Через несколько мгновений братья беседовали, удобно устроившись в креслах. Старший выспрашивал у младшего подробности о его делах и попутно вводил в курс дел семейных.
В день приезда Грегори в особняке на Беркли-сквер веселье било ключом. Нет, обитатели особняка не скучали и до того, но выражали свои эмоции гораздо сдержаннее. Веселье молодого человека было громким, вездесущим и заразительным. Грегори сыпал остротами, раскатисто хохотал, был бодр и горд своими подвигами на ниве обучения. Он с легкостью кружил и даже подбрасывал вверх сестер, те смеялись и визжали. Леди Анну он тоже кружил, хотя и не подбрасывал, она улыбалась, с трудом сдерживая рвущиеся из груди взвизгивания.
Графиня искренне радовалась и гордилась успехами пасынка, немного грустила, что Теодор не может закончить учебный год пораньше. В школе не практиковали досрочную сдачу переводных экзаменов. Потом ей пришло в голову, что даже если Тео покинет школу раньше, она всё равно не сможет насладиться его обществом до завершения сезона. Ребенку объективно было бы лучше с леди Марией в поместье, чем с вечно занятой матерью в столице. Женщина глубоко вздохнула и погрузилась в хлопоты по подготовке к предстоящему балу.
Грегори же осмелел настолько, что рискнул сомкнуть руки на талии мисс Грин и продемонстрировать несколько танцевальных па, держа компаньонку Селии в воздухе. За свою дерзость получил удар ручкой зонта по лбу. Удар вышел безболезненный, но гулкий. Грегори с величайшей осторожностью вернул старушке свободу передвижения, отвесил извинительный поклон и понесся по дому, сея вокруг себя смех, радость и развеселый энтузиазм.
Граф Динтон после разговора со старшим сыном безвылазно сидел дома и был холодно вежлив со всеми домочадцами, а холоднее и вежливее всего с Чарльзом. Отец одарил Грегори снисходительной улыбкой и сдержанно поздравил с успехами в учёбе. Грегори столь же вежливо и сдержанно поблагодарил за внимание к его достижениям.
В первый же вечер, когда младшие члены семейства Динтонов собрались в гостиной, все радовались приезду Грегори и обсуждали предстоящий бал. Грегори тотчас же попытался ангажировать кузину на мазурку, но незамедлительно узнал, что мазурка Селией уже обещана.
— Кто же этот… счастливец, что успел опередить меня? — задумчиво спросил Грегори у потолка.
Потолок ожидаемо промолчал, а Чарльз ответил:
— Счастливец перед тобой.
— Ты?
— А что тебя так удивило?
— Ты и мазурка? Ты разве умеешь её танцевать? — Грегори рассмеялся и, повернувшись к Селии, продолжил, изобразив преувеличенную тревогу на лице: — Кузина, ты рискуешь оказаться с оттоптанными ногами! Чарльз никогда на моей памяти не танцевал мазурку!
— Спасибо за заботу, Грегори. Ничего не скажу по поводу твоей памяти, но моя подсказывает, что твой брат превосходно танцует. Мазурку в том числе, — мягко сообщила ему Селия.
— Да? — недоверчиво переспросил Грегори.
Девушка только улыбнулась и кивнула в ответ. Лизи и Кити не отличались такой немногословностью. Они сели по обе стороны от брата и, блестя глазами, стали рассказывать ему, что Чарльз вовсе не такой уж бука и зануда. По мере их рассказа Грегори становился всё задумчивее и серьёзнее.
И на следующий день он по-прежнему казался погруженным в раздумья. Внимательно смотрел на брата, печально и вопросительно поглядывал на Селию. Те вели себя как обычно, беззлобно подшучивали друг над другом и изредка над окружающими. Вечером братья долго о чём-то разговаривали в библиотеке, а утром Грегори умчался в поместье повидать мать, обещая вернуться к балу и оставив за собой вальс у Селии и по кадрили у сестер.
Дни кружились, галопировали и взбрыкивали. Леди Анна с головой погрузилась в подготовку бала, выныривая иногда на поверхность, чтобы тут же вновь окунуться в омут хлопот. Граф Динтон не показывал носа из своих комнат.
За пару дней до планируемого на Беркли-сквер торжества Селия в очередной раз отлучилась по делам клиники, в которой бывала с благотворительными визитами. А Чарльзу было поручено сопровождать сестер на прогулке в парке.
Парков в Лидоне было немало, но юным представительницам аристократического семейства уместно и прилично было прогуливаться лишь в трех из них.
Наиболее популярным у молодежи был Центральный парк — вытянутый участок, с фонтанами и множеством широких протяженных аллей. Он считался лучшим местом в городе для конных прогулок.
Для пикников и длительного моциона больше подходили Королевские сады — огромная зеленая территория. Ещё каких-то сто лет назад на месте современного облагороженного парка находился густой лес, в котором так любили охотиться ританские монархи.
Ну а Чарльз повел сестер в Грин-парк — самый компактный из трёх парков и самый тихий. Узкие тенистые аллейки его стали излюбленным местом прогулок нянь с сопящими в колясках малышами. Рядом с ними чинно вышагивали пожилые леди и джентльмены. Сёстры морщили носики, жаловались на скуку, но времени было в обрез, а короткая чинная прогулка с братом всё же лучше, чем полное отсутствие променада.
Случайная встреча с бароном Бэдгером, тем самым, с которым Лизи столь экстравагантно познакомилась в Винг-хаусе, несколько развеяла скуку. Барон сопровождал сестру, невысокую хрупкую девушку, внешне очень похожую на Лизи и Кити. Брат представил её как Эбигейл. Встретившись, они какое-то время прогуливались по парковым аллеям большой компанией. Барон выразил Динтонам глубокую признательность за приглашение на бал и готовность им воспользоваться.
Эбигейл показала себя очень скромной, даже застенчивой особой. Не верилось, что она могла вступить в тайную переписку с молодым человеком. И уж тем более не верилось, что она могла отправить молодому человеку письмо с планом, как её лучше скомпрометировать. Но это был свершившийся факт её биографии, и Чарльз с настороженностью и некоторой долей неодобрения поглядывал на новую знакомую сестер. Взгляды Чарльза не остались незамеченными. Барон всё понял правильно, и осознание того, что он во многом виноват в таком отношении к Эбигейл, чрезвычайно конфузило его. Он винил себя за то, что не уследил за интересами и кругом общения сестры, был недоволен тем, что слишком многое был вынужден рассказать незнакомым людям, испытывал неловкость перед Лизи из-за того, что перепутал её на балу с Эбигейл. По природе своей немногословный, смутившись, он и вовсе казался угрюмым. Из обращения его исчезли последние остатки легкости, которые он демонстрировал на маскараде. Единственная из Динтонов, с кем хоть как-то он смог поговорить в парке, оказалась Кити. Лизи, не вполне разобравшись в причинах, по которым барон в беседе отдал явное предпочтение её сестре, сперва пыталась шутками и взглядами привлечь внимание, чем смущала его ещё больше, а затем и вовсе ввела беднягу в состояние полнейшего смятения, заявив:
— Ах, как мы похожи с Эбигайл! Душечка, вас гораздо проще принять за нашу с Кити сестру, чем за сестру этого нелюдимого великана!
Трех девушек издалека действительно можно было принять за близняшек, немудрено, что барон обознался на маскараде. Эбигайл лишь робко улыбнулась в ответ, а её брат посопел, заалел щеками и пробормотал:
