На мой взгляд, новые идеи в области машинного обучения ставят под вопрос традиционные доказательства того, что машины никогда не будут способны к творчеству. Машинное обучение не требует, чтобы программист понимал, как именно Бах сочинял свои хоралы: алгоритм может взять данные и узнать об этом самостоятельно. При этом такое обучение дает и новое понимание творческого процесса у человека. Существует мнение, что такое творчество способно создавать лишь повторения одного и того же. Как может алгоритм выйти за пределы тех данных, на которых он обучается? Но даже если это так, мы находим в таком творчестве возможности открытия ранее не исследованных областей вселенной художника. Джазовый музыкант узнает в произведении алгоритма часть своего звукового мира – и все же открывает в нем новые способы комбинирования своих риффов.
Многие согласятся, что творчество исследовательское и творчество комбинаторное могут быть по плечу алгоритму, потому что эти виды творчества опираются на произведения, уже созданные человеком, которые такой алгоритм расширяет или комбинирует. Но алгоритмическое осуществление творчества преобразовательного традиционно считается неразрешимой задачей. Как может алгоритм, заключенный внутри системы, вырваться за ее пределы и сделать нечто такое, что по-настоящему потрясет нас? И вместе с тем новые подходы к разработке искусственного интеллекта позволяют создавать метаалгоритмы, у которых есть мотивация нарушать правила, чтобы посмотреть, что из этого выйдет. Преобразовательное творчество – это не творение ex nihilo
[127], а внесение возмущений в существующие системы.
Как же быть с утверждением, что все это тем не менее остается творением программиста? Ученые начинают осознавать, что из комбинаций старого может возникать нечто по-настоящему новое. Что целое может быть чем-то большим, нежели простая сумма его частей. Сейчас в науке приобретает большой вес концепция эмерджентных явлений. Она служит оружием против редукционистского мировоззрения, согласно которому все можно свести к атомам и уравнениям. Эмерджентными явлениями провозглашаются, например, сознание или влажность воды. Одна молекула H2O не может быть влажной; только скопление таких молекул в какой-то момент обретает свойство влажности. Один нейрон – это еще не сознание; множество нейронов – возможно. Существуют интересные гипотезы о том, что время не абсолютно, а является эмерджентным следствием неполноты человеческих знаний о Вселенной.
Может быть, нам следует считать произведения наших новых сложных алгоритмов в какой-то мере эмерджентными явлениями. Да, они появляются вследствие правил, по которым создаются, но при этом они нечто большее, чем сумма своих частей. Некоторые творческие деятели, в особенности писатели, говорят, что, когда они начинают очередную работу, она как бы обретает самостоятельную жизнь. Как рассказывал Уильям Голдинг, ему казалось, что его произведения становятся независимыми от него: «Автор превращается в зрителя – возмущенного или восторженного, но зрителя». Если мы хотим доказать, что Ада Лавлейс была неправа, следует ли стремиться к аналогичному отделению программы от программиста?
Творчеству искусственного интеллекта ставят в упрек и тот факт, что машина не способна оценивать свои собственные произведения и решать, насколько они хороши или дурны, стоит ли их опубликовать или уничтожить. Однако уже было показано, что такая способность к самокритике также осуществима. Можно создать состязательные алгоритмы, которые будут оценивать, не слишком ли вторично то или иное произведение искусства или, напротив, не выходит ли оно за рамки того, что мы считаем искусством. Почему же мне по-прежнему кажется, что даже эти поразительные новые системы все еще далеко не способны создать что-либо, соответствующее уровню человеческого творчества?
Пока что все машинное творчество инициируется и направляется человеческим кодом. Мы не видим, чтобы сами машины стремились к самовыражению. На самом деле им, по-видимому, нечего сказать за пределами того, что поручаем им мы. Они подобны кукле чревовещателя, глашатаю, которого мы используем в своем стремлении высказаться. И это стремление к творчеству – выражение нашей веры в свободу воли. Мы можем жить, как автоматы, или внезапно решить прекратить рутинное существование и создать нечто новое. Наше творчество неразрывно связано со свободой нашей воли, которую, как нам кажется, невозможно автоматизировать. Идея запрограммировать свободу воли противоречит самой сути свободы воли. Хотя в конце концов мы можем заподозрить, что и свобода воли – лишь иллюзия, маскирующая сложные алгоритмические процессы, на которых основывается наше существование.
Нынешнее стремление человека к созданию алгоритмического творчества по большей части происходит не из желания расширить возможности художественного творчества, а из желания пополнить банковские счета компаний. Искусственный интеллект сейчас в большой моде. Слишком многие инициативы провозглашаются проектами в области развития искусственного интеллекта, тогда как на самом деле речь идет всего лишь о применении статистических методов и анализа данных. Если на грани тысячелетий любая компания, стремившаяся к успеху, добавляла в конце своего названия «.com», то теперь компании, не желая оказаться в числе отстающих, вешают где попало ярлыки AI или Deep.
Компании с удовольствием убедили бы публику в том, что искусственный интеллект – штука настолько замечательная, что может самостоятельно писать статьи, сочинять музыку, писать картины, как Рембрандт. Все это помогает убедить клиентов, что имеющиеся модели искусственного интеллекта способны преобразовать и их предприятия, если только они согласятся вложить в них деньги. Но если отвлечься от этой шумихи, можно увидеть, что движущей силой этой революции по-прежнему остается человеческий код.
Интересно взглянуть на корни нашей одержимости творчеством. На самом деле толкование слова «творчество» как «создание чего-то нового, имеющего ценность» характерно для капитализма XX века
[128]. Оно происходит из мотивационных книг, которые писал в 1940-х годах рекламист Алекс Осборн. Его книги – например «Ваша творческая сила» (Your Creative Power) или «Мозговой штурм» (Brainstorming) – были направлены на реализацию творческого потенциала отдельных людей и организаций. Но до появления этого довольно меркантильного стремления к ценной новизне творческая деятельность считалась средством выражения попыток человека разобраться в своем существовании в нашем мире.
Мы можем продолжать автоматическое существование, не предпринимая никаких действий в этом мире, или же решить вырваться из этих рамок, чтобы понять свое место в нем. Как говорит в эссе «К теории творчества» (Towards a Theory of Creativity) психолог Карл Роджерс, это «…я имею в виду… стремление к развитию, расширению, совершенствованию, зрелости, тенденцию к выражению и проявлению всех способностей организма и личности…»
[129]. Творчество – тот способ, которым человек подтверждает, что он – не машина. Хотя нынешний искусственный интеллект еще далеко не способен на творчество, сравнимое с человеческим, он играет свою роль в развитии нашего творчества. Как ни странно, в конце концов он, может быть, даже поможет человеку вести себя менее механистически, даст нам ту творческую искру, которой так часто недостает в повседневной жизни.
