Ли Пин узнал старуху.
— Лань-эр, что стряслось? — спросил он у нее.
У Друкчена стало неспокойно на сердце.
— Страшная беда случилась, господин и отец! — завопила старуха и, вырвавшись из рук стражников, упала на колени. — О горе, горе!
— Довольно причитать, расскажи все толком, — сердито приказал Ли Пин.
Он, по всему, был недоволен, что уже начали собираться зеваки, хотя стражники и покрикивали: «Проходите, проходите, нечего здесь смотреть!»
Лань-эр, справившись со слезами, заговорила:
— Я на сегодняшний день приставлена нянюшкой к нашей голубушке Цыси. Должна была ей во всем помогать, когда господин супруг изволит уйти.
— Ну и?..
— Я помогла госпоже Цыси умыться и одеться, затем мы покушали. На завтрак были пампушки в меду, молоко и чай…
— Да не тяни ты…
— После завтрака мы с госпожой прибрались в комнатах и сели шить. Мы разговаривали о вещах благочестивых, и госпожа изъявила желание как-нибудь отправиться с супругом к священным источникам, чтобы помолиться и испросить благословение на брак. А потом…
— Ну что, что?
— Госпожа вдруг побледнела и упала в обморок. Когда я привела ее в чувство, она долго сидела молча, а потом и говорит мне: «Знаешь, кто я? Я маленький белый котенок! Дай мне клубочек ниток, чтобы поиграть!» Я отвечаю: «Что за шутки, госпожа! Вы уже выросли для таких шуток. Полно вам! Возьмите лучше иголку с ниткой да зашейте вот эту прореху!»
Но Цыси не послушалась меня. Она стала прыгать, играть с нитками и мяукать, как котенок. Я пыталась ее образумить, но тогда она шипела, плевалась и царапалась. Господин и вождь, боюсь, ваша внучка повредилась в уме!
— Сбылось проклятие, — прошептал Друкчен, бледнея.
— Я не верю этому, — решительно сказал Ли Пин. — Скорее всего, в моей внучке бродит хмель после вчерашних возлияний. Или ты, старуха, напоила ее чем-то?
— Клянусь! — завопила Лань-эр. — Клянусь своей утраченной девственностью, что, кроме парного молока и зеленого чая, Цыси ничего не пила. И то же пила с нею я!
— Идем в твой дом, дорогой зять, — сказал Друкчену Ли Пин. — И ежели сбылось проклятие, то… Крепись.
— Я не оставлю Цыси, какой бы она ни была, хоть бы и драконицей, — сказал Друкчен. — Я полюбил ее всею душой.
— Спасибо тебе, друг. Идем.
И они пошли к дому Друкчена.
Когда Ли Пин, Друкчен и Лань-эр вошли в дом, их встретила тишина. Все остальные ждали за воротами и волновались.
Друкчен осмотрелся. Все чисто и прибрано, нет никаких следов разрушительной деятельности безумия. Может, и впрямь Цыси просто все еще под хмельком?
— Цыси! Цыси! — позвал Ли Пин. — Дитя мое, выйди к нам из женских покоев. Здесь твой супруг, дедушка и няня.
— Цыси, милая, как ты? — подал голос и Друкчен.
Тут отодвинулась дверь, ведущая в женские покои, и появилась Цыси. Но в каком виде! Она скроила себе из белой простыни штаны и рубаху, на голову прикрепила уши из белой ваты и набелилась так, что узнать было сложно.
— Что с тобой, Цыси? — ахнули все.
— Я маленький белый зайчик, — писклявым голосом проговорила Цыси. — Зайчик-попрыгайчик. Скок-поскок, с берега на песок, на мосток и молчок! А вы кто? Серые волки?
— Мы твои любящие родственники, Цыси. Вот это твой муж, господин Друкчен. Помнишь его?
— А что такое муж? — спросила Цыси и пошевелила ватными ушами. — Он будет со мной играть?
Друкчен заплакал от жалости к жене.
— Я буду с тобой играть, милая Цыси, — сказал он. — Я люблю тебя и сделаю все, что прикажешь.
Цыси подошла к нему и сняла кончиком пальца слезинку с его щеки. Попробовала на вкус:
— Солоно. Что это такое?
— Это слезы, Цыси. Милая, тебе надобно показаться лекарю. Друкчен, Лань-эр, поухаживайте за нею. Снимите с нее это дурацкое одеяние, а я пойду за нашим лекарем Мао.
Няня подошла к Цыси и попыталась снять с нее уши из ваты. Та завизжала и забилась:
— Ушки, ушки, мои бедные ушки-усики! Их хотят оторвать!
Друкчен подбежал к Цыси и нежно обнял ее:
— Успокойся, родная моя. Никто не оторвет твои ушки. Хочешь, я поиграю с тобой в игру?
— Какую игру?
— Мы с тобой будем большими говорящими куклами.
— Да-а? Это здорово.
— Только ты одета как зайчик, а не как кукла.
— А ты одень меня как куклу.
— Конечно, одену. Идем со мной, милая.
Друкчен взял на руки жену и прошептал Лань-эр:
— Помогите мне одеть ее.
Вдвоем с Лань-эр они надели на Цыси приличное платье. Хотя от ватных ушей бедняжка так и не пожелала отказаться.
— Надо немедленно пригласить лекаря, — сказал Ли Пин, увидев свою бедную внучку в таком состоянии.
Лекарь был приглашен. Он трижды считал пульс Цыси, рассматривал ее зрачки, простукивал спину. Наконец он сказал:
— Природные жидкости госпожи пришли в волнение, что привело к разлитию черной желчи. Она давит на мозг, и именно поэтому разум ее находится в помутнении.
— Как же быть? — спросил Друкчен.
— Необходима жидкость, которая растворит черную желчь и отведет ее от мозга естественными путями.
— Что же это за жидкость?
— К сожалению, ни одна жидкость в мире не поможет тут, — сказал лекарь. — Есть только одна надежда: в городе Сангё, в храме Благого Восьмеричного Пути, имеется источник, вода из которого исцеляет все недуги. Правда, воду эту добыть трудно.
— Но мы добудем ее! — сказал Ли Пин. — Дорогой брат Друкчен, ты и твои соратники! Я пойду с вами в путь за святой водой. В моей жизни немного радостей, и одной из этих радостей является милая Цыси. Я не могу вынести вида того, как она страдает.
Цыси же в это время принялась напевать какую-то песенку и собирать цветы. Потом подошла к Друкчену и протянула ему букетик:
— Ешь травку, мой ослик!
— Боги, как ужасно это безумие! — зарыдал один из самых крепких разбойников.
После недолгих рассуждений собрали отряд, который должен был следовать в Сангё за святой водой. Это были пятеро удальцов под водительством Друкчена, сам вождь Ли Пин и его удальцы Оуян Сю, Шао Бао и Рю Дарю. Оуян Сю собирался описать их поход в новой поэме.
Друкчен поцеловал молодую жену, и они отправились в поход.
Благодарение богам, день для этого выдался благоприятный.
Храм Восьмеричного Пути ждал их.
Россия, город Щедрый
