Принимая его на другой же день после открытия Думы, Государь, несмотря на происшедшую накануне демонстрацию, в которой принял участие и Головин, его встретил «приветливой улыбкой», «протянул ему руку», «поздравил с избранием» и тут же завел разговор о «распределении членов Думы по фракциям» и о «возможности образования работоспособного центра». Он указал на «целый ворох законов», которые правительство в Думу внесло, над которыми «Думе придется много и много работать»; с упрямым и холодным видом заговорил, что Дума должна «дружно работать с правительством, что того настоятельно требуют интересы государства»; добавил к тому же, что «все в Манифесте дарованное народу не подлежит отмене, все обещанное должно быть осуществлено»
[39].
Этими словами Государь вызывал его на политический разговор, давал ему возможность высказать все, что тогда было полезно сказать, чтобы дать понятие о лояльном настроении, но и законных желаниях Думы. Этой возможности Головин не использовал. По главному вопросу о возможности создания работоспособного центра, от чего зависела вся будущность Думы, он опять указал, как на достаточное доказательство этого, на избрание председателя Думы. По поводу «дружной работы с правительством» заметил уклончиво, что с законопроектами еще не ознакомился, но опасается, что взгляды правительства и Думы будут различны (!). После этого они стали говорить о другом, не касавшемся Думы. И на другой день Государь писал своей матери: «Головин – председатель, представился мне на другой день открытия. Общее впечатление мое, что он «nullite complete»
[40].
Это может быть слишком поспешно и строго, но нельзя не сказать, что ответ Головина был, по собственному его выражению, уж слишком «уклончив». Он «ничего не сказал». То, что после нескольких бессодержательных фраз они перешли на «предметы, не касавшиеся Думы», было характерно. Не стоило разговаривать, если разговаривать так. Для разговора было достаточно материала, чтобы не говорить о «другом». Государь вообще умел слушать и не требовал угодливых слов. Они уже ему надоели. Несмотря на все его недостатки как Государя, это было его хорошей стороной. Впечатление, которое когда-то на него своей петергофской речью произвел С.Н. Трубецкой и которого он никогда не забыл, – наглядное тому доказательство. Головину надо было продолжить эту традицию, а не предпочитать молчаливое уклонение. Что у него на это не хватило таланта – весьма вероятно. Трубецкой был человек исключительный. Головин заурядный. Но он и не пробовал. Его первый визит к Государю поэтому вышел простою формальностью. Разгадка этого в настроении того думского большинства, которое окрестило себя «оппозицией». Это признал сам Головин, объясняя, что «поездки его к Государю вызвали недовольство со стороны левой части Думы», что «левые сочли бы это за заискиванье перед властью, унижавшее председателя Думы». Он в этом был прав. Но Головин был председателем всей Думы, а не одних только левых. Кадетская же тактика старалась соединять несоединимое, сочетать противоположные «пафосы», и Головин по их обычаю остался сидеть между двух стульев.
* * *
Выборы остальных членов Президиума и Секретариата, состоявшиеся в заседаниях 23 и 24 февраля, продолжали происходить при том же исключительно левом большинстве. Но искусственность его сразу начала обнаруживаться.
Партии, входящие в его состав, не оспаривали кадетской гегемонии в Президиуме; кадеты получили главные посты, т. е. председателя и секретаря. Вообще признавалось желательным, чтобы секретарь был той же партии, что председатель; а личность секретаря Челнокова, долголетнего члена Губернской управы, гласного городской думы в Москве, человека исключительно «делового», делала этот выбор очень удачным. При баллотировке шарами он получил больше голосов (379), чем Головин (356).
Но кадеты претендовали и на 3-е место, товарища председателя. Они понимали, что как техник Головин будет слаб. Для управления заседаниями они хотели дать ему в помощники Н.В. Тесленко, имевшего заслуженную репутацию отличного председателя. Недаром хотя он был не земцем, а только адвокатом, именно он председательствовал на учредительном съезде кадетов в октябре 1905 года и свое дело отлично провел. Всю трудную работу председательствования кадеты хотели возложить на него, оставив за Головиным «председательство» и «сношения» со сферами. От такого разделения труда дело могло только выиграть. Но этот план был неожиданно сорван.
Я был один в нашем клубе, когда туда явилась официальная делегация с. – демократической фракции, в лице Джапаридзе и Церетелли, чтобы заявить, что, не возражая против предоставления кадетам места товарища председателя, фракция имеет отвод против Тесленко. Причина была такова.
При выборах в 1-ю Думу все городские выборщики по Москве принадлежали к кадетам. Но в избирательное собрание по закону входили еще представители рабочей курии, фактически все социал-демократы. Социал-демократы по городу своих кандидатов не выставляли, но, когда фабричные выборщики сошлись с городскими выборщиками в общем собрании для выборов четырех депутатов от города, подавляющее кадетское большинство сочло справедливым предоставить одно место рабочим, пожертвовав для этого одним из своих кандидатов. Вместо кн. П.Д. Долгорукова был выбран рабочий с.-д. Савельев. Но теперь обстоятельства переменились. Социалистические партии выставили по городу общих кандидатов левого блока против кадетов. Однако выбраны по Москве, против блока, были только кадеты. Несмотря на это, социал-демократы опять потребовали у кадетов уступки рабочим и не одного, а уже двух мест. В этой претензии кадеты им отказали. От Москвы были выбраны: Долгоруков, Кизеветтер, Тесленко и я. Соц. – демократы это припомнили и не хотели голосовать за Тесленко, который занимал депутатское место, якобы принадлежавшее им.
Отвод был несправедлив. Решение не уступать места соц. – демократам принадлежало партийным органам, а не лично Тесленко. Оно не помешало с. – демократической фракции принять кандидатуру Головина и Челнокова. Отвод их против Тесленко имел вид произвола. Он многих задел; явилось поэтому желание настоять на своем. Стали подсчитывать, нельзя ли обойтись без голосов с. – демократов. Но другие партии левого большинства с соц. – демократами разрывать не хотели. Они нас предупредили об этом. Мне было поручено позондировать почву у правых; можно ли рассчитывать на их голоса против социал-демократов? У меня среди правых было несколько личных друзей, с которыми я мог говорить. Результат был отрицательный.
Правые были готовы голосовать за Тесленко, если выставить общих кандидатов по соглашению с ними; но тогда они требовали одно место и себе. Это было справедливо, но левые не пошли бы на это; и, конечно, на одно место в президиуме и они сами несомненное право имели, которого при такой комбинации на долю их не осталось бы. Кадетам пришлось уступить; они сняли кандидатуру Тесленко, не заменяя его другим своим кандидатом. На места обоих товарищей председателя были предложены трудовики Познанский и Березин. Дело от этого проиграло; оба кандидата как председатели оказались очень плохи.
