Мужчина открыл глаза.
На нее смотрел Лекант.
Она протянула к нему руку.
— Не касайся меня, — тихо сказал Лекант. — Это тело немедленно разрушится, если ты его коснешься. Разрушатся голосовые связки, а мне так хочется тебе многое сказать! Разрушатся глаза, а я так хотел увидеть тебя, моя единственная!
— Лекант.
— Тийя…
— Почему ты оставил меня? Почему ушел, ничего не сказав?
— Долг звал меня. И я боялся, что, узнав о долге, ты разлюбишь меня.
— Я не могу тебя разлюбить. Это все равно что перестать дышать. Где ты? Как мне найти тебя?
— Я далеко, и там много опасностей. Поэтому не ищи меня, любимая.
— Я не могу без тебя.
— И поэтому я пришел к тебе, чтобы даровать забвение.
— Нет!
— Да. Я люблю тебя, и ты меня забудешь. Подчинись мне, иначе будет больно.
— Пусть будет больно, но я тебя никогда не забуду.
Лекант улыбнулся:
— Тийя…
Он протянул бестелесную руку и легко коснулся ею лба девушки. Лиза тут же рухнула как подкошенная, глаза ее закрылись, бледность залила лицо.
— Прощай, — прошептал Лекант и исчез.
Очнулась Лиза в кресле, в кабинете профессора Верейского. Напротив нее сидел парень, чем-то смутно знакомый.
— Эй! — помахал он рукой. — Как насчет признаков жизни?
— Что? — прохрипела Лиза.
Парень протянул ей стакан воды. Лиза долго пила, а потом сказала:
— Я тебя вспомнила. Ты Глеб. Гот, которого били панки.
— Совершенно верно. — Глеб с улыбкой забрал у нее стакан. — Гот. И по совместительству внук профессора Верейского.
— Здорово, — улыбнулась Лиза. — А что со мной было? Я ничего не помню…
— Проводился сеанс. Спиритический. Я — медиум.
— Так это ты сидел за ширмой?
— Ага, значит, все-таки ты что-то помнишь!
— Выходит, да.
— Да, я сидел за ширмой, но тут без дураков, я действительно умею вызывать и материализовывать духов умерших. Только в этот раз все пошло не так. Дух оказался не мертвый, а живой. Вообще неизвестно какой! Помню дикую вспышку, потом провал сознания, а потом дед меня приводит в чувство. Дед сказал, что материализация не состоялась. О, а что это у тебя в руке? Диктофон?
Диктофон превратился в жалкий обмылок жженого пластика.
— Выброс ментала был сильный, — вздохнул Глеб. — Хорошо еще, что сгорел диктофон, а не ты. А что в комнате для сеансов творится, вообще катастрофа! Там все сажей покрыто в три слоя. А правда, что ты у деда будешь лаборанткой?
— Правда.
— Вот видишь! Я говорил, что мы еще встретимся! Ну что, способна ты пойти кофе попить или тебе сюда принести?
— Нет, я пойду… Пойду домой, если можно.
— Разбежалась. Без кофе и бальзама дед тебя домой не отпустит. К тому же поздно уже, а я тебя подвезу, у меня машина.
Лиза жалко улыбнулась:
— Глеб!
— Что?
— Ты ко мне не клеишься, часом?
Глеб состроил ужасно невинные глаза:
— Вуз а ву, мадам? Вы мне в бабушки годитесь!
— Лады. Тогда идем пить кофе.
В столовой их ждал накрытый круглый стол, на котором сиял фамильный кофейный сервиз. Илья Николаевич сидел за столом, но, завидев Лизу, встал и бережно подхватил ее под руку:
— Садитесь, деточка! Глеб, не стой столбом, подвинь даме стул!
— Спасибо, — прошептала Лиза и без сил опустилась на стул.
Глеб налил ей кофе в изящнейшую чашечку лиможского фарфора, на блюдце положил печенье. И при этом не переставал искать ее взгляда. А Лиза смотрела исключительно внутрь себя. Она понимала, что в ее душе образовалась пустота и ее невозможно заполнить.
— Лизочка, — откашлявшись, заговорил профессор Верейский, — надеюсь, при этом неудачном спиритическом сеансе вы не сочтете меня самого неудачником и шарлатаном?
— Нет, что вы.
— Мы с моим внуком проводили десятки, да что там, сотни сеансов, и до сих пор срывов не было. Почему сегодня все пошло не так…
— Может быть, мое присутствие…
— Нет, Лиза, нет! Вот, кстати, примите для поправки здоровья пятьдесят грамм настоящего уссурийского бальзама. Тут такие травы!
Лиза выпила бальзам и почувствовала, как он огнем разлился по ее телу. Она ощутила небывалую бодрость.
— Илья Николаевич, Глеб сказал, что в комнате для сеансов полным-полно сажи. Так давайте я начну уборку.
— Сейчас ни в коем случае! И в ближайшие три дня тоже. Я еще поработаю над этой сажей. А сейчас Глеб отвезет вас домой, чтобы вы хорошенько отдохнули. И вот — возьмите ваш аванс.
Профессор протянул Лизе две тысячи.
— Отдыхайте, и всего вам хорошего, Лиза. Я обязательно позвоню вам.
От профессора Лиза позвонила родителям, чтобы они не волновались, почему она появится так поздно.
У Глеба была вполне симпатичная «Лада Приора», впрочем, Лизе было не до марки машины. Ее трясло, и все сильней разрасталась в ней пустота.
Они сели в машину, Лиза назвала адрес и умолкла, уставившись в окно. Глеб пытался как-то ее развлечь студенческими байками и анекдотами, но потом тоже примолк. Вздохнул.
У Лизиного дома машина остановилась. Глеб вышел, открыл перед дамой дверцу:
— Все для вас, сударыня!
Лиза вышла:
— Спасибо, Глеб.
Она повернулась было к дому и тут услышала удивленное:
— Ты что, меня даже не поцелуешь на прощанье?
Глеб сказал это таким возмущенным тоном, что Лиза опешила и ей стало стыдно. Неужели так трудно чмокнуть в щечку в общем-то неплохого парня? Убудет от нее, что ли?
— Поцелую, — усмехнулась Лиза. И коснулась губами щеки Глеба.
А потом… Потом губы этого мальчишки как-то непостижимым образом нашли ее губы и удержали. Они целовались, как показалось Лизе, так долго, что пора было встать заре.
Наконец Глеб оторвался от нее.
— Мне понравилось, — хрипловато прошептал он, касаясь подбородком ее затылка.
— Мне тоже, — неожиданно для себя прошептала она. И вдруг так остро почувствовала всю прелесть ночи с ее птицами, сиренями, травами и прочими красотами, что захотелось петь.
Но петь она не стала. Вместо этого легко скользнула пальцами по груди Глеба и вошла в подъезд.
И только возле самой своей квартиры поняла, что шла по лестнице, не касаясь ногами ступеней.
