Заключение
У человека и у целой страны бывают моменты, которые как будто определяют дальнейшую жизнь. 1-я Дума казалась таким моментом. Это может быть самообольщение современников, и на большом отдалении судить будут не так. Но ведь и самое крушение старой России может впоследствии показаться лишь небольшим эпизодом истории. Тогда все переоценится. Но пока события представляются катастрофой, их современникам нельзя быть безразличным к вопросу, что Россию на эту дорогу толкнуло.
В своих «Воспоминаниях»
[96] Милюков приводит слова Витте, которые ему кажутся «лестными». Витте сказал: «Жаль, что тогда я мало вас знал; быть может, события пошли бы иначе». После 1917 года подобные признания высказывались в комбинациях еще гораздо более неожиданных. Но в фразе Витте есть правда. Дело, конечно, не в личностях Милюкова и Витте. Но они символы, и было несчастьем, что в 1906 году они вместе не сумели пойти. Витте об этом жалел; он понимал пользу, которую мог получить от Милюкова. Милюкову Витте мог быть еще гораздо полезнее; но Милюков этого не понимал.
Витте был одним из лучших представителей старой государственной власти. Был человеком реформ, не одного «охранения». Но как практик, добившийся «результатов», он всегда считался с реальною обстановкой, с тем, что может вынести и власть, и население. Он знал, что инерцию преодолевать надо терпением, а не насилием. Он был не один таков среди бюрократии; передовых людей в ней было больше, чем думали. Но у них были оборотные стороны «практиков»; они были теоретически недостаточно образованы; «самородки», «самоучки» – высокомерно говорили про них «ученые» люди. Потому более близкое знакомство с Милюковым было бы для Витте полезным коррективом к односторонности его воспитания.
Но чем был Милюков, тоже как символ? В «Трех попытках» он написал про Кокошкина: «В кружке московских друзей Кокошкин один проявлял задатки настоящего политика». Таким «настоящим политиком» был сам Милюков. Либеральные практические деятели давно существовали в разных отраслях общественной и государственной жизни. Нм всегда приходилось бороться с тогдашнею властью; но они ее не отрицали и не отказывались сотрудничать с нею.
«Освободительное Движение» создало совсем другой сорт либеральных «борцов» и другое знамя «борьбы». Оно было придумано теми, кто стал называться «настоящими политиками», богатыми не практическим опытом, а теоретическими знаниями. Упорство государственной власти истощило терпение либеральных деятелей. «Теоретики» направили их внимание к первоисточнику зла, к «Самодержавию». «Улучшения в России не будет, пока существует «Самодержавие», – вот та несложная мысль, которой стали разрешать все затруднения. Вместо прежней борьбы за «реформы» началась война за «Реформу», за конституцию.
Те «настоящие политики», ученые, публицисты, которые принесли с собой подобную веру, стали естественно руководить этим движением. Это наложило на него свой отпечаток. На вопрос, что поставить на место Самодержавия, новые вожди искали ответа в учреждениях наиболее развитых государств. По их мнению, основы нового строя должны были быть не развитием, а отрицанием старого; в самой отдаленности их от действительности они видели лучшее доказательство их совершенства. Представителем подобных «политиков» был Милюков. Он не был «практическим деятелем»
[97]; вес в политике придавали ему больше всего его профессия публициста и его авторитет как человека «науки».
Пока шло «Освободительное Движение», Витте не мог быть Милюкову полезен. У них не нашлось бы общего языка. Витте не мог бы понять ни необходимости раньше всего уничтожить Самодержавие, ни безразличия теоретиков к практическим улучшениям жизни. Но «Освободительное Движение» иначе победить не могло. Грех Самодержавия в том, что оно его создало. Но когда движение началось, довести его до победы иными путями было нельзя. Победа «Освободительного Движения» поэтому и была победой «настоящих политиков», Милюкова как символа.
Но когда Самодержавие дало конституцию, задача переменилась. По классическому сравнению, вместо постройки нового здания можно было капитально ремонтировать старое. Надо было сделать выбор: или, несмотря на уступку власти, продолжать прежнюю войну до полной победы, или удовлетвориться данною конституцией и на ее началах заключить соглашение с властью.
При таком соглашении Витте был необходим Милюкову. Он был символом того, что было здорового в прежнем порядке. Если Милюков мог лучше его намечать задачи, к которым надо было стремиться, то Витте бесконечно искуснее мог определять приемы и темп, которыми их можно было достигнуть. Черты, которые «настоящим политикам» дали победу в войне, обращались против них, когда надо было страну успокаивать и перевоспитывать в новых началах. В этом умении заключается практическая мудрость «политика» и его преимущество перед «теоретиком». Потому для закрепления победы 1905 года была необходима совместная работа идеалистов и практиков, разумных проповедников нового и лучших представителей старого строя.
Но «настоящие политики» своей первенствующей роли уступить не хотели. Компромиссы и постепенность казались им «спусканием флага». Они хотели всего и сразу. Конечно, идеал либерализма в 1906 году, т. е. «конституционная монархия», был вполне достижим; однако и его нельзя было осуществить немедленно и полностью. Нельзя было без перехода наградить Россию четыреххвосткой, единой палатой, ответственным перед ней министерством, не заботясь о том, насколько страна была для них подготовлена.
Нетерпимость доктринеров всего резче проявлялась тогда, когда дело касалось «теоретических утверждений», «принципов». В них был главный багаж теоретиков. Уступка в них казалась изменой. Отсюда вытекло нереальное и вредное для России отношение кадетских «политиков» к положению в России монархии.
По идеологии «теоретиков», основой государственной власти было «народовластие»; но оно понималось, как полагается в младенческом возрасте, в упрощенной схеме полновластного народного представительства. Монархия считалась пережитком отсталых политических нравов, больше ненужным. Потому только Учредительное собрание вправе было написать конституцию. Это утверждение от имени бюро земских съездов еще в 1905 году было заявлено Витте. В 1921 году в «Трех попытках» Милюков подтверждал, что это единственный «теоретически правильный путь». Эти слова – злоупотребление авторитетом «теории». Наука права учит, что ценность государственных форм «относительна». Когда собираются ввести прочный государственный строй, надо думать не о том, что теоретически правильно, а о том, что к данному народу подходит, что он может понять и принять. Народ живет не по теориям. Власти часто держатся на иррациональных основах; на признании первенства, на подчинении власти «Божией милостью», на уважении к старшим и на многих других «отсталых» мотивах. Признание власти – вопрос психологии, как основа морали, права или религии. Они не для всех одинаковы. На авторитет государственной власти интеллигенция смотрела не так, как преобладавшая в России темная масса. Для этой массы в 1906 году власть Монарха была не только привычной, но единственной законной властью. Она покоилась на общем народном согласии. Ее действиями могли быть недовольны, как могли роптать даже на Бога; но право Монарха быть властью не подвергалось сомнению. Если бы в 1906 году монархия пала и пришлось бы создавать новую власть, то и тогда стал бы спорный вопрос: захотела ли бы страна подчиниться авторитету четыреххвостного выбора?
