Оставалось надеяться, что он не зацепил никого из друзей, спьяну решивших проверить, на что он годится. Из дурацкого хмельного любопытства, когда и море по колено, и маг Камней не опасней щенка. Впрочем, Эрей Темный знал, почти наверняка знал, кого приложил этой ночью, да так, что семидневок просидит дома, не рискуя показаться людям на глаза, пряча одряхлевшую на время кожу, коросты на щеках и звериные неопрятные когти. Не иначе как красавица Милина бесновалась сейчас в своих покоях, каталась по полу, изгибалась самкой в течке, раздирала сочащиеся молоком груди и призывно улыбалась слугам. Больше некому. Что ж, Эрей как никто умел наживать врагов на пустяках.
Чашка ароматного чая на травах успокоила бунтующую голову, и маг подумал, что все не так уж и плохо. Ночная бессознательная стычка вернула холодность рассудку, изгнав непростительную меланхолию; приступ завершился, и через час Эрей снова был полон Силы.
Уцелевшие трупы глиссархов, свезенные к нему в лабораторию и сваленные небрежной кучей в подвале башни, тронула первая гниль. Яд в телах монстров настоялся, пришло время пожинать плоды усилий, собирать богатый урожай.
Ему чертовски нравилась его башня, темная, промозглая; солнце редко и кратко заглядывало в узенькие бойницы окон, чтобы тотчас в ужасе отшатнуться. От стен тянуло сыростью, пахло склепом – упоительной смесью пыли, паутины, разложившихся останков крыс и плесени, под крышей башни плодились летучие мыши, над крышей вечно кружились вороны. Эрей обжил это место, едва Рад объявил его советником и позволил жить в городе. Башня давно пустовала, она пришла в упадок вместе с прочими строениями цитадели, едва не ставшей прибежищем нищих и ворья. Поселившийся в инь-чианьской башне маг навсегда отвадил городское рванье от оргий в древних стенах: спустя всего пять дней они стали обходить цитадель по широкой дуге, шепча роковое слово «гримуар».
Эрей сухо рассмеялся, втягивая затхлый воздух трепещущими от азарта ноздрями, и взялся за дело.
Он начал с сортировки трупов. Увы, многие были основательно подпорчены, изрезаны мечами тупых гвардейцев, неспособных по злобе распознать невероятную ценность материала; пару тел пришлось сразу сжечь от греха, еще один годился разве что на ремни и амулеты, благо шкура глиссарха служила превосходным оберегом. Но шестерка добротных трупов порадовала мага наличием нужных деталей и правильным цветом зрачков. Осторожно очистив тела от слизи и копоти, Эрей развесил ящеров на железных крюках и сделал особым серпом надрезы, позволявшие ядовитой крови стекать в подготовленные каменные чаны. Магические чаны Эрея были сотворены из бирюзы, и Белое братство онемело бы от возмущения, узнав, на что пошел священный камень. Но бирюза лучше прочих камней и руд противостояла воздействию ядов, служа дополнительным катализатором реакции расщепления, и пропускать столь явное преимущество было попросту глупо. Едва кровь глиссархов заполнила котлы до тщательно отмеренной границы, маг добавил огня, щедро сыпанул толченых кораллов, кинул по паре кровавиков. Мутное варево вскипело, пошло алой пеной, полетели стрелы заклятий-заговоров, зазвучали тяжелые и вязкие напевы, похожие на похоронные гимны; сгустки энергии разлетелись паутиной по балкам, отразились от высоких потолков, ударили в бирюзу, заряжая настой. Темный не успевал следить за чанами, пришлось потратить толику Силы, создав пяток отражений в подмогу, и вот уже шесть Эреев помешивали, досыпали, отцеживали и пели низкими приятными голосами. Очищенная кровь разбавлялась эликсирами и выкипала, попадая в сложную систему стеклянных воздуховодов, где охлаждалась и конденсировалась на стенках реторт, а в чанах белесым налетом оседал чистейший яд, самый опасный в мире Кару.
