— Вы здесь? А кто же у Кити? Вы ведь не оставили девочку одну? — всполошилась мать.
— Что вы, ваша светлость! Кити не одна. Прошу вас, не волнуйтесь! Ваш супруг пришел навестить дочь, — женщина поспешила успокоить леди Анну.
— Граф? Но, что ему вздумалось?
Сиделка вскинула удивленный взгляд и повторила чуть медленнее, видимо подозревая, что из-за волнения графиня не расслышала её слов с первого раза:
— Граф пришел навестить дочь.
Леди Анна смутилась и маловразумительно пробормотала:
— Да, разумеется. Навестить…
После чего сделала несколько неловких движений руками, выдав тем самым волнение, затем вскинула голову и быстро двинулась в комнату Кити. Миссис Кэринг с легким недоумением смотрела ей вслед.
Дойдя до нужной комнаты, леди Анна несколько мгновений постояла в нерешительности и лишь затем тронула дверную ручку.
— … Кити, — в приоткрывшуюся щель донесся до неё тихий голос. Женщина удивленно замерла и прислушалась.
— Вот видишь, дитя, — продолжал меж тем граф, удивляя супругу всё больше. — Я даже готов называть тебя так, как зовет мать! Хотя и не одобрял никогда коверканье имен у благородных леди и джентльменов. А уж тем более упрощение прекрасного имени Катарина до кошачьей клички! Но ты знаешь, дочь, в детстве ты действительно напоминала котенка. Взъерошенного, любопытного и неловкого…
Леди Анна хотела тихо притворить дверь и отступить, но рука дрогнула, раздался скрип, граф, сидевший неподалеку от Кити, резко замолчал и обернулся. Графиня вздохнула, распахнула дверь и вошла.
— Доброе утро, супруг мой. Прошу прощения, что потревожила. Я не хотела помешать вашей встрече с дочерью.
Граф отвернулся от жены столь же резко, как и поворачивался к ней. Расправил складки покрывала подле дочери. Встал и молча отошел к окну, в которое и уставился, стиснув портьеру в кулак.
— Мне выйти? — спросила леди Анна.
— Не стоит. Я слышал, принесли письмо от лорда-наблюдателя. Есть новости? — голос графа был глух, а сам он по-прежнему стоял спиной к собеседнице.
— Да, граф Черри пишет, что арестован сообщник этой мерзкой Дороти. Сам лорд-наблюдатель заедет к нам сегодня, несколько позже, но думаю, все и так уже ясно. Надеюсь, преступники поплатятся за то, что сделали! Столько горя причинили они нашей семье! Кити… Бедняжка Миранда, — леди Анна прерывисто вздохнула, села на стул рядом с кроватью дочери и взяла её ладошку в свои руки.
— Миранда не бедняжка, а дурочка! Как она могла впустить в свой дом эту аферистку и таскать её всюду за собой! Она даже в Винг-хаус её протащила! Даже в наш дом! И теперь моя дочь… — граф умолк на середине фразы.
На несколько минут воцарилась тишина, нарушаемая лишь тихими всхлипываниями леди Анны. Затем в коридоре послышались голоса и на пороге комнаты возникли Чарльз и Селия, за их спинами топтался Грегори.
— Отец? — удивился Чарльз. — Простите, мы не думали, что у сестры столько посетителей, мы зайдем попозже.
— Не стоит, мой мальчик, — остановил их граф. — Думаю, Кити больше пойдет на пользу компания сверстников, чем брюзжание старика.
После чего выставил вперед подбородок, пресек взмахом руки все возражения, готовые вырваться из уст вновь вошедших, и удалился в свои покои.
* * *
Граф Морнингтон сидел, откинувшись на спинку роскошного кресла, в рабочем кабинете. Тяжелый дубовый стол перед ним был столь огромен, что его отполированная столешница напоминала гладь озера с темной стоячей водой. Лампа, чернильница, стопки документов выступали при этом в роли зарослей камыша у берега, островков ряски и листьев кувшинок. Министр зажмурился в попытке отогнать непрошенные ассоциации. Окажись он сейчас на берегу реального озера, он с трудом поборол бы желание в этом озере утопиться. Или притопить кого-нибудь ещё.
Мужчина открыл глаза и в который раз вперил взгляд в письмо, лежащее прямо перед ним. Послание было более чем личного характера, но отправитель, вернее, отправительница предпочла отправить его по официальным каналам. Сколько человек успело ознакомиться с его содержимым? Два? Двадцать два? Граф Морнингтон пробарабанил пальцами обеих рук бравурный мотив и в очередной раз перечитал убористые строки.
После пары прочитанных слов воображение услужливо восстановило образ отправительницы — хрупкую, но грозную даму преклонных лет, с копной белоснежных волос и властным, насмешливым голосом. Насмешка! Вот что чудилось графу в каждой букве, в каждом знаке препинания, выведенном на белоснежном листе бумаги!
«Мой юный друг! Вы же будете великодушны и позволите так обращаться к вам? Безусловно, в собственных глазах и глазах большинства окружающих вас людей вы представляетесь до крайности взрослым и опытным, но по сравнению со мною вы по-прежнему юны. Согласитесь, более чем три десятка лет разницы в возрасте оправдывают мою позицию или, во всяком случае, дают надежду, что вы отнесетесь снисходительно к моей причуде. И возрастом же своим я пытаюсь оправдаться в собственных глазах, ощущая вину, что взялась за это письмо спустя столь долгое время после нашей последней встречи.
В голове вертятся обрывки фраз, произнесенных в тот день. Не оставляет тревога, что вы могли неверно понять меня. Что пусть и невольно, но ввела я вас в заблуждение, подарив ложную надежду, подтолкнув к честолюбивым замыслам породниться с венценосным семейством, организовав замужество вашей дочери и моего внука.
Скорее всего, я зря тревожусь, и вы не усмотрели в моих словах ничего, кроме сетований старой женщины, что её единственный внук вряд ли успеет порадовать бабку женитьбой и детками, в силу своего возраста. Будем смотреть правде в глаза, восемнадцать лет — возраст вступления в брак для женщины, но не для мужчины. Эдуард — ровесник Леолы. Безусловно, ваша прелестная дочь уже готова к замужеству, а в свете некоторых сведений, достигших моих ушей, я вам настоятельно рекомендую подыскать ей достойного супруга в ближайшее же время. Эдварду же еще невероятно рано задумываться о семье. Не думаю, что за ближайшие десять лет он осчастливит меня таким событием, как выбор невесты, да и я не настолько эгоистична, чтобы требовать от него подобного самопожертвования. Уповаю на милость Господа, возможно, он разрешит мне задержаться в этом мире подольше, чтобы я ушла из него спокойною за семейное благополучие единственного моего наследника.
Повторюсь, мой юный друг, я вполне уверена, что ваш острый ум не позволил усмотреть в нашей давней беседе намеков на возможность брака между этими двумя детьми, но, дабы успокоить растревоженную совесть свою, пишу вам сию извинительную эпистолу. Я вполне уверена, что, обладая наряду с острым умом ещё и добрым сердцем, вы не будете держать зла на пожилую женщину ни за неумение четко формулировать свои чаяния, ни за мнительность, проявившуюся в этом послании».
Граф Морнингтон с хрустом смял плотный распространяющий едва уловимый аромат пряных духов лист и запустил получившийся комок в корзину для бумаг.
