Наши путники при виде такого собрания опустились на колени и стали отбивать поклоны. Но вот Ли Пин сошел со своего кресла и подошел к стоявшему на коленях Друкчену.
— О золотоволосый друг мой, как странен твой вид! — сказал он. — Поднимись же скорее с колен и дай рассмотреть тебя. Сразу видно, что ты человек необычный. Поднимитесь и вы, друзья, и садитесь за стол. Устроим радостную трапезу по поводу встречи и хорошенько повеселимся. Мы здесь, в Ляншаньбо, рады новым людям, тем более когда эти люди нам не враги. Но для начала назовите ваши славные имена.
— Я Друкчен Чужеземец, предводитель этого отряда.
— Я Жуй по прозвищу Железная Крыса.
— Я Дуй по прозвищу Ветер В Ракитах.
— Я даосский монах Куй по прозвищу Аист Не Вовремя.
— Я Лей по прозвищу Яшмовый Таз.
— Я Пей по прозвищу Волшебник Лазуритового Города.
— Все мы разбойники, ваша милость, — сказал Друкчен. — Но никогда не марали рук душегубством. Вот если что где плохо лежит…
Ли Пин рассмеялся:
— Что ж, господа разбойники, у нас вы найдете применение вашим талантам. Я представлю вам наших главарей, чьи имена гремят далеко за пределами Ляншаньбо: Ань Ду, Бей Пин, Вонг Чу, Гао Чай, Ду Фу, Е Де, Жуй Мень, Зао Лян, И Во, Кань Ту, Ли Бо, Мынь Фу, Нунг Тхон, Оуян Сю, Пань Ань, Рю Дарю, Сунь Ятсен, Тань Мань, У Фэй, Фэй У, Ху Цэ, Цзюань Линь, Че Ге, Шао Бао, Щун Се, Эге Ге, Ю Лян, Ян Ли. Запомнили хоть кого-то?
Разбойники удрученно покачали головами.
— Ну ничего, в процессе пира перезнакомитесь. Эй, слуги! Накрывайте-ка столы!
Немедленно в большой зал были принесены длинные деревянные столы и лавки. На столы постелили вышитые узорчатые скатерти, на лавки набросали пышных подушек. Тут же забегали слуги, подавая на стол яства и вина. Чего тут только не было! У всех, севших за стол, разгорелись глаза и потекли слюнки. Тут были:
фазаны копченые,
пироги печеные,
угри верченые,
потроха крученые,
ананасы моченые,
картошка толченая,
селедка перченая,
корюшка соленая,
печенье слоеное,
…ну и так кое-что по мелочи вроде медвежьей печени и драконьих мослов. Говяжий
студень также был хорош.
— Не церемоньтесь! — угощал всех Ли Пин. — А то пока будем церемониться, все остынет. А медвежью печень хорошо есть только горячей, холодной ее и в рот не возьмешь.
Тут слуги всем налили по большой чарке вина (отличного шандунского вина!), и первый тост сказал Сунь Ятсен:
— За большого человека Ли Пина и за славный Ляншаньбо!
Все выпили и принялись закусывать. Пошли в ход и фазаны, и угри, и пироги. После того как гости и хозяева выпили трижды по три чашки вина, Ли Пин сказал:
— Пора послушать славную музыку! Эй, слуги, зовите сюда музыкантов и певичек!
Раздался звон цимбал и циней, свиристенье флейт, и в зал вошли музыканты. Певичек было три, одеты они были весьма целомудренно и даже лица прикрывали вуалями.
— В Ляншаньбо женщины ведут себя смиренно, — пояснил Друкчену Шао Бао. Шао Бао был толстяком, одышливым и неповоротливым, но так только казалось. Лучше его никто не мог метать отравленные дротики. — Одна из певичек — младшая внучка Ли Пина. Она обучалась пению у самого великого певца Шамбалы!
— Кто же в Шамбале самый великий певец? — поинтересовался Друкчен, но Шао Бао не ответил, а призвал его внимательнее вслушаться в слова песни.
Зазвенели цимбалы, заиграла флейта, и девушка, поводя руками в длинных рукавах, запела:
Ждешь ли ты меня, любимый?
Видишь ли мой путь во мраке?
Я иду, и снег в ладонях
Алым стал, как будто маки
Расцвели. Любимый, слышишь?
Я пою, мой голос тонок,
Тоньше ниток паутинных…
Будет у меня ребенок —
Научу такому пенью,
Научу такому смеху,
Чтобы все вокруг любили,
Чтобы все вокруг, как эхо,
Эту песню затвердили.
Помнишь ли меня, любимый?
Боль души и трепет тела?
Я иду, мой путь ложится
Точно так, как я хотела.
Только я боюсь — забудешь.
Только я боюсь — не встретишь.
И любовь мою на нитки
Паутинные растреплешь…
Певице рукоплескали. Песня была грустная, многие из вождей прослезились и, чтоб совсем не расклеиться, выпили еще вина.
— Пока мы еще не совсем пьяны, — сказал Ли Пин, — и луна не взошла, расскажите нам, дорогие гости, куда вы держите путь.
— Мы идем в Сангё по поручению принцессы Ченцэ.
— Что же нужно вам в Сангё, этом городе проклятых душ? Мы его даже никогда не грабили, чтобы не навлечь на себя немилость богов.
— В Сангё есть храм Благого Восьмеричного Пути, а в том храме — священный источник.
— Слыхали мы об этом. Говорят, служки храма собирают по капле токи этого источника, потому что он сильно оскудел. И ни за какие деньги нельзя у них купить сосуд с волшебной водой. Говорят, она возвращает молодость и силу?
— Да, говорят. Принцессе нужна эта вода.
— Зачем это? Разве принцесса одряхлела так, что уж и не встанет без волшебной воды?
— Дело не в том, — лукаво улыбнулся монах Куй по прозвищу Аист Не Вовремя. — Вода возвращает утраченную девственность.
— А принцесса утратила девственность без мужа?
— Да. А скоро ее свадьба с принцем Нампхоном. Принц сойдет с ума, ежели узнает, что его избранница не целомудренна. Вот она и послала нас в путь.
— На верную гибель послала вас принцесса из-за своей утраченной девственности! — возник Сунь Ятсен. — Я всегда говорил, что женщина — это коварство!
— Почему на верную гибель? — побледнел монах Куй.
— Да потому что Сангё — город живых мертвецов, где всякую истинную душу ждет гибель от их грязных лап! К тому же храм Благого Восьмеричного Пути охраняется так, что туда и не подступиться. Только такие люди, как наши, могли бы добыть эту воду! Потому что…
— Мы из Ляншаньбо! — грянули все хором. Ужасно громко. Певичек как ветром сдуло.
— Верим мы, что храбрецам Ляншаньбо подвластны небо и земля и преисподняя, — сказал Друкчен. — Но мы дали слово принцессе Ченцэ не возвращаться без святой воды. Она надеется и ждет нас.
— Так мы поможем вам! — сказал Ли Пин. — У нас столько храбрецов, которые поддержат вас! Хотя делаем мы это не из-за принцессы Ченцэ, а из-за вас: славные вы люди!
— Мы недостойны такого к себе отношения, — загомонили наши удальцы и принялись кланяться.
