Дочка шмыгает носом.
– Д-доброй. Ты же никому не делала зла.
– Знаешь, Даша, однажды я убила человека. Правда, он был еще и оборотень, и, если бы я помедлила, он убил бы не только меня, но и всех вас. А дедушка Баронет лишил возможности существовать такое количество темной нежити, что на него ополчится вся Преисподняя... Так как, злые мы или добрые?
– Есть понятие наименьшего зла...
– Да, конечно. А есть правило любви: отдать жизнь свою за друзей своих. Поэтому нельзя делить на только злых и на исключительно добрых. Ни людей. Ни ведьм. Все зависит от тебя, от того, как ты распорядишься своим даром: снова примешься изводить сестру...
– Мамочка!
– Или поймешь, что магия – детям не игрушка. Даша затрясла головой, словно ей в волосы залетела верткая оса:
– Мне ведь не нужна эта магия, мама! Ты же знаешь, как я к этому отношусь...
– Знаю. А ты полагаешь, я безумно счастлива, оттого что родилась ведьмой, да еще и передала свои наклонности по наследству?
– Мам, а как это было с тобой? Ну, как в тебе обнаружилось...
– Ваш дед, – лаконично ответила я.
– Он маг, ты знаешь. Я была чуть постарше тебя. Мы встретились, и он сказал мне, кто я на самом деле. Он учил меня азам магии, потому что я была неинициированной ведьмой и не имела Силы. Достаточной Силы.
– Достаточной для чего?..
– Ну, хотя бы для того, чтобы спасти от безвременной кончины вашего папу. И еще сделать кое-что, по мелочи... Это неинтересно.
– Мама, а меня тоже будут инициировать? – в глазах Даши засветился огонек любопытства. Ее страхи, переживания и страдания отошли на второй план. Дети быстро примиряются с неизбежным. Так и Дашка – примирилась с тем, что не миновать ей ведьмовства, и решила максимально подробно выяснить, чем это грозит ее существованию.
– Формально ты, конечно, должна пройти инициацию. Ее могу совершить я, как старшая ведьма, или участники шабаша.
– Шабаша?! – Дарью передернуло. – Мама, ты бывала на шабашах?
– Да, но ты не дослушала относительно инициации. В мое время ведьма без Истинного Имени была как рыба без воды. Но, по-моему, в тебе такие возможности скрыты, что ты и неинициированная хороша будешь.
– А на шабаш я должна летать?
– Тоже необязательно. Видишь ли, Даша, ведьма, по сути, это женщина, которая никому ничем не обязана. Хочет – летает на шабаш, хочет – печет блины, хочет-вызывает грозу... Вот папа, он писатель, да? Но он не обязан писать то, что захочет Союз писателей России. Он – свободный художник. Так и ведьма – свободный художник.
Даша выслушивала мою речь, явно борясь со сном. Травы подействовали надлежащим образом. Я подняла дочку за руку с кресла и повела в гостевую спальню – отдыхать.
– Мам, – сонно вопрошала меня юная ведьма. – А у тебя есть книги, по которым можно выучиться всяким заклинаниям?
– Я их давно выбросила, – немедленно соврала я. – Мне-то они без особой надобности. Я же почти не колдую. Так, по мелочам... И тебе, Даша, книги не нужны. Все, что нужно, я тебе сама расскажу...
... Вышеприведенный разговор между мной и дочкой и стал причиной той панической спешки, с которой я ночью принялась паковать свою спецлитературу. А тут еще и муж присоединился.
– Ты не переживай, – стягивая бечевкой подшивку «Альманаха ведьмологии» за 1766 год, сказал муж. – Я, к примеру, уже успокоился. Дочь-ведьма – не самый худший вариант. Вот за Манюню я опасаюсь, как бы она с этим вампиром всерьез не связалась.
– Пусть только попробует! – сурово отрезала я.
– Попробует... – уныло протянул муж. – Запретный плод сладок. Даже если он гнилой... Кстати, о запретных плодах: а это что за книжонка? «Верхом на помеле». Руководство по полету, что ли?
– Убирай, – процедила сквозь зубы я, борясь с непослушным капроновым шнуром.
– Вика, ну ты хоть что-нибудь оставь молодому поколению. Пусть Дашка почитает, освоится... Да и я полистаю любопытства ради.
Муж действительно принялся пролистывать тоненькую книжечку в скромной обложке, а я с затаенным злорадством наблюдала, как он изменяется в лице по мере чтения.
– «Состав из травяных вытяжек и жира младенца непосредственно перед полетом втирается в стенки влагалища с помощью древка помела...» Мерзость какая! «Помело суть символ совокупления и одновременно освобождения женщины от ига мужчины. Традиционно перед отлетом на шабаш ведьма подсовывала вместо себя помело в постель спящему супругу...» Дорогая! Что это за гадость?
– Автореферат докторской диссертации одной из моих знакомых ведьм. Давай его сюда в пачку. Что ты на меня так смотришь?
– Да, этого нельзя читать дочерям... Вика!
– М-м?
– А мне ты тоже подсовывала помело, когда улетала на шабаш? Сознайся, я все прощу.
– Смешной ты, Белинский. Веришь всякой написанной чепухе. Если б я оставила при тебе метлу, на чем бы я летела? Это раз. Я не была ни на одном шабаше с тех пор, как вышла за тебя. Это два. У меня трое невоспитанных детей! И муж-писатель, которого я два месяца гоню к стоматологу зубы вставить! У меня есть время по шабашам разлётывать, скажи?!
Авдей приглушенно засмеялся, притянул меня к себе.
– Ведьмочка моя... Схожу я в поликлинику, не злись. Вот позавидуешь вампирам – у них зубы не болят.
– Нашел кому завидовать! У них зато атрофированы репродуктивные способности.
– Да? А как же тогда Кадушкин-сын родился от папы-вампира?
– Ну, значит, не у всех атрофировались. Так. Кажется, все собрали.
– Погоди-ка... Вон, внизу что-то черненькое валяется...
Я, усмехнувшись, порылась под книжным шкафом и извлекла на свет, отряхивая от пыли и паутины, небольшой плотный томик, переплетенный в черную кожу. На обложке был оттиснут лишь знак горизонтальной восьмерки. Бесконечности.
– Вот он, оказывается, где. А я искала его, думала, потерян окончательно...
– Так ведь тебя в кабинете лишний раз убраться не заставишь...
– Уборка кабинета – твоя прерогатива, мои амур.
– Ладно, не заводись. – «Мои амур» примирительно поцеловал меня в нос. – Это что за палимпсест?
– Уникальное издание. – Я открыла томик. – Было напечатано в Петроградской типографии в 1925 году. Антология поэзии вампиров Серебряного века.
– Что?
– Да. Вот эту книгу убирать не хочется. Кстати, здесь есть замечательные стихи.
– Не сомневаюсь. – Авдей жадно просматривал оглавление. – Как?! Мережковский?!
– Не волнуйся, это другой Мережковский.
– Точно? А фамилии-то какие... Нерасстанов, Тимьян Бледный, князь Овраг-Полевой... Вика, ты посмотри, Кадушкин!
