– Что вы использовали в качестве веса? – прямо на ходу поинтересовался скандинав.
– Это… Это не совсем вес.
– А что же тогда?
Мне пришлось остановиться. Продолжая дышать глубоко, я потянула сперва одну руку, затем другую, сделала несколько вдохов и выдохов, чтобы успокоить грудную клетку. Халмар застыл на одном месте и разглядывал меня.
– Это не вес. Подождите, мне нужна минута, все поправить.
Не имея другой возможности, раскрыла рюкзак прямо при нем и вынула один из контейнеров наружу и вместе с ним соскочившее защитное полотенце.
– Это еда? – ледяной голос чужестранца дрогнул. – Вы взяли с собой на пробежку еду? В контейнерах?
– Нет, вы неправильно меня поняли. Это еда. Но я ее взяла не для себя, а для вас.
– Для меня?
В тот момент он был похож на короля ледяного царства, которому только что кто-то из прислуги посмел предложить свой нищебродский бутерброд. Как бы ни было, я договорила:
– Для вас. Я не знала, как вас отблагодарить за этот подарок и решила угостить местным традиционным блюдом. Взяла его с собой, чтобы отдать вам после занятий. Это, – я открыла один из контейнеров и протянула ему, – пирог. А к нему обмачка.
– Обмачка?
– Обмачка… Ну… это… будем считать, это своего рода соус, в который нужно макать пирог, а потом есть.
Глава 17
Этой ночью я засыпала с улыбкой на лице. Натертая жизненными неудачами женская интуиция кричала, что радоваться не стоит, но романтик во мне задавил ее и растянул блаженную улыбку на моем лице. Я сияла в темноте своей комнаты и не хотела сопротивляться давно забытому чувству влюбленности.
Как он это сказал? «Это вы сделали только ради меня?».
Обычно, если растопить лед – получится довольно противная тепленькая лужа. Сегодня вечером я была свидетелем того, как лед может превратиться в радугу. Халмар… Его так зовут. Сперва удивился, надменно так смотрел на меня. Я уже думала, фыркнет, развернется и сделает вид, что мы незнакомы. А на деле удивился, а потом забрал у меня рюкзак и нес его на своей спине до самого конца пробежки. Мы сделали еще круг по парку уже пешим шагом, чтобы остыть и завершили прогулку, остановившись на пустой детской площадке.
– Я подвезу тебя домой, – он мгновенно перешел на «ты».
Я погасила мелькнувшую внутри вспышку, вовремя вспомнив, что он иностранец. У них понятие «вы» используется в иных случаях. А между коллегами только «ты». А мы коллеги. Да, он выше меня по должности, но все же не хозяин всего предприятия, а такой же обычный подчиненный. Это немного успокаивает. Второй раз допускать ошибку с начальством я не планирую. Если бы он был владельцем или занимал пост Бесихвостова – ни о каких пирогах и совместных пробежках речи бы не шло. Второй раз повторять ошибку в своем же городе я не намерена. Если бы мы жили в столице, не было бы никакого значения. Там этот трюк можно повторять хоть десятки раз – компаний настолько много, что очень быстро все забывается. Не так, как у нас в Липецке, в какой конец не поедешь, встретишь всех знакомых.
– По дороге, можем попробовать твой пирог.
Только тут я поняла, что промахнулась. Пирог и обмачку я взяла, а вот чай или кофе в термосе – забыла. Пришлось повиниться, Халмар сказал, что это не проблема и мы заехали на ближайшую заправку. Он купил кофе нам обоим. Пробовать пирог мы устроились на той же заправке, остановились на свободном месте с видом на лес.
– Что это такое, повтори еще раз, – спросил скандинав после того, как поднес открытый контейнер с обмачкой к лицу и понюхал кисловато-сладкую субстанцию.
– Это традиционное русское угощение. Мне хотелось тебя удивить, – я тоже без стеснения перешла на «ты», – искала что-то, что ты бы не увидел ни в одном из наших магазинов. Обмачка, соус, сделана из деревенских продуктов. Эко, понимаешь?
Было жутко неловко. Ледяные глаза внимательно наблюдали за мной, он слушал все, что я говорила. Для кого-то это могло показаться делом обыденным, но не в наших краях. Разговоры мужчины и женщины, мои, к примеру, и Ерохина. Если так подумать, мы никогда особо не разговаривали. По его мнению, женщина не может быть другом человеку, мужчине то есть.
– Для этого рецепта берется молоко, коровье, не пастеризованное и на огне варится около четырех часов, потом заквашивается с кефиром или со сливками, процеживается, получается такая масса, она похожа на творог. Ты… хоть что-то понял?
Халмар вместо ответа, отломил кусок хлеба и макнул его в обмачку. Мужественно положил угощенье на любителя в рот. Прожевал. Ни один мускул не дрогнул.
Мы потом о чем-то говорили. Я лишь теперь понимаю, что он задавал короткие вопросы, а меня словно прорвало. Я говорила и говорила. О том, как люблю море, как хочу увидеть фьорды, рассказала все, чем восхищаюсь. И в самый неподходящий момент заметила, что каким-то чудом мы уже успели подъехать к моему дому.
– Спасибо за угощение, – просто обронил он.
– Спасибо за кроссовки. До завтра!
– До свиданья.
Так и попрощались. Когда надо, я тоже могу быть притворно вежливой. Я ему душу – он мне молчание. И, кажется, я его взбесила. Он уже наверняка жалеет, что потратил столько времени на ноющую бабу. О, это слова Ерохина. Иностранец, разумеется, сказал бы более утонченно. Но суть от этого не изменилась бы.
– Давно вы знакомы с Русланом?
Да, именно этот вопрос Халмар решил задать напоследок. «Давно вы знакомы с Русланом»? Я ему душу – а он о работе. Радуга испарилась, от нее остались только слабые воспоминания.
– Я? Столько же, сколько и с вами. С тобой, то есть.
– Это правда?
– Правда, а почему…
Следующее, что я запомнила – это его губы. Прохладные, сухие, жесткие.
Чужие.
Их прикосновение к моим губам было резким, даже напористым. Ни в коем случае, даже в сильном опьянении, я бы не назвала его робким. Нет. Так берут вещь, которая тебе принадлежит. Не спрашивая разрешения, не мечась в сомнениях.
Уж не знаю, что на меня нашло. Или его наглость, или это непонятное, своевольное поведение, как будто он, как и многие иностранцы, пребывает в полной уверенности, что в России все девушки легкодоступны – но я стукнула его по плечу и заставила отстраниться от себя.
Выдержав мрачный взгляд, повторила:
– До свиданья.
И вышла из машины. Он даже не попытался догнать, узнать, что меня не устроило или хотя бы извиниться. Теперь лежу в темноте и вспоминаю его поцелуй. Это первый мой иностранец. Громко сказано. Надо быть скромнее – это мой первый, после мужа. Так лучше. Несмотря на этот очевидный факт не считаю, что допустила ошибку. Кто-то может быть и готов прыгать в постель на первом свидании. Кто-то. Но не я.