Довольный маг собрал добычу изумрудной лопаточкой в изумрудный ларчик, тихим речитативом завершая заговоры. После сбора яда Темный позволил себе полчаса отдыха за трубкой травяного курева и чашкой чая; вытянув ноги у покрытого копотью камина, он с полуулыбкой разглядывал развешанные по балкам пыльные чучела монстров, скальпы и полезные в работе скелеты, смакуя мысль о том, что противник потерял целую ферму глиссархов. Яд змееящеров редко кому удавалось заполучить в таком количестве; Эрей знавал магов, специально разводивших тварей с тем, чтоб раз в пять лет забирать от матери подрастающих детенышей на колдовские нужды: яд был обязательной составляющей многих сложных рецептур.
Но самое интересное действо маг приберег напоследок: стоило провозиться целое утро с котлами, чтобы в итоге без опаски отрубить подвешенным тварям их увенчанные жалом хвосты.
Начиналась кропотливая работа, верх мастерства и выдержки; малейшее отклонение от идеальных условий фильтрации приводило к неожиданным и по меньшей мере опасным результатам. Даже каменное лицо Эрея выражало удовлетворение происходящим; тьма в его глазах сыто жмурилась и нетерпеливо била хвостом по бокам. Маг любил решать сложные задачки.
Он осмотрел свои запасы, скрупулезно выверяя наличие нужных компонентов грядущего эликсира. Лишь единожды Учитель позволил ему присутствовать при составлении рецептуры, но память Эрея была такова, что не теряла ни крупинки заложенных в нее знаний; память Эрея приводила в замешательство даже Сильнейшего. Напевая вполголоса старый военный марш, подхваченный верными отражениями, и вставляя где требовалось заговоры и молитвы, маг запалил огонь под старым прокопченным тиглем, залил сосуд очищенной кровью глиссархов и, доведя жидкость до кипения, поставил над паром хрустальную реторту с чистым спиртом.
В тот же миг, словно зомби на запах, в лабораторию проник побратим. Викард с шумом втянул воздух, не менее шумно выдохнул, обозначая свое присутствие в помещении, благосклонно кивнул хору призраков, хлебнул травяного чайку и поморщился. Он любил бывать в Черной башне, рассматривать монстров и следить за размеренной работой мага; мракоборца, в отличие от прочих, не пугали кровавые подробности ритуалов. Они его развлекали.
– Перевязь для меча, обвязка для лука. Хорошие перчатки, пара ремешков, вот этот целиком – обтяжка на щит, прямо с пастью, чтоб пострашнее. Прочих хватит на три добротных рубахи, с такими можно и кольчугу не носить! – подсчитал на пальцах богатырь, обойдя развешанные на крючьях туши.
– Вот и займись, – буркнул Эрей, метнув побратиму нож в перерыве между взвешиванием гранул. – Крайний слева мой, остальных крои как хочешь.
Викард поиграл ритуальным ножичком, проверил баланс, метнул с плеча, из-за спины, из-под ноги, с разворота, в прыжке, изрезал добрую каминную полку и остался доволен результатом. После чего, не чинясь, взялся за свежевание обескровленных тел. За этой занимательной работой он выдавал побратиму не менее занимательные новости.
Бал решительно удался; инь-чианин исхитрился подцепить сразу двух девочек, потом набить морду придворному лекарю при тайной поддержке Истерро, вдоволь натанцеваться с Императрицей и уговорить на выпивку старого Свальда. Упившегося в дребодан звездочета пришлось вытаскивать из-под стола вместе с контуженным Ерэмом, причем пьяный до беспамятства Свальд поучал бессознательного собрата, утверждая, что того сам Господь покарал за непомерно длинный язык. Звездочет пытался что-то петь о совращении Ерэмом дочери, Викард так и не разобрал, которую из двух имел в виду почтенный отче, но на всякий случай не стерпел и двинул Белым по шеям без суда и следствия. Во имя мировой гармонии.
