После такого «возражения» против прекращения прений предложение принято и прения прекращены.
Но дело этим не кончилось; 26 мая внесено новое предложение: подвести итог этим прениям и в «формуле перехода» преподать директивы комиссии. Предложено четыре мотивированных формулы перехода – с. – демократов, соц, – революционеров, трудовиков и народных социалистов. Тут их ждет процессуальный сюрприз. Против всех формул кадеты выдвинули «предварительный вопрос», т. е. предложение их не рассматривать. О политической подкладке этого предложения я буду говорить позже. Но со стороны процессуальной оно было достаточно ясно; оно было торжественным осуждением бессмысленных прений «по направлению» и признанием их полной бесплодности. Оно и было принято Думой большинством 238 голосов против 91.
Аграрный вопрос был самым типичным, но не единственным. Укажу другой пример – законопроект о всеобщем обучении. 4 мая подано заявление о создании комиссии «для рассмотрения законопроекта о всеобщем обучении и о передаче в нее всех законопроектов по Министерству народного просвещения». Предложение исходит от кадетов; его поддерживает В.М. Гессен. Наказ еще не утвержден; но наученные опытом по аграрному вопросу кадеты пробуют предложить эту передачу сделать «без прений». Выступает министр народного просвещения и «ходатайствует»
[57] о «скорейшей передаче всех его законопроектов в комиссию». Казалось бы, не о чем спорить. Но существо законопроекта дает почву для демагогии, и левые партии от нее не хотят отказаться. С.-р. Архангельский предлагает «раньше, чем передать законопроект в комиссию, выяснить в общем собрании Думы отношение ее к этому проекту». Ввиду такого поворота дел подается немедленно предложение, по крайней мере, о прекращении записи; но 65 человек уж записалось. Запись прекращена. Через 5 ораторов – новое ограничение: продолжительность речей сокращена до десяти минут. Следующее заседание 15 мая; но за это время, 8 мая, принят Наказ. Обратной силы он не имеет, но, прослушав еще одну речь, Дума в том же заседании 15 мая прения прекращает. Аграрный вопрос Думу кое-чему научил.
Еще нагляднее сопоставить его с проектом о «местном суде». 16 марта было внесено предложение о создании 3 специальных комиссий; из 24 человек для закона о местном суде, из 33 – для «неприкосновенности личности» и из 33 – для вероисповедных законов. 20 марта эти предложения обсуждаются. Тесленко от имени кадетов предлагает передать все министерские законопроекты в комиссию, «не делая их предварительного обсуждения в Думе». Это разумное предложение, конечно, встречает возражения слева. С.-д. Махарадзе признает, что хотя это дало бы «экономию времени», но «общие дебаты имеют громадное значение для выяснения принципиального отношения думских партий к законопроектам». Правые, которые настояли на предварительных прениях в аграрном вопросе, на этот раз не спорят с кадетами. Бобринский согласен с Тесленко, чтобы скорее перейти к разумной работе. Это будет иметь громадное значение для укрепления Думы в стране, к чему мы все стремимся (ироническое восклицание слева). Кадетам помог в этом вопросе и социал-демократ Алексинский, переборщив. Он стал инсинуировать, что бюрократы и «помещики» привыкли все делать тайно от народа. «Мы, социал-демократы, желаем, чтобы важнейшие вопросы народной жизни обсуждались не в закрытых заседаниях комиссий, а здесь – с думской трибуны, где это обсуждение может быть проконтролировано самим народом. Мы своих взглядов от народа не скрываем… и желаем помешать скрыть свои взгляды тем, кому это выгодно…»
Он не возражает против сдачи в комиссию законопроекта о «местном суде», но зато настаивает на предварительном обсуждении «неприкосновенности личности» и «вероисповедных законов».
