина, что Шипов не соглашается ни на роспуск Думы, ни на возглавление коалиционного кабинета; он попросил лично повторить ему свои возражения. Когда в разговоре Шипов намекнул на возможность «отмены конституционного строя» или «изменения избирательного закона», Государь оба раза «с видимым неудовольствием» его перебил, что «об этом не может быть речи». И правда: после роспуска Думы ни того ни другого не было сделано. Это не помешало Милюкову все-таки утверждать в «Трех попытках», будто неудовольствие Государя на эти слова Шипова объяснялось тем, что Шипов «слишком близко подошел к его действительной мысли». Еще раз повторяю: так иногда пишут историю.
Отказавшись от сделанного ему предложения, Шипов изложил Государю свой план. Он предлагал уступить кадетским желаниям и попробовать «кадетское министерство». Иного, говорил он, кадеты не примут. Разница была только в том, что в премьеры он рекомендовал Муромцева, а не Милюкова, которого подходящим на эту роль он не считал; Милюкову было нужно дать другой портфель – иностранных или внутренних дел. Шипов от себя добавил уверенность, что, ставши у власти, кадеты поведут себя не так, как вели себя в «оппозиции», смягчат свои программные требования и по своим политическим векселям будут платить по 20 или 10 копеек за рубль.
