– Не все,- подал голос Логовайтис- Я понял, о каком доме речь.
Все выдохнули:
– Ну?…
– Это ненастоящий дом. И ненастоящий парк. Одна сплошная декорация. Правда, чрезвычайно убедительная. Вы будете смеяться, но это работа моего знакомого эльфа - театрального художника - декорации для пьесы «Кукольный дом». Ее ставили в конце весны - под День Эльфийской Независимости. Мы, эльфы, вообще большие ценители театрального искусства, но любим, чтобы действие спектакля происходило не в обычном, людском театре с кулисами и рампой, а…
– В особняке,- закончила за эльфа девушка.- Интересно только, как про эти декорации смогла узнать Надежда?
– Элементарно.- Эльф поправил плащ.- Вход на премьеру был свободный. И хотя мы, конечно, не афишировали свою… сценическую деятельность, Надежда, как лицо, вращающееся в не совсем человеческих кругах, вполне могла об этом узнать.
– Логично. Эдуардас, ты хорошо помнишь ту местность и дорогу к ней? С Вика спросу нет, для его это только сон был, и то он, пока вспоминал, весь потом изошел…
– Конечно, я все помню. У эльфов уникальная память. Потому что, в отличие от людей, в нашем организме содержится большое количество йода и двуоксопирролидинилацетамида. Это способствует консолидации памяти и стимуляции интегративной деятельности головного мозга.
– Bay! Тогда вопросов нет. Быстренько ловим такси и едем, ага?
– Ага,- хмыкнул Викентий.- Вы считаете, что по Москве сейчас еще ездят такси?! Когда от змей проходу нет?!
– Вик,- снисходительно потрепал психиатра по плечу спецназовец-оборотень,- плохо ты знаешь московских таксистов. Они будут калымить даже во время Армагеддона. А то какие-то змеи, тьфу!…
Викентий только вздохнул.
* * *
– Смотри,- тронула бывшего психиатра за плечо Элпфис,- эта местность не кажется тебе знакомой?
– Если убрать вон тот свеженасыпанный мусорный курган, то… в этом есть нечто от дежа вю.
– Тогда выходим.
Таксист, высадивший их в столь неприглядном месте, рванул обратно в Москву так резко, что даже чаевых не взял. Плохой знак.
Да ведь и местность кругом была такая - маньяку в ней впору резвиться, полуметровым тесачком помахивать, острое лезвие пальчиком ласкать, жуть очередную замышляя-предвкушая. Либо серьезному, дельному самоубийце свое дело довести до победного (пардон, до погребального) конца.
Даже грязные упыри-объедалы, падалыцики, сборщики всех ментальных нечистот - и те таким пленэром бы побрезговали.
– Да, - поежился. Викентий,- сменилась картинка. Волшебный фонарь, блин.
– Все равно надо идти.- Кирилл втянул носом воздух, сморщился брезгливо.- Где-то там должен быть аналог дороги по типу «тропинка».
– Ну, раз наш оборотень заговорил уставным языком, мы и впрямь близки к цели,- усмехнулась Элпфис.- Только не расслабляйтесь, мальчики. Оружие держите в руках, а не в районе мошонки.
И с этим циничным напутствием первой шагнула сквозь мусорные завалы к едва видневшейся среди намертво переплетенных зарослей шиповника и дикой малины тропке.
Да, широкой гравийной дороги не было. Как не было и роскошного парка, который тогда, в первый раз, Викентий сравнивал аж с Сочинским дендрарием. А была кругом такая мертвящая тишина и запустение, что и во сне не приснится.
Что, кстати, может служить утешением. На фига нормальному человеку такие сны?
По обе стороны от тропы валялись ржавые створки входных ворот, а за ними торчали рядами корявые пни с приколоченными к ним плоскими фанерными березками-дубками-липками. А также картонно-целлулоидными пальмами. Нарисованную листву размыло дождем, и она превратилась в грязное неэстетичное зрелище. Скульптурные группы валялись на мертвой траве и вовсе не были, как тогда, изысканно-фривольными и великолепными. Гипсовые девушки с веслом, метатели ядра и пионеры-горнисты с источенным дождями ржавым каркасом. Кстати, и журчащих родников с фонтанами не наблюдалось. В дырявой, с облупившейся побелкой чаше фонтана шелестели-бились на ветру блестящие целлофановые полоски, а в прорытой для ручья канавке слепо поблескивала и шуршала спутанная елочная мишура…
– Театр,- горько прошептал Викентий, вспомнив, чего ему стоили все эти постановки гениального режиссера Надежды Абрикосовой.
Особняк издалека казался прежним, даже стекла эркеров выглядели настоящими, а не полиэтиленовыми. Но Элпфис вскинула свой «хеклер-кох» и негромко приказала:
– Не рассредоточиваться. Держаться за мной. Кир, отвечаешь за Вика. Эльф, прикрываешь с тыла. А теперь вперед, но аккуратно.
– Это как?!
– Как в балете, блин, на пуантах! - тихо огрызнулась Элпфис. Все-таки милитаризированность характера здорово ее портила.
Таким манером они подошли к роскошному фасаду. Впрочем, вблизи его роскошь тоже оказалась сплошной бутафорией: аляповатая роспись по фанере, грубые мазки, долженствующие изображать лепной декор, и даже переводные картинки - вместо напольных ваз с цветами.
Двери и окна, естественно, тоже были нарисованы.
– Он плоский,- подал голос эльф.- Не забывайте, я же сказал: это всего-навсего декорация.
– И что нам это дает? - задала риторический вопрос Элпфис, передернула затвор и повела свою группу в тыл особняка, действительно плоского, будто игральная карта.
С тыла это был просто кусок некрашеной фанеры, подпертый с двух сторон хлипкими на вид березовыми стволами.- И больше ничего. Ничего, кроме густого слоя серой плотной какой-то пыли.
– Актриса, твою мать! - неожиданно взбесилась Элпфис.- Театралка!
И ногой перешибла стволик-подпорку. Фанерная конструкция опасно закачалась…
– Отходи! - не своим голосом взвыл Кирилл…
Потому что разгневанная Элпфис перешибла хребет, если можно, конечно, так выразиться, и второй подпорке.
Вся команда успела отскочить вовремя. Фанерный дом рухнул с треском, поднявши в воздух целые облака серой пыли.
– Какая муха тебя укусила?! - возмущенно проорал Кирилл девушке, едва все смогли кое-как прочихаться и глаза протереть.- Тебе больше заняться нечем, кроме того, что этот чертов дом ломать?! А конспирация?!
В ответ ставшая до крайности невежливой Элпфис членораздельно и подробно объяснила Кириллу, кем он является, что делает в свободное от работы время и может ли после всего вышесказанного считаться сторонником традиционного секса. Викентий, впервые столкнувшийся с образцом такого виртуозного, интеллектуального и сугубо дамского мата, порадовался за то, что вовремя смолчал в отличие от поручика Шапкуненко, не ко времени влезшего со своими замечаниями. Даме нельзя перечить. На то она и дама. Хочет лететь к звездам- пусть летит. Хочет ломать дом - пусть ломает. А возразишь - окажешься тем самым отъявленным извращенцем, который себя же своим же и в свою же… Вот.