Тогда даже Пуришкевич догадался, в чем дело; он ответил: «Я хотел было поддержать депутата Алексинского, но теперь понимаю цель его предложения. Он выбрал из всех вопросов наиболее бойкие, наиболее боевые, наиболее способные разжигать народные массы и хочет поставить их на обсуждение Государственной думы, чтобы это пошло по России и возмутило народные массы… На это я могу сказать только одно – стыдно…»
Дума приняла кадетское предложение и сдала все законопроекты в комиссии без прений. 22 марта эти комиссии уже были выбраны, могли своим делом заняться, и только поэтому законопроект о местном суде оказался готов до роспуска Думы.
Там сама Дума от детских недугов излечивалась. То, что кадеты безуспешно пытались провести через нее 15 марта, через два месяца сделалось обязательным уже по Наказу. Прения по направлению были запрещены. Но чтобы этот параграф Наказа мог в Думе собрать большинство, нужны были эти два месяца опыта. Только опираясь на опыт, я, как докладчик Наказа, мог сказать: «Нисколько не стесняя прений по существу, мы ни минуты не колебались, когда становились перед нами интересы агитационной трибуны и интересы дела, жертвовать первой в пользу второго. Тот лозунг, которого мы до сих пор все держались, которым руководились во всех конфликтах, лозунг «беречь Думу», для нас, для комиссии, когда мы посмотрели на то количество времени, которое в нашем распоряжении имеется, этот лозунг выразился для нас в необходимости «беречь Думу» больше всего от ее собственного красноречия. (Аплодисменты центра и справа.)»
Так с мая месяца законодательная работа Думы в области процедуры стала на новые рельсы; она более не зависела от великодушного согласия отказаться от «просвещения населения за счет думского времени».
* * *
Здесь уместно рассказать о рассмотрении особой группы законов, не реформ, а так называемой «вермишели». 1-я Дума ими совсем не занималась. Как ни понятно было ее возмущение, когда ей преподнесли для начала «оранжереи» и «прачечные», высокомерное к ним отношение было все-таки проявлением «барства». 2-я Дума не пошла по этой дороге. Ею в течение мая было по существу решено около 16 законопроектов вермишельного типа. Столыпин был бы должен это ценить, тем более что понимал (см. III главу), до какой степени эти законы не подходили к компетенции Думы, и собирался от них Думу избавить. Деловой упрек, который можно бы сделать, был разве в том, что в заседании 18 мая законопроекты о разрешении контрактов с частными обществами на рейсы в далекой Сибири (по Лене, Амуру, Байкалу, Охотскому морю) заняли 49 столбцов стенографического отчета. И докладчик, трудовик Скалозубов, должен был кончить такими словами: «Господа, я нового ничего не прибавлю к тому, что здесь было сказано. Прибавить ничего нельзя, потому что, повторяю, сведений мы никаких не имеем. Тем не менее, господа, имейте в виду, что отказом вашим вы поставите население, незначительное правда, но заброшенное, в положение крайнее. Наша отдаленная Сибирь не виновата, что не имеет самоуправления, что она сама не может управиться своими собственными средствами, не может сама свои собственные хозяйственные нужды удовлетворить; не виновата зона, что эти вопросы мелкие, чисто местного значения, разрешаются за пять тысяч верст от того места, для которого они имеют значение».
Скоро стало всем ясно, что за этими мелкими законопроектами Дума не может угнаться, что их рассмотрение надо ускорить. 30 марта было предложено создать особую комиссию «для рассмотрения маловажных законодательных предположений, касающихся частных мероприятий по отдельным ведомствам». Капустин его защищал. Несмотря на неудачное и как будто бы обидное название этой комиссии, в предложении была здоровая мысль: разгрузить серьезные комиссии Думы от «вермишельных» законов. Излишняя добросовестность этому помешала. Тесленко против него возражал: «Предполагается, – говорил он, – выбрать комиссию не по роду дел, а по признаку их «маловажности». Эта комиссия должна будет состоять из энциклопедистов по всем отраслям управления. Ее создать будет трудно. Комиссии должны быть составлены по роду дел, и в них по специальности надо направлять все законы независимо от их маловажности. Комиссия сама будет давать им ход вне очереди».
