— Господин Друкчен взорвался в огненной колеснице, спасая жизнь принцессы Ченцэ. На этой колеснице он доставил принцессу в Шамбалу к ее названым родителям. Так ли я говорю, господин Друкчен?
— Во всяком случае, это же я слышал и от самой принцессы Ченцэ.
— Присядьте, — сказала госпожа Мой-нян и щелкнула пальцами. — Немедленно вина и закусок! Несите полный стол! — Затем она любезно улыбнулась Друкчену: — Ни слова больше с вашей стороны, пока не отведаете моего вина и закусок. Оцените гостеприимство «Озорной пташки».
Большой круглый стол, уставленный кувшинами вина, золотыми кубками и тарелками с различными яствами, появился во мгновение ока.
Госпожа Мой-нян налила в кубок вина и поднесла его на уровне бровей Друкчену:
— Выпейте, мой господин!
Друкчен взял кубок и выпил. Вино оказалось превосходным.
— Великолепное вино! — сказал он госпоже Мой-нян.
— Я рада, что мое скромное винишко заслужило ваше доброе слово, — лучезарно улыбнулась Мой-нян. И обратилась к разбойникам: — Вы, милостивые государи, сегодня будете обслуживаться не мной, а вот этими девушками. Мое внимание — дорогому гостю.
К разбойникам подошли пять девушек, одетых в изящные и в то же время довольно смелые платья, начали наливать им в кубки вино и подавать закуски. Разбойники чуть не замурлыкали от удовольствия.
Друкчен выпил еще трижды по три кубка вина, и язык у него развязался, да и руки стали шаловливыми. Он обнял за талию Мой-нян, та не противилась, а только хихикала, откусил персик и сказал:
— Мог ли я думать, что испытаю такое блаженство!
— Это еще не блаженство, — таинственно улыбнулась Мой-нян. — Блаженство впереди. Я вижу, что у вас на сердце что-то есть. Поведайте мне, как близкому другу. Заверяю вас: все ваши тайны умрут вместе со мной.
— Ах, если б вы знали…
— Скажите же мне!
— Дорогая госпожа Мой-нян, я пришелец в Шамбале, все мне здесь непонятно и чуждо. Я жил обычной жизнью в обычном мире.
— Вы были женаты?
— Моя жена умерла, оставив мне маленького сына. Теперь ему два года. Мне нужно было заниматься сыном, а я пустился в приключения.
— Какие же, мой дорогой друг?
— Я выполнил просьбу одной ведьмы.
— Ведьмы? Да оградят нас бодхисатвы! О чем же попросила вас ведьма.
— Она попросила сопровождать двух русских к горе Кайлас. Отца и дочь. Вы знаете, кто такие русские? О, это такой народ! Такой народ… Они захотели совершить паломничество на Кайлас. Кайлас — это священная гора…
— Да, да, понимаю…
— Я привез их к Кайласу, но они не успели сделать священное восхождение. Отец заболел, и его пришлось вести в храм Дзунг. Тело его умерло, а сам он стал Буддой. Тело же его похоронили в священной ступе храма Дзунг. Я хотел вернуться с его дочерью к Кайласу, но она впала в безумие и повелела мне везти ее в Шамбалу. Помню лишь, что мы мчались куда глаза глядят, потом была пропасть и там сгорела машина. А позже я узнал, что дочь русского вовсе не русская, а принцесса Ченцэ, принцесса Шамбалы. А я… Я не знаю теперь, кто я…
Друкчен погрустнел и уронил кубок. И тут госпожа Мой-нян прижалась к нему всем телом и страстно прошептала:
— Вы мой господин и повелитель, и ради вас я готова на что угодно. На что угодно, понимаете?
И она страстным поцелуем впилась в губы Друкчена.
Ее поцелуй оказал исцеляющее действие. Отупляющий хмель вылетел из головы Друкчена, грусть прошла, зато на ее место явились совсем другие ощущения.
— У меня так давно не было женщины, — почти простонал Друкчен.
— Мы это сейчас исправим, — улыбнулась госпожа Мой-нян.
Она взяла Друкчена за руку и повела узким коридорчиком в небольшую комнату. В комнате стояла огромная кровать под балдахином, кругом красовались ковры и подушки.
— Возьми вот это, — протянула Мой-нян Друкчену красную пилюлю.
— Зачем?
— Если твой меч притупился, это средство снова сделает его острым и надолго. И наслаждение будет острее, поверь.
— Хорошо, — усмехнулся Друкчен и проглотил пилюлю.
И почти тут же в него словно бесы вселились. Точнее, в его бойца. Увидев, что воин готов к бою, Мой-нян засмеялась и одним движением сорвала с себя платье. Друкчен с вожделением смотрел на женщину: ее тело было совершенным, грудь сводила с ума, а об остальном и говорить нечего. Друкчен зарычал, как дикий зверь, и заключил Мой-нян в объятия. Они повалились на пол, и Друкчен тут же овладел красоткой.
— Какой ты торопливый, — засмеялась Мой-нян. — Ну ничего, у нас впереди еще целая ночь.
Но Друкчен все равно торопился. Это не понравилось Мой-нян, она сама стала наездницей и задала другой темп.
— Так-то будет лучше, — простонала она, целуя Друкчена.
Они резвились несколько часов, и пилюля тут не помешала. Наконец Мой-нян пресытилась и сказала:
— Дорогой, давай отдохнем, выпьем вина и съедим по кусочку засахаренных фруктов. После любви это так приятно.
— Все, что скажешь, сокровище мое, — лениво бросил Друкчен.
Мой-нян позвонила в колокольчик. Вошел мужчина. Был он статен, красив, глаза его горели, как два сапфира… Друкчен даже позавидовал статности этого мужчины.
— Раб, принеси нам вина и засахаренных фруктов!
Мужчина поклонился и вышел.
— Какой видный этот муж! — восхищенно сказал Друкчен.
Мой-нян немедленно взревновала:
— Ты хочешь попробовать с мужчиной? Метать стрелы в поганый медный таз вместо яшмовой вазы? Ах ты, неверный!
— Да нет, что ты… Мне, кроме тебя, никого не надо. Просто удивился — такой здоровяк и раб.
— Да, он странным образом попал сюда. Он уже был рабом, когда попал из внешнего мира в Шамбалу. Дай вспомнить его имя… Погоди… Да, верно. Лекант.
Россия, город Щедрый
Весна 2012 года
Стейки Влад пережарил. Это потому, что он все время оглядывался на Лизу и дарил ей очередной поцелуй.
— Прости, — покаянно сказал Влад, выкладывая стейк на тарелку Лизе. — Вообще-то я хорошо готовлю, но сейчас…
— Ерунда, — улыбнулась Лиза. — А консервированных персиков у тебя случайно нет?
— Нет, а что?
— Вот полжизни бы сейчас отдала за банку консервированных персиков! Это, наверное, секс с тобой на меня так действует.
— Возможно.
— Слушай, а который час?
— Не знаю. Вспомни Грибоедова. Ох, прости, а ты куда-то спешишь? Ты что-то говорила…
— Я должна быть у своих знакомых ведьм, но это ближе к полуночи. А пока просто неплохо было бы заехать домой и сообщить родителям, что я никуда не пропала и вообще…
